Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)

Можно ли считать простым совпадением то, что помощь пришла ко мне именно в ту минуту?

Нет, нет, есть Провидение, и Оно отвело меня от пропасти, в которую я готов был низринуться.

Есть всё-таки в мире нечто более могущественное, чем эта ведьма со всеми её уловками.

Как утешительно, что я могу так думать!

Подняв глаза, я вдруг увидел, что моя мучительница заметно переменилась.

Лицо, бывшее до этого бледным, приобрело мертвенный цвет. Глаза остекленели, и веки их тяжело закрылись. Рот утратил былую твёрдость, лоб словно сузился.

Мисс Пенклоса казалась испуганной, самоуверенность сменилась полной нерешительностью.

Видя эту перемену, я почувствовал, как сердце у меня дрогнуло и забилось, словно пытаясь вырваться из сжимавших его тисков – тисков, с каждой минутой терявших свою силу.

– Остин, – проговорила она полушёпотом. – Я слишком много на себя взяла. У меня недостаточно сил. Я ещё не оправилась после болезни. Но я не могла больше жить, не видя вас. Вы не бросите меня сейчас, Остин! Это минутная слабость. Ещё пять минут – и я снова стану сама собой. Подайте мне маленький графин, что стоит на столе возле окна.

Но я уже овладел собой.

По мере того как у моей мучительницы угасала сила, её влияние рассеивалось и я обретал свободу.

Во мне проснулась агрессивность, исполненная горечи и бешенства.

Хотя бы раз дам понять этой ведьме, каковы мои истинные чувства к ней!

Душу мою переполняла ненависть настолько же скотская, как и любовь, вызвавшая её. Это была дикая вспышка злобы, как у разъярённого оленя.

Я готов был схватить стоявший рядом костыль и ударить им мисс Пенклосу по лицу.

Больная выставила руки как бы в попытке отразить удар и, отшатнувшись, забилась в угол дивана.

– Водки! Водки! – проговорила она не своим голосом.

Я схватил графин с водкой и вылил его содержимое под пальму, стоявшую в кадке возле окна.

Затем вырвал у неё из рук свою фотографию и разорвал её в клочья.

– Гнусная женщина! – воскликнул я. – Убей я вас, я бы только исполнил свой долг перед обществом!

– Я люблю тебя, Остин, люблю тебя, – простонала мисс Пенклоса.

– Да, – воскликнул я. – Как вы уже любили Чарльза Сэдлера. И скольких других до него!

– Чарльза Сэдлера? – выдавила она из себя. – Так он вам сказал? Ах, Чарльз Сэдлер… Чарльз Сэдлер…

Губы её побледнели, а голос звучал, словно шипение змеи.

– Да, я всё о вас знаю и расскажу всем, до какого бесстыдства вы опустились. Вы знали о моём положении, знали, что я обручён. И всё же употребили свою жуткую силу на то, чтобы приворожить меня. Вы сможете околдовать меня снова, но прежде я скажу: я люблю мисс Марден, люблю всем сердцем, а вы – вы внушаете мне лишь отвращение и ужас. Ваш вид, ваш голос мне ненавистны. При одной только мысли о вас мне становится тошно. Вот какие чувства на самом деле я к вам питаю. И если вам всё равно хочется притянуть меня к себе с помощью фокусов, как нынче вечером, то вам, я надеюсь, хотя бы не доставит удовольствия сделать своим любовником человека, который сказал, что он по-настоящему о вас думает. Можете внушить мне любую речь, какую пожелаете, но вы не сможете забыть…

Я остановился, потому что мисс Пенклоса откинулась назад, лишившись чувств.

У неё не хватило сил выслушать меня до конца.

О, какое пламенное ощущение триумфа я испытываю, думая о том, что теперь, будь что будет, она не может более обманываться на мой счёт и ей известны мои истинные чувства к ней!

Но что теперь со мной станет? Ведь она на всё способна.

Страшно даже подумать.

Уж конечно, она не оставит меня в покое. Но когда я подумаю о том, что ей сказал…

Не имеет значения, хотя бы один раз я оказался сильней, чем она.

11 апреля.Нынешней ночью я почти не спал и утром чувствовал себя настолько разбитым и вместе с тем возбуждённым, что мне пришлось попросить Пратт-Гольдейна прочитать лекцию вместо меня.

Такое случалось со мной впервые. Я встал в полдень, но голова у меня болела, руки дрожали, а нервы были в самом жалком состоянии.

И вот сегодня вечером мне нанесли визит.

И кто! Вильсон собственной персоной пожаловал. Он только что воротился из Лондона, где читал лекции, разоблачил одного врача и провёл серию опытов по передаче мысли. Он принял также профессора Рише [50] , приехавшего из Парижа; изучал свойства кристалла, неотрывно глядя в него несколько часов кряду, и добился определённых результатов относительно проникания материи через материю.

50

Профессор Шарль Рише(1850–1935) – французский учёный-физиолог и иммунолог; один из крупнейших авторитетов в области психических исследований. Поначалу был настроен скептически, но, убедившись в реальности спиритических явлений, принялся энергично изучать их и пропагандировать.

Всё это он выплеснул мне в уши единым махом.

– Послушай, – наконец заметил он, – ты что-то неважно выглядишь. Да и мисс Пенклоса пребывает в полной прострации. Ну а наши опыты? Как они продвигаются?

– Я их прекратил.

– Да что ты! И почему, собственно?

– Это занятие показалось мне опасным.

Вильсон извлёк из кармана коричневую записную книжку.

– Вот это весьма любопытно, – сказал он. – И какие же у тебя причины говорить, будто исследования эти опасны? Прошу, укажи мне факты в хронологическом порядке, хотя бы с приблизительными датами и именами свидетелей, заслуживающих доверия, и их точными адресами.

– Прежде всего скажи: известны ли тебе случаи, когда гипнотизёр, обретя власть над субъектом, пользовался ею с преступной целью?

– Десятки случаев! – запальчиво воскликнул Вильсон. – Преступления, совершённые под влиянием суггестии.

– Я не имею в виду суггестию. Я про другое: когда внезапный импульс, непреодолимое побуждение поступает от лица, находящегося на удалении.

– Одержание! [51] – завопил он в полном восторге. – Это самое редкое явление. У нас только восемь случаев, из которых вполне удостоверены лишь пять. Не хочешь ли ты сказать…

51

Сегодня в этом случае принято употреблять нелепый термин «кодирование».

Его возбуждение было столь сильно, что он едва выговаривал слова.

– Нет, этого я не хочу сказать, – отрезал я. – Ты меня извини, дорогой друг, но мне сейчас нездоровится. Всего доброго.

Таким-то бесцеремонным образом я в конце концов избавился от него.

Он ушёл, потрясая карандашом и записной книжкой.

Вполне возможно, что я не умею проявлять стойкость в несчастье, но лучше уж не выносить сор из дома, а тем более не устраивать из неприятностей ярмарочный аттракцион.

Вильсону уже давно чуждо всё человеческое. Для него жизнь сводится теперь только к случаям и феноменам.

Я скорее умру, чем стану откровенничать с ним.

12-го апреля.Вчерашний день был благословенным днём спокойствия, и вечер прошёл без всяких происшествий.

Возвращение Вильсона сильно меня утешает.

Что отныне может сделать эта женщина?

Конечно, теперь, после всего сказанного, она должна питать ко мне такую же антипатию, как и я к ней.