Хозяева Острога

Придерживаясь сразу за оба конца, он спустился на землю и стянул всю верёвку вниз. Теперь никто из посторонних не догадался бы, что здесь берет начало знаменитая лестница в небо, на самом деле оказавшаяся скользкой дорожкой из поднебесья в преисподнюю.

Утро уже перешло в день, а на улицах ещё почти никого не было – острожане любили поспать подольше. Темняк вновь вдохнул полузабытый запах свалки и по самые щиколотки погрузился в мусор, сброшенный минувшей ночью. За время, проведённое им на верхотуре, здесь ничего не изменилось – ни к лучшему, ни к худшему.

Первым делом нужно было переодеться – коротких штанишек в Остроге никто не носил – и Темняк отправился на улицу Одежек, где у него имелись весьма обширные связи.

Издали завидев раннего прохожего, он сворачивал в сторону, да и те не очень-то стремились к встрече с полуодетым человеком, похожим на жертву вконец обнаглевших ночных грабителей.

Вся семья его давнего приятеля Кнока уже проснулась и завтракала свежими лепешками, запивая их подслащённой водой. Кисель с утра полагался только главе семьи.

Темняк вежливо поздоровался и, ожидая, пока завтрак закончится, остался стоять в тени, у входа. Его появление никого не удивило – заказчики сюда частенько наведывались спозаранку.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Кнок, допивая кисель, до которого был большим охотником. – Шью я, чтоб ты знал, быстро. Сегодня снимем мерку, а дней через десять приходи. Получишь всё в лучшем виде. Моя цена, надеюсь, тебе известна?

– Мне бы в долг одеться, – смиренно сказал Темняк, продолжая держаться в отдалении. – И желательно во что-то уже готовое. Ждать десять дней мне недосуг. Уж окажи такую милость, Кнок Одёжка.

Портняжка поперхнулся киселем и сделал своим домашним жест, означавший: «Пошли все вон!»

Когда столовая, являвшаяся одновременно и примерочной, опустела, Кнок срывающимся голосом произнес:

– Прости, что встать не могу… Ноги отобрало… Это ты?

– Может, я, – сказал Темняк, выходя на свет. – А может, и не я. Откуда мне знать, кого ты имел в виду.

– Это ты, – упавшим голосом повторил Кнок.

– Почему же так нерадостно?

– Наоборот… Такая у меня натура. Другие от радости до потолка прыгают, а на меня паралич нападает, – пояснил Кнок. – Всю жизнь так было. Я даже на молодую жену только с пятого или шестого раза сумел залезть. Очень уж перед этим радовался… А ты, значит, сразу ко мне?

– Как водится. Где ещё в Остроге можно прилично одеться, как не у тебя.

– А что это сейчас на тебе надето? – Кнок даже прищурился, чтобы лучше видеть. – В каких краях такие наряды носят?

– На верхотуре, – Темняк не собирался ничего скрывать.

– У Хозяев, стало быть, гостил?

– Можно сказать и так, – скромно признался он.

– Как же они тебя назад-то отпустили?

– Да я, собственно говоря, и не спрашивал. Мне там указчиков нет… Ты насчёт одежды всё же расстарайся. Мой случай, сам понимаешь, особый.

– Понимаю. Как не понимать…

Кнок, к которому вернулась прежняя прыть, выбежал в смежное помещение и извлек оттуда целый ворох самых разнообразных нарядов, среди которых были и женские. Если паралич конечностей у него благополучно прошёл, то с головой по-прежнему творилось что-то неладное.

Спустя четверть часа Темняк выглядел, словно состоятельный жених, хотя носить всё это великолепие ему оставалось недолго. Завтра, примерно в это же время, обновки должны были окраситься на Бойле его собственной кровью.

– Обувку позволь у тебя позаимствовать, – сказал Темняк напоследок. – Авось когда-нибудь и сочтемся.

– Бери, бери, – Кнок разулся в мгновение ока. – Может, тебе ещё что-нибудь надо? У меня жилетик имеется собственного изготовления. Из «хозяйской жилы» связан. Да так плотно, что не всякое шило проткнет. Если ты в тех людях, с которыми собираешься встретиться, не совсем уверен, то лучше поддеть его под рубашку. Лишняя предосторожность никогда не повредит.

– И то верно, – согласился Темняк. – Верить сейчас никому нельзя… Тащи сюда свой жилетик, а заодно и пару спиралей на всякий случай захвати. Вдруг мне в носу захочется поковыряться.

Пока Темняк переодевался, младшая дочка Кнока, обожавшая подслушивать и подглядывать, успела оповестить о случившемся всех соседей.

На веру её слова не очень-то принимали (ещё та была пустомеля), но на всякий случай выходили на порог, особенно после того, как девчонка доложила, что Темняк Опора заявился к папаше почти что голым и сейчас они обсуждают ближайшие планы переустройства Острога.

Короче говоря, стоило только разряженному в пух и прах Темняку появиться на улице, как вокруг него моментально собралась толпа.

Перебрасываясь с ошарашенными зеваками шуточками, Темняк отправился на свою прежнюю квартиру, по слухам, превращенную в храм. Там он рассчитывал застать тех, кто нынче являлся его правопреемниками и местоблюстителями. Народ повалил за ним валом, словно вышедшая из берегов река.

Скоро продвигаться вперед стало практически невозможно, и Темняк даже пожалел о том, что с ним нет сейчас верного Годзи, который на улицах Острога вполне заменял бронированный «Роллс-Ройс» представительского класса.

Публика, и без того взбудораженная, распалялась всё больше и больше. Из толпы неслись реплики, в которых восхваления самым причудливым образом переплетались с хулой. Особенно усердствовали женщины, составлявшие в Остроге ударную силу всех уличных беспорядков.

– Покоя нет! – орали они. – Ночью по нужде боязно выйти! Сторожа совсем зажрались! Сутками спят!

– Да они давно Ворам запродались! – вторили мужские голоса. – С потрохами.

– Твои преемники народ за нос водят!

– Неправда! Бадюг Верёвка свое слово держит!

– Мерзавец ваш Бадюг! С потаскухами в открытую живёт! В киселе их купает!

– Жрачка день ото дня дорожает!

– Скоро всем нам конец придет! Слух есть, что Хозяева собираются мусор на улицах поджечь!

– Клопы совсем заели!

– Требуем для народа бесплатного киселя!

– Потаскух на Бойло!

– Тебя, горлопана, самого туда же!

– Дряка Сторожа к ответу!

– И Млеха заодно! Главные кровопийцы!

– Кто против Дряка ещё хоть одно слово скажет, тому язык вырву!