Hotel «Rодина»

У вбитой в землю металлической трубы работала немолодая женщина-стриптизёрша. Небольшой круг зрителей, мужчин кавказского вида, молча, наблюдал это представление. Рядом приткнулся квартет убогих старух в мужских пиджаках с рядами орденских планок. Они воодушевлённо пели военные и послевоенные песни. У одной через плечо висел автомат ППШ. Рядом со старушками стояла группа грустных готов в чёрных одеждах. За ними выстроилась группа пожилых людей с портретами Сталина и красными флагами, на растянутом транспаранте было написано: «Только массовые расстрелы спасут страну!» Особняком стояла группа бородачей с иконой, на которой был изображён Григорий Распутин.

Плотная толпа людей топталась поодаль. Оказалось, что все они выстроились на приём к прорицательнице из Болгарии, люди говорили, что это родная сестра бабки Ванги.

Караваев остановился послушать двух молодых ребят с мегафонами. Одеты они были в чистейшие белые джинсы и белоснежные майки с изображением осетра. Делали они следующее: первый парень начинал кричать в мегафон: «Осётр, друзья погибает, спасём осетра, друзья!», затем вступал второй: «Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру!». После они уже заводили дуэтом: «Вступайте в самую честную и справедливую партию страны «Спасители осетра», – только мы с вами можем изменить мир к лучшему».

Караваеву стало смешно. Смешно было и небольшой группке зевак рядом с ним. Люди ухмылялись, толкали друг друга в бока. Один мужчина не мог остановиться, он истерично хохотал, хватаясь за живот. Развязного вида парень грубо ткнул его локтем в бок.

– Ты, чё грибов объелся? Закрой варежку, хохотун.

Мужчина, утирая слёзы, - плечи его конвульсивно дёргались, - сквозь смех ему ответил:

– Прикинь, братела, дурики агитируют икру не есть! Да я её в последний раз в пионерском лагере ел, когда мне двенадцать лет было.

– Пацаны, по колено писюны, – обратился он к агитаторам, – вы, чё, в натуре, или прикалываетесь? Какая здесь фишка?

– Никакой фишки здесь нет, – серьёзным тоном ответил один из парней. – Всё именно так. Осетра нужно спасать. Жизнь этой популяции в наших руках, друзья. И для этого нужно сделать первый шаг – перестать есть чёрную икру.

Мужчина не сдержался и опять захохотал, периодически восклицая:

– Прекратить есть икру, товарищи! Ой, не могу, умру сейчас, в жизни, к ней, противной, не притронусь!

Когда он отсмеялся, и вытер кулаками слёзы, то сказал агитаторам:

– Пацаны, хрен знает, что вы городите, но я в вашу партию вступаю. Насмешили вы меня, давно я так не смеялся, а это тоже чего-то стоит. Где расписываться, показывайте.

Парень протянул ему лист бумаги и авторучку, сказав при этом строго:

– Только я вас, гражданин, предупреждаю, если вы начнёте есть икру, мы вас тут же исключим из партии.

Мужчина долго смотрел на него и опять захохотал. Расписывался он, громко говоря:

– Уел ты меня, парень! А из партии вашей вы меня следующие несколько лет исключить никак не сможете. Я, пацаны, долго на свободе не пробуду, – мне зона дом родной, а там с икрой совсем туго, если только заморская, баклажанная. Щи да каша – пища наша, с чефирком на десерт. Ферштейн? Ну, проняли вы меня, пацаны, чувствую себя, как после доброй русской баньки, так меня размяло. Ну, чё, граждане, поддержим пацанов спасателей осётров? – обратился он к собравшимся людям и несколько человек, улыбаясь, подошли и расписались в каких-то листах. Караваев не стал расписываться. Улыбаясь, он пошёл дальше, продолжая с удивлением вертеть головой.

Какой-то человек в женской ночной сорочке долго шёл за ним, уверяя его, что он единственный мужчина в мире, родивший ребёнка. Уже знакомый ему мужчина схватил его за плечо: «Махатьму не видел?». Не услышав ответа, он ушёл быстрым шагом. В одном месте Караваев ненадолго задержался, послушать стоящего на постаменте из деревянных ящиков старика в шортах и майке. Шея старика была повязана пионерским галстуком, на майке был приколот «Орден Ленина». Старик тихо пел «Интернационал», в глазах его стояли слёзы. Рядом морщинистый азиат в рваном халате совершал намаз прямо на заплёванном, треснувшем от жары асфальте, а чуть дальше плотный круг стариков-чеченцев в чёрных одеждах и с кинжалами на поясе, вытанцовывал в упоительном трансе свой воинственный национальный танец.

«Чернобыльцы» требовали вернуть им отменённые льготы, рядом лежали на раскладушках голодающие пайщики долевого строительства, оставшиеся без квартир и денег.

Группки мужчин кавказского вида держались особняком. Молчаливо стояли многочисленные гастарбайтеры из Молдавии, Украины, Белоруссии, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана, у их ног в пыли лежали скатанные и связанные матрасы и ведра с мастерками и шпателями.

В сопровождении охраны из крепких парней в тёмных костюмах несколько улыбчивых кандидатов в депутаты, вступивших в очередную предвыборную гонку, собирали подписи. Парни с мегафонами, призывали голосовать за них. Вокруг кандидатов в слуги народа, случилась давка. Народ валом подписывал какие-то листки и немудрено: за депутатами шли люди в униформе толкающие тачки с подарками для электората и симпатичные девчушки в мини-юбках и коротких топиках. Девушки мило улыбаясь, раздавали супчики быстрого приготовления «Доширак» и чекушки водки. За подпись люди получали по две пачки супчиков и по чекушке водки.

Ноздри Караваева учуяли аромат жарящего мяса, заставив его сглотнуть голодную слюну. За очередной группой проституток он увидел дымящиеся мангалы, на которых жарились аппетитнейшего вида шашлыки. Тут же рядом трое черноволосых джигитов управлялись со здоровенным бараном. Они ловко завалили его на бок, и один, с ножом в руке, умело всадил его в сердце барана, а когда тот затих, принялся отрезать ему голову. Вытирая тряпкой кровь с рук, он увидел смотрящего на него Караваева и оскалился.

– Иди, сюда, Иван. Голова резить буду. Твоя карашо будет!

– Да пошёл ты, – зло бросил ему Караваев. Джигиты загоготали, что-то залопотав на своём языке.

Больше сотни людей разного возраста, стояли с длиннющим транспарантом: «Мы больны. У нас СПИД, но мы ещё люди».

Толпа собралась вокруг человека, который молился, стоя на коленях. Рядом с ним стояла пятилитровая канистра. Помолившись, он встал, отвинтил крышку канистры и обильно себя полил. Резко запахло бензином. В толпе зевак рядом с Караваевым стояли омоновцы, какие-то чиновники с кожаными папками в руках, молодые ребята с «Зенитовскими» и «Спартаковскими» шарфиками, пьяные пограничники, женщины и дети.

Караваев разволновался, когда увидел, что мужчина облил себя бензином, но посмотрев на заинтересованные лица зрителей, успокоился, решив, что это, видимо, очередное здешнее представление.

Человек достал зажигалку и толпа, загудев, стала быстро отодвигаться от центра круга, отодвинув и Караваева. За хлопком последовала яркая вспышка огня и ужасающий, леденящий сердце вопль. Захлопали, как большие крылья огненной птицы руки мужчины. Он упал, тело его подёргивалось, запахло палёным мясом.