Хомотрофы

Я въехал во двор административного корпуса без пяти семь.

Группа уничтожения генератора уже движется в направлении завода. Людоедов ведет Николай.

Менги еще ни разу не были на территории завода. С тех пор как спираль самоорганизовалась, по ее обычному маршруту нельзя достичь конца. Кроме меня, никто не смог преодолеть этот путь.

Людоеды, вооруженные ломами, монтировками и кувалдой, приближаются к заводу.

Какие искушения зреют в нечеловеческих сердцах?

Я грубо блефовал, угрожая Илье подготовленной группой, которая должна будет принять самые решительные меры в случае нарушения менгами обязательств. Даже если бы мне удалось набрать такую команду, вряд ли в самую решительную минуту люди посмели бы поднять руку на чудовищ, перед которыми испытывали многолетний страх.

Илья, конечно, предполагал, что я блефую. Тем не менее, я высказал ему свою позицию. Теперь оставалось полагаться только на честность Ильи – то качество, которым я сам в этой игре в любое время готов был пренебречь.

Я поздоровался с охранником и свернул в сторону конференц-зала.

В зале разместилось около ста человек.

В переднем ряду располагалось высшее руководство.

На Елене был ее черный с серебристыми разводами костюм. Около нее сидел угрюмый лысый бородач – зам по коммерции, за ним вальяжный здоровяк – зам по технике безопасности, рядом худенький старичок с вытянутым лицом, напоминающим мордочку утконоса, – зам по координации.

Я нашел себе место рядом с выходом – обеспечил путь к отступлению на случай неудачи. Рядом тяжело бухнулся плотный мужчина с усами, начальник одного из цехов.

Люди постепенно заполняли места. Среди них были знакомые, а были и такие, кого я видел впервые. Некоторые сдержанно шушукались, но большинство хранили молчание.

Какие же у всех ответственные выражения на лицах!

Покорность судьбе, понимание неизбежности момента – такими бывают человеческие лица на похоронах, при произнесении некрологов.

Внезапно стало совсем тихо. Сзади послышались шаги, и по проходу в развалку зашагал мужчина. Его белый летний костюм и мягкие туфли молочного цвета резко контрастировали с черно-серой толпой подчиненных.

Директор был не молод, но и не настолько стар, чтобы допустить, что восемьдесят лет назад он позировал Жоану Миро.

Взойдя на подиум, он сел за низенький столик, к которому был подведен микрофон.

Присмотров прокашлялся.

– Доброе утро, – сказал он. – Начнем, как обычно, с информации о кадровых изменениях.

Я нащупал капсулу, стал лелеять этот гадкий шершавый комок, пытаясь убедить себя в его ценности.

Важность происходящего – вот о чем все думали в эту минуту. И я не должен был среди них выделяться.

На подиум поднялся Курин, зашел за стойку трибуны. Отрегулировав наклон микрофона, он поздоровался и сразу начал зачитывать фамилии и должности назначенных за последний месяц руководителей. В том числе он назвал и меня.

Я встал, вежливо поклонился залу и снова сел.

После Курина на выступил зам по коммерции. Он отчитался о совершенных за месяц приобретениях и осторожно предложил наладить контакт с австрийской фирмой для закупки современного оборудования. Старинная, ящичная, технология производства поролона давно утратила актуальность, говорил он, и приобретать износившиеся детали для старого оборудования стало слишком сложно.

– Давайте пытаться модернизировать технологию, – робко проговорил он.

В ответ прозвучал протест с места.

– Артур Михайлович! – сказала Вырлова. – Моя структура продублировала работу коммерческого направления. Мы нашли три фирмы, которые на своих складах имеют необходимые нам товарно-материальные ценности. Но, видимо, коллеги решили проигнорировать интересы корпорации. Вместо того чтобы, оптимизировав производство, экономить деньги для ее развития, они хотят превратить дорогостоящие машины в металлолом.

Завязалась дискуссия.

Зам по коммерции начал спорить с Вырловой.

Елена Сергеевна тоже поднялась на подиум исключительно для того, чтобы растереть в пух и в прах нелюбимого ею бородача.

Казалось, директор был далек от всех этих проблем. Он монотонно кивал головой, дожидаясь конца совещания.

После Вырловой выступал вальяжный здоровяк. Он протараторил сводку несчастных случаев. Оказалось, за месяц их было всего два. Один плотник повредил себе ногтевую пластинку на пальце, другой работник, сторож, подвернул ногу.

А как же тот парень, которому конвейер оторвал обе руки? Это произошло две недели назад. Он умер от потери крови. Но про парня не было сказано ни слова. И все мы сделали вид, что ничего об этом не знаем.

Совещание подходило к концу. Я посмотрел на часы. Семь сорок восемь.

Я закрываю глаза и начинаю искать Жору. Передо мной раскидывается огромное черное поле. Я жду, когда появится голубоватое свечение на горизонте. Оно возникнет неожиданно и тут же метнется ко мне лучом, вопьется в капсулу.

Жду.

Проходит минута. За ней вторая. Третья…

Свечения нет. Ощущаю только далекие подземные толчки.

Проходит еще несколько минут.

Толчки усиливаются, становятся настойчивей. Они то здесь, то там.

И вдруг мое сознание пронзает мысль. Это Жора упрямо тычется в пустоту, не зная, за что зацепиться.

И только тут я соображаю, что капсулы нет!

В груди легко и пусто.

Сперва я попытался ее восстановить. Снежный комок, колючее веретено, распирающее грудь и горло. Кусок льдины. Просто холодный камень.

Страх.

Я вспомнил позавчерашний вечер. Веяние. Но в груди по-прежнему теплая пустота. Мне не страшно.

Директор встает из-за стола. Подходит к самому краю подиума. Он сгибает ноги в коленях, поворачивает кисти рук ладонями вниз. Руки плавно движутся вперед-назад. Со стороны выглядит так, будто директор собирается продемонстрировать залу одно из упражнений китайской гимнастики ушу.

Неожиданно у Присмотрова как у кошки выгнулась спина. Он задрожал всем телом. Глаза закатились. По первым рядам прокатилась волна трепета. У замов беспорядочно задергались головы и плечи, словно все они сидели на электрических стульях.

Я напрасно пытался генерировать в себе страх, испытать хоть какое-то волнение. Все вокруг было таким ненатуральным, что я не смог ощутить ничего, кроме скуки.

Дрожь распространялась по рядам, постепенно приближаясь ко мне.

Жора! – позвал я мысленно. Ничего.

Директор тщательно сканировал ряды, вычищая и забирая себе все, что ему предназначалось.

Вдруг он, взмахнув дугообразно рукой, указал на меня пальцем и застыл. В эту минуту Присмотров был безобразен, как гоголевский Вий.