Хозяин берега

«Этого следовало ожидать, — подумал я. — Бассейновая прокуратура организация новая, межрегиональная. За ней никто не стоит, кроме московского начальства, а оно далеко!»

Я сидел, постукивая костяшками пальцев по столу. Довиденко не торопил меня — пил чай, потом обнаружил на тумбочке газету «Водный транспорт» — в областной прокуратуре её не получали, — прошуршал страницей.

«Областная прокуратура, конечно, потянула бы это дело, оно ей под силу… Но Довиденко нужен мой материал не для того, чтобы его расследовать! А чтобы его похоронить! Спасти репутацию коррумпированных местных властей…»

У меня не было выбора.

«Дело они всё равно отберут…»

— Прокурор бассейна сказал, что у тебя всё ещё висит убийство Пухова… — Довиденко только делал вид, что читает. — С ним много работы.

— Вы его так и не раскрыли? — спросил я.

— Нет. Мазут молчит. Оружие мог подложить любой…

— Между прочим, из-за того, что меня не допускают к Касумову, я не могу расследовать убийство Пухова! — зло сказал я.

— Он тебе действительно нужен? Я распоряжусь, чтобы завтра Касумова перечислили за тобой. А впрочем… — Довиденко решил ковать железо, пока горячо. — Я прямо сейчас позвоню начальнику следственного отдела. Он всё подготовит с Мазутом…

Довиденко подвинул себе телефонный аппарат.

— Пышматов! Завтра перечислишь Касумова за водной прокуратурой… Что? Ну, хорошо… — Он положил трубку. — Послезавтра. Как всегда — в последнюю минуту что-то или упущено, или забыто. Сам знаешь… Кстати, как ты думаешь поступить с Вахидовым? — спросил он вдруг.

— А как ты посоветуешь?

Довиденко сделал вид, что пока не решил.

— Он хоть и негодяй, но целая куча детей. К тому же коммунист. Характеризовался положительно. Фотография — на городской Доске почёта…

— Отпустить?

— Пусть идёт. Мы сами изберём ему меру пресечения… — Довиденко отпил чай. Я подвёл итог.

— Хорошо. Поскольку я уже послал на обыск, дело всё-таки возбудим мы. А Вахидова потом отпустим.

— Слово?

— Дикси, как говорили римляне. «Я сказал».

Я проводил Довиденко к лестнице, вернулся, вышел на балкон. Со света в первую секунду внизу нельзя было ничего разобрать. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что Довиденко, стоя у машины, разговаривает с двумя молодыми людьми в длинных чёрных пальто или плащах.

На том берегу молодые следователи прокуратуры давно уже пристрастились к дорогим чёрным кожаным пальто с погончиками. Теперь эта мода, видимо, шагнула через Каспий.

«Это — следователи, — безошибочно определил я. — Они оставлены, чтобы задержать Вахидова, как только он покинет прокуратуру».

Я подождал. Вокруг была тишина густонаселённого общежития, изредка нарушаемая чьим-то вырвавшимся громче других стоном, скрипом матраса или звяканьем кружки о ведро.

Ещё через минуту огоньки красных стоп-сигналов плавно закачались над рытвинами нашего неухоженного жилого двора.

Собрался и я. Моей лампе, как и светильнику в кабинете Балы, предстояло гореть до рассвета.

Я подождал, пока оба следователя прокуратуры войдут в дежурку, прошёл к «Ниве» и, стараясь не особенно шуметь, выехал со двора.

— …Часть рыбы шла в шашлычные и рестораны, — рассказывал Вахидов. Разница покрывала накладные расходы. Остальную рыбу отправляли в разные города. В Москву, в Тольятти. В Среднюю Азию. Мне давали адреса, я отправлял.

— Письменные распоряжения были? — спросил я.

— Всё устно. «Надо послать в Москву, в Главснаб… Утверждают лимиты…» Я отсылаю.

— А квитанции?

— На комбинате. В сейфе… Часть рыбы закупали через ОРС как частиковую… — Довиденко как в воду глядел.

Вахидову и в голову не приходило, что он совершает тяжкие преступления:

— Все знали! Благодаря икре да осетрине мы выбили для области импортной мебели, дополнительно к лимиту — машин, запчастей…

Отчасти было жаль его. Он мотался по побережью в ночь-заполночь, договаривался с браконьерами, рисковал, организовывал. Большие люди пользовались его услугами, не скупились на благодарности, смотрели сквозь пальцы на то, что он не забывает и себя, и никогда не оставляли улик.

«Довиденко легко отрубит концы, как оговоры уважаемых в городе лиц…»

Мне оставался круг вопросов, связанных непосредственно с браконьерским промыслом, и я не собирался и его тоже отдавать «территории».

— У кого вы брали рыбу? У разных рыбаков или у одного?

— У меня был свой постоянный шеф лодок…

— Как его зовут?

— Я называл его просто Шеф.

— Опознаете, если показать фотографию?

— Конечно! Небольшого роста. С усиками…

— Работает где-нибудь?

— Вряд ли! Обычно он на берегу. С ездоками… Лодки ведь могут прийти в любое время!

— Ездоков его знаете?

— Сейчас всё больше новые. Часто меняются… Прежних я знал — по многу лет ходили.

— Сейчас совсем не ходят?

— Ветлугин Сашка погиб. Умара Кулиева приговорили к расстрелу… Ещё был Мазут. Его, говорят, посадили…

— Ветлугин, Умар Кулиев, Мазут… Не ошибаетесь?

— Что вы! Сколько рыбы закуплено было!

— А не боялись, что задержат? Ведь есть рыбнадзор, милиция…

— Милиция сама брала рыбу. Участковые, дежурные…

— А этот дежурный, который сегодня…

— И он тоже. Шеф ежемесячно платил и милиции, и рыбнадзору…

Я завёз Балу на квартиру.

— Отоспись. Придёшь после обеда.

— Не могу. У меня вызваны люди.

— Я сам с ними поговорю. Спи. Магнитофон я оставлю с собой.

От Балы я ехал вдвоём с Вахидовым.

Город просыпался.

Окрестные скалы чётко вырисовывались по обеим сторонам бухты: Какая-то женщина снимала замок с двери аэрокасс — пудовый, им можно было запирать ангар с боевыми самолётами. С базара на автостанцию несли сумки с овощами, цветы.

Вахидов жил рядом с парком, в доме, где обитали многие уважаемые в городе люди. Рядом находился хлебный магазин, в котором хлеб всегда был свежим; «Гастроном», где хоть что-то можно было купить, кроме рыбных консервов, верблюжьего мяса и супных концентратов. Здесь же поблизости располагалась срочная химчистка, прачечная и спецполиклиника.

— Кто будет вести моё дело? — спросил Вахидов. — Вы?

— Нет. Областная прокуратура.

— Эти будут вести дело так, будто я действовал в одиночку и никто ничего не знал! Я промолчал.