Хороший мальчик. Строптивая девочка

И я, как послушный ребёнок восемнадцати лет, кивала головой и безоговорочно каталась с отцом по гастролям, абсолютно забивая на пары и репетиции. Как легко догадаться, это совершенно не устраивало Олега. Сначала он просто пытался со мной говорить, взывая к моему благоразумию, пугал меня тем, что я гроблю своё будущее, отказываясь от конкурсных выступлений. Я виновато тупила взгляд, слёзно извиняясь перед ним, прекрасно осознавая, что должно быть очень его подвожу, но и родителям я перечить тоже не могла.

А потом случилось немыслимое… Он меня поцеловал. Кажется, что вот только он меня убеждал о том, что я должна полностью сосредоточиться на своей учёбе, и я пыталась подобрать все доступные мне оправдания, а в следующий момент он уже меня целует. Помнится, что за поцелуем последовало какое-то пылкое признание о том, что как же я ему нравлюсь, и как же ему меня не хватает. Не знаю, как я тогда сознание с перепуга не потеряла, но для влюблённой меня это оказалось достаточно сильной мотивацией. Уже на следующий день я упросила отца, пропустить недельную поездку.

Так оно и пошло. Олег, окрылённый моей податливостью, активно начал развивать наши «отношения». А я начала метаться между ним и родителями, пытаясь успеть везде и всё. Но это само по себе было невозможно. И чем больше я металась, тем большим чувством Першин проникался ко мне. Мы уже давно не просто репетировали или музицировали с ним за фортепьяно. Целовались, обнимались, держались за ручку, правда, в тайне ото всех, но мне и этого было вполне достаточно. Ну и, в конце концов, я оказалась в его постели, скорее всего, это должно было стать финальной точкой в приручении меня, а я наоборот испугалась, ибо совершенно не была готова к такому развитию событий. Было больно, стыдно и неловко. Попыталась притормозить всё происходящее, сбежав с отцом на очередные гастроли.

Першин тогда впервые обиделся в открытую. Меня ждала долгая речь о неблагодарности.

— Больно осознавать, что ты меня не любишь, — бросил он мне с упрёком, перед тем как громко хлопнуть дверью.

А испуганная я долго тогда хлопала ресницами, глотая свои слёзы. После этого я сделала всё возможное, чтобы искупить свою вину, даже выиграла Международный конкурс молодых дарований в Дрездене. После чего меня великодушно простили и попросили больше не заставлять его сомневаться в силе моего чувства.

Параллельно всему этому мама стала подозревать что-то неладное. Ведь впервые я стала сопротивляться их указаниям, игнорируя желание отца выступать с ним. По вечерам пропадала неизвестно где, а по мне ведь сразу было видно, что я не из академии возвращалась, смущённо краснея, каждый раз, когда Светлана Викторовна встречала меня своим строгим видом.

— Кто он? — однажды огорошила меня мама своим вопросом.

Я замялась, но соврать не смогла. Да я и не умела обманывать, тем более маму. Спустя неделю, родители изъявили желание познакомиться с Олегом.

Он приехал к нам домой во всей своей красе, в светлом костюме и с огромным букетом белых лилий. В тот вечер отец тоже присутствовал при нашей встрече. Мы сидели на кухне и пили чай с тортом, когда мама в своей привычной манере попросила меня выйти, потому что им с отцом надо поговорить с Олегом. Я испугалась. Даже кружку чуть из рук не выпустила. Но Олег кивнул головой, одними глазами обещая, что всё будет хорошо. И я ушла к себе в комнату, где меня ждали двадцать фарфоровых кукол.

Когда громко хлопнула дверь, я поняла, что разговор у них не заладился. Выскочила в коридор, но Першина перехватить не успела. Затем у нас с родителями состоялся тяжёлый разговор.

— Ника, он тебя использует! — напирала на меня мама.

— Он меня любит! — со слезами на глазах защищала я его.

— Дочь, я знаю таких как он, — подключился отец. — Он пытается получить свою выгоду от такой талантливой девочки как ты!

— А вы? А вы не пытаетесь?! — первый раз в жизни попыталась я в чём-то обвинить родителей.

— Ника! — ледяным тоном обдала меня Светлана Викторовна. — Думай, о чём говоришь.

— Ты их не послушала… — уже понимая, к чему идёт мой рассказ, предположил Стас.

— Не послушала, — покачала я головой. — Но у родителей были другие методы, они просто попробовали взять меня под тотальный контроль, ну и почаще вывозить из Москвы.

Я тогда себя Джульеттой мнила, которую не пускают к её Ромео. Вроде как, и послушалась, но всё чаще стала ругаться с мамой, пытаясь хоть как-то отстоять свою любовь к Олегу. Он тоже был хорош, по чуть-чуть обрабатывая меня вечными разговорами о том, что родители притесняют меня, рушат мою жизнь и используют в своих целях.

А мне даже посоветоваться не с кем было. К тому моменту Вера Григорьевна вышла на заслуженный покой, и они с Севой продали их квартиру, переехав куда-то за МКАД. Как выяснится позже, у Веры Григорьевны начала развиваться болезнь Паркинсона, и Игнатьевым срочно понадобились деньги. Но Рыжий не сказал, а мне было откровенно не до них.

В один прекрасный день Олегу это всё надоело. И он попытался поставить меня перед выбором, либо он, либо родители. Я тогда долго рыдала и просила его понять, что я не могу так подло поступить с родителями.

— Я понимаю тебя, понимаю как никто другой, — тщательно выговаривая слова, начал он свою лекцию. — Только объясни, как ты, такая честная и правильная, можешь терпеть то, как твои родители столько лет живут двойной жизнью?

— Ты про что? — напряглась я, резко перестав плакать.

— Ну, твой отец, он же женат. При этом, изменяет своей жене с твоей матерью, разве это не бесчестно?

— У них ни…ничего нет, — заикаясь, попыталась оправдать родителей. — Они ради меня общаются.

— Наивная! — усмехнулся Першин. — Какая же ты у меня наивная. Ник, я готов дать руку на отсечение, что все эти года они были любовниками.

Я тогда словно в оторопь впала, повторяя одно и то же: «Это неправда».