Хозяева Земли

— Не верхом на лошади, — выдаю хрипло.

Двое спрыгивают, берут своих лошадей под уздцы. Остальные хохочут.

— А хочешь верхом на лошади?

— Я не умею, — отвечаю с кривой улыбочкой.

— Научу!

Махнула на них рукой. Знаю, что закрались у каждого сомнения по поводу моего происхождения. Вот и ухлестывания начались. Вижу их насквозь. Но уделяю знаки внимания двум — трем. Как сказал Цезарь — разделяй и властвуй… над сердцами.

Поглядываю в сторону движения. Впереди показалась речка. Сразу взбодрилась. Хочется искупаться, прям тянет в теплой водице поплескаться. Вот только ни купальника, ни интима. Морды-то нахальные тут как тут.

Вдалеке виднеются крыши домов. Сразу вспомнилась и своя деревня. Чувствую, что от далекого кудахтанья кур слезы проступают. Бабулька-то моя умерла два года назад. Много в деревне провела, а как ее не стало, все и заросло, омертвело, в чужое превратилось. И на лавочке у крыльца никто не сидит. А о чем они думают старые люди? Понимают ведь, что уходят от нас…

Телега на мост въезжает, деревянные доски скрипят. Мост ветхий, а речка шириной метров десять. Только я решила с телеги слазить, как левое колесо провалилось в дырку. А правое подскочило! Меня как пружиной подбросило. Мешкам тяжелым ничего, а вот я ухватиться не успела.

Визжу и падаю с середины моста в реку! Высота метра три!

Сердце ухнуло, когда воды достигла. Так не долго и разрыв сердца получить.

Сбылась мечта идиотки номер два. Я в воде. Холодной! Ударилась о дно. Не сильно, но ощутимо.

Выныриваю. Течение хорошее, несет дальше. Пытаюсь кричать. Но я же сиплая! Мост уже далеко и никого на нем, мельком увидела. Мотает в разные стороны. Плыть пытаюсь и руками загребаю. Вскоре ногой дно нашла, стараюсь оттолкнуться в сторону берега. Понемногу выходит. Туника сковывает. Побеждаю течение и плыву к берегу. Три метра в сторону «большой земли», и вода уже по пояс. Озираюсь, где бы подняться. Берег пологий, высотой метра два. Что ж я?! Опять через грязь полезу? Чуть правее заводь заметила. Гребу туда, словно крейсер в бухту. Лягушечки заквакали. Маленькие, миленькие, такие скромненькие. И камыш тут крохотный… Это я от Поляны еще отхожу.

Течение успокоилось, ноги теперь вязнут в иле. На бедра что-то прилипло мерзкое.

Я злая. Туника приклеилась к телу. Вода потеплела и свежестью уже не веет. На берегу дед сидит с удочкой, чуть было не поймалась на его крючок. Обычный старичок в рубашонке бежевой, темноволосый с сединой, будто снегом припорошило, усики, как у Гитлера. Но глаза большие, светлые, да еще и уставились на меня! Распахнулись по пять копеек каждый!

Дошло! Грудь моя участвует сейчас в конкурсе «мокрые маечки»! А жюри, походе, ставит десять баллов. В каждом глазу по пять. Прикрываюсь от старого извращенца. А он поднимается, удочку отбрасывая. Резкость его движений настораживает. В полный рост он на голову выше меня.

— Сбрендил на старость лет! — ахает. — Ты реальна?!

— Нет. Показалось, — хрипло отвечаю.

— Благодарю богов за столь дивное создание! Кто ты, ответь!

— Русалка! — рычу, тину с себя сдираю, швыряю от злости в сторону. Уехала телега, ухажеры, что строили из себя рыцарей туда же. И ни один за мной не прыгнул! Ну хоть бы по бережку пробежался, веревку кинул. Ага, не дождешься.

Крикнуть бы, авось ищут. Да горло жалко. Шагнула на травянистый берег.

— Выходи за меня чудо невиданной красоты! — Завелся дед.

Стою перед ним, мокрая, злая. Вот только его тут не хватало. Вокруг чаща, тропка виднеется, ведущая в гущу. Дорог не знаю. Успеть бы добежать до телеги. А этот рыбак путь преграждает.

— Я барон Долтан Балейский! — Кричит восторженно. — Хозяин этих земель! Сами боги послали мне тебя, такую волшебную диву! Я вдовец, без детей и внуков. Будь хозяйкой в моем поместье. Молю, дай шанс старому рыцарю проявить себя в подвигах и ухаживаниях!

Смотрю со скептическим настроем.

— Какой из вас барон, — фыркаю. — Проводите меня лучше…

— Да барон я! Вот кольцо фамильное! — Наседает, демонстрируя перстень цыганского фасона. Красный камень на золоте, грубая работа.

Так… Не отстанет ведь.

— Дедуль, мне бы до телеги. Да скорее.

— К…какая телега, ясное солнышко мое, сердце чистое, радость ночей моих, душа моя, сладость грез моих…

— А ну прекратите! — рычу. Ой, больно связкам. Кривлюсь.

В объятия меня заключает. Отталкиваю. А дедуля — барон на колено падает!

— Леди! Позвольте узнать ваше имя!

— Валерия, — опешила.

— Леди Валерия! Примите мою руку и сердце! Клянусь в верности до конца своих дней!

Оцепенела. Он пьян?! Вроде нет. Не разит ничем таким. Маразм крепчает?

Обхожу его. По тропке, мимо веток и зелени. Все тут мелкое и жалкое. Ощущение силы такое, что если даже волк появится на пути, я его пасть голыми руками порву.

Слышу, дед за мной бежит. И его порву…

Ахает за спиной. Отлепляю от попы ткань, не хватало еще, чтоб от инфаркта скончался.

— Ты мой воздух! Вишня спелая в сказочном саду!

— Две вишни, — огрызаюсь из-за плеча и спешу от невменяемого.

— Выходи за меня, краса, я не вынесу отказа!

— Дедуль, или как вас там, барон Долтан Оболенский…

— Балейский! — поправляет сразу.

— Балейский барон, мне надо в телегу и поскорее до Семистрелья вашего! А ты мне тут…

— Такой принцессе и телега?! — восклицает, обгоняя. — Да я тебе карету подам золотом кованую! Лучшее платье, украшения все фамильные! Стань моей женой, и завтра же отправимся в город!

Останавливаюсь. Смотрю строго. Мысль тоненькая такая прорывается, но пока обрести форму не может.

— Поместье родовое, земли, — продолжает «склонять на темную сторону» барон. — Все твое, только порадуй старого рыцаря благосклонностью.

— Завтра отправимся? — уточняю и смотрю на него ехидно.

Закивал, как завороженный.

Снова на колено падает. Прыткий-то дедуля, как бы долг супружеский не запросил в случае моего согласия. А что?! Мысль, распишемся и в карете до города уже в качестве родовой дворянки помчусь! Всяко лучше, чем грязной немытой крестьянкой к бургомистру прорываться. Представительная внешность во все времена дорогу себе пробивала.

— Выходи за меня, леди Валерия!

— Ладно, — выдаю. В душе что-то обрывается. Все ж не серьезно?

Руки целует. Поднимается. Я не уловила движения, после которого потеряла всякую инициативу. Ноги мои оторвались от земли. И вот я на руках у деда. Несет меня, руки потрясываются. Скрипя душой и зубами, обхватываю шею, чтобы ему бедному не скончаться по дороге от натуги. Эрей Авель, прости. Предательницей себя чувствую. Но все ради сестры!