HOMO FABER

— Кстати, а давайте вы поговорите со своим земляком, точнее, землячкой, которая хочет спасти свою страну и ради этого пришла к нам на службу?

— Не хочу. С проститутками брезгую общаться. А никем другим человек, который служил одним, а потом перешёл к другим, не может быть.

— Но всё же попробуйте. Я её пришлю к вам ближе к вечеру, а сейчас позвольте мне откланяться, — немец встал, наклонил голову. — Желаю вам приятного отдыха, герр Макаров. И подумать над моим предложением о сотрудничестве с нами. Всего хорошего.

Глава 19

Когда я увидел Радистку Кэт, переступившей порог в моей комнате, то даже не удивился ничуть.

Фрагмент 8

Глава 19

Когда я увидел Радистку Кэт, переступившей порог в моей комнате, то даже не удивился ничуть.

— Интересно, как ты меня отравила? — вместо приветствия спросил я.

— Влила в банку со сгущённым молоком снотворное, когда ела её ложкой по очереди с тобой, — спокойно ответила она.

— А если бы сама загнулась, ведь у меня вес больше, нужно и снотворного больше?

Та отвечать не стала, просто пожала плечами.

— Надо же какая готовность пожертвовать собой ради помощи врагам, которые разоряют родную землю, — ядовито произнёс я, наблюдая за реакцией гостьи.

— Я не ради них, а будущего своей страны, которую уничтожают большевики! — вспыхнула она в одно мгновение. Лицо её покраснело, а кулачки сжались так, что кожа побелела на костяшках.

— Уничтожают? — я приподнял одну бровь в вопросительно-удивлённой гримасе. — Это те самые большевики, которые превратили аграрную необразованную страну в государство технологическое, где почти каждый имеет хотя бы начальное образование, а учёные создают свои собственные разработки, не идя на поклон за патентами к другим правителям?

— И где эти учёные сидят? В лагерях за колючей проволокой под охраной собак и пулемётных вышек! — в тон мне ответила девушка. — А рядом с ними в лагере сидит половина страны.

— Интересно, кто же тогда поднимает целину, работает на тысячах заводах, кормит не только свой народ, но и население других стран, поставляя туда зерно? Наверное, из лагеря на поля и за станки выгоняли зеков утром, а вечером вертухаи штыками и собаками сгоняли в бараки их обратно…

В общем, первая беседа наша совсем не задалась, зато потом…

* * *

— Вот оружие, — шёпотом произнесла девушка, с этими словами она задрала длинную юбку и достала затвор с магазин от пистолета. Оба предмета были привязаны к внутренней стороне бедра под чулками. — Отвернись!

— Будто я что-то там не видел, — буркнул я, но просьбу выполнил.

Через полминуты раздалось разрешение повернуться. За это время Катя успела привести свою одежду в порядок и спрятать детали пистолета под маленькую подушечку на кресле.

Шёл десятый день моего пребывания в плену. Казалось, обо мне все забыли. За всё время я четырежды общался с Карлом. Да и то наши беседы в эти встречи были ни о чём. Больше не было угроз, предложений, въедливых расспросов. Абверовец вёл себя так, будто я перестал его интересовать совсем. И я терялся в предположениях: это какая-то игра, заставляющая меня расслабиться перед сокрушительным ударом по моим убеждениям и желаниям; или же моими вещами они сумели распорядиться настолько эффективно, что на волне эйфории строят планы с ними дальше, отложив мою разработку на потом. В последнем случае невнимание к моей персоне ничуть не удивительно, ведь вряд ли много народа знает про меня и имеет доступ к артефактам из будущего. Поэтому, времени заниматься сразу двумя направлениями — мной и костюмом с винтовкой, у них нет.

Зато с Радисткой Кэт я стал видеться дважды в день. Она приходила, садилась в кресло, и мы начинали… ругаться. Ну, ничем другим наши разговоры я обозвать не могу. Поочерёдно приводили свои примеры и разбивали чужие. Ей-богу, в один из таких моментов я даже засомневался, что нахожусь в реальном мире, а не лежу в больничной палате и не вижу реалистичные красочные галлюцинации. Уж очень споры с Кэт были похожи на множество шоу, которыми оболванивают народ в моём времени.

Потом я просто отмахнулся от этих мыслей, решив, что пусть всё идёт своим чередом, даже если я сейчас в коме нахожусь. Заодно вспомнилась история вербовки из «Трёх мушкетёров», где миледи охмурила своего тюремщика — фанатика Фельтона. В моём случае всё происходит практически так же. Попробовать перетащить на свою сторону девушку?

«А что я в итоге теряю?», — пожал я плечами про себя, когда мне в голову пришла эта мысль.

На шестой день у девушки случилась истерика. Пришлось успокаивать и отпаивать коньяком, который мне несколько дней назад любезно оставил абверовец. Причём, это был русский, точнее грузинский коньяк. Во время этих танцев с бубном (точнее со стаканом и бутылкой) я сам не заметил, как вдруг оказался вместе с ней в постели, откуда она утром вылетела пулей, едва осознав, что произошло. В тот день я её не видел больше.

На следующий день вместо обычных наших споров я услышал типичные женские фразы «как ты мог так поступить… ты воспользовался состоянием и использовал меня… тебе от меня только одно и нужно… а что ты ко мне испытываешь?..». Ещё через сутки она согласилась помочь мне бежать. И вот сегодня принесла несколько деталей от пистолета, который я у неё попросил. Вместе с бумагой, карандашами и акварелью.

Всё так быстро произошло да ещё притом факте, что в первую (то есть, во вторую — здесь, в плену) встречу в глазах помощницы я видел только ненависть и презрение, что я сильно сомневался в её правдивости и искреннем желании мне помочь. Больше шансов, что это какая-то замысловатая игра немецких разведчиков, а не мои успехи на ниве вербовки. В самом деле, ну, какой я вербовщик со своими талантами, которых почти и нет? Да ещё агент — не какая-то домохозяйка или студентка, а подготовленный в разведшколах специалист.

Впрочем, а не всё ли равно по чьему-то плану я получу свободу или по собственному? Оружие у меня уже есть. Хорошо бы вернуть своё барахло, но вряд ли такое возможно.

На следующий день я получил от Радистки пистолетную рамку (в обеденный визит) и массивную трубку глушителя (вечером). С учётом имеющихся деталей теперь у меня есть бесшумный пистолет.

— А что ты рисуешь? — с сильным любопытством в голосе спросила меня девушка, когда привела себя в порядок после короткого и бурного секса, случившегося сразу же, как только я спрятал детали в тайник.

— Вот, — я взял из ящика стола десять листов бумаги со своими рисунками и протянул их ей.

— Это я?!

На каждом рисунке была изображена Катя. И везде разная.

— Зачем ты нарисовал меня в большевистской форме? — нахмурилась она, взял лист, где я изобразил её в красноармейской гимнастёрке и юбке с майорскими погонами. — И с погонами? Они же у них запрещены.

— Потому что это не настоящая русская форма, из-за погон. А ещё ты в ней отлично выглядишь, Кэт, — улыбнулся я ей.

— И не называй меня так.

— Не могу, — развёл я руками и подмигнул. — Это твой позывной для меня.

Рисовал я девушку не просто так, а ради оружия — ППШ, МП, пистолетов и гранат, патронов. Каждый рисунок общего плана потом дополнялся увеличенной частью (на том же листе), где был сделан акцент именно на оружие или боеприпасах. Катя на моих рисунках красовалась в платье, в форме Красной Армии и Вермахта, в эсэсовской форме. Немцы не знают моего Секрета (именно так — с большой буквы)