Хозяин черной жемчужины
Шрифт:
– Морской еж, – объяснил Кореньков. – А вон там, у входа в пещерку, разбойник Васька.
Разбойник Васька оказался самым настоящим осьминогом. Он как-то задумчиво сидел, подперев щупальцем голову. Хотя, где у него там голова, он и сам, наверное, не знает.
– А почему он разбойник? – спросил Алешка. – Он вроде бы какой-то скромный.
– Скромный... Он раньше сидел у нас вон в том аквариуме. А аквариум с рыбками стоял вон в том углу. И вот рыбки стали пропадать. Каждое утро недосчитывались одной или даже двух. Оказалось, этот разбойник выбирался по ночам из своего
Мы не могли оторвать глаз от этого волшебного мира. Пробежал бочком, задрав задиристые клешни, коричневый краб. Проплыла какая-то странная рыба, которая вся состояла только из одной жадной пасти с колючими зубами. Вдруг откуда-то из зеленого сумрака вынеслась настоящая акула. Метнулась и опять исчезла. Приподнялся над дном плоский скат.
Чудо какое-то! А посреди этого чуда лежала на золотистом песке жемчужница. Растворив свои створки. И в этих створках, как в ладонях, лежала, светилась розовая жемчужина.
– Класс! – сказал Лешка. – Отпад! Понырять бы там.
Тут опять метнулась к стеклу неугомонная акула. Будто его услышала.
Алешка хмыкнул и... передумал:
– Ага, понырять... У нее зубы! Акульи.
– А скат, между прочим, – с улыбкой добавил Кореньков, – электрический.
– На сколько вольт? – деловито поинтересовался Алешка.
– Этот еще молодой – на сто двадцать семь. А взрослый может двести двадцать дать.
– Неслабо, – Алешка покачал головой. – Неплохо вы тут устроились. Сидите себе, любуетесь всякими скатами...
– Любуемся, – усмехнулся Кореньков. – Мы работаем здесь, дружок. Создали океанский уголок, изучаем флору и фауну.
– Жемчуг растите, да? Вот эта жемчужница, она ваша?
– Моя. А рядом – контрольная. Видишь разницу? У них одинаковый возраст.
Разница была. Контрольную жемчужину – едва рассмотреть, а профессорская светилась вовсю, величиной с хорошую горошину.
– А вы не боитесь, что ее кто-нибудь стащит? Шушера какая-нибудь.
И в ответ на его слова снова промелькнула зловещая акулья тень.
– Понял! – рассмеялся Алешка. – А чего она носится как сумасшедшая? Голодная? Чтобы злее была?
– Да нет, не в этом дело. У нее организм такой. Вообще, акула – очень совершенное существо, как никакое другое приспособленное для жизни в море. Акула очень сильная, защищена плотной кожей, она быстро плавает, может погружаться на страшную глубину...
– И зубы у нее страшные, – от себя добавил Алешка.
– Зубы у нее прекрасные. Они расположены в несколько рядов, и когда один ряд стареет, на его место выдвигается другой, острый и беспощадный. И кстати, акула – очень полезное существо...
– Я к вам завтра опять приду, – настойчиво пообещал Алешка. – Любоваться буду.
– Завтра у меня уроки. Послезавтра приезжай.
И вот тут-то до меня дошло, что вовсе не любоваться диковинами глубоководного уголка рвется сюда Алешка. А совсем с другой целью...
Глава VII
Еще один жулик
Кореньков остался в институте, он хотел еще поработать, а его младший научный сотрудник Лидочка пошла проводить нас на выход. Внизу,
в вестибюле, нам опять попался настоящий профессор Глотов. Он шел навстречу со своей палкой, а сбоку от него суетливо поспешал... охранник Сморчков. С очень недовольным лицом. И что-то горячо ему говорил, забегая время от времени вперед и заглядывая в лицо профессора Глотова.Когда мы поравнялись с ними, я услышал:
– Юрь Николаич, меня ж уволили! Вы ж говорили... Вы ж обещали...
Что «говорили и обещали», мы не услышали. Потому что профессор отстранил Сморчкова палкой и шутливо распахнул объятия навстречу Лидочке:
– Голубушка! Вы все хорошеете. Расцветаете розовым бутоном.
– Я вам не голубушка, батенька мой, – почему-то сердито обрезала его Лидочка и, нырнув под его руку, застучала каблучками дальше по коридору.
Профессор не обиделся, даже не взглянул ей вслед. А к нему опять прилип Сморчков и забубнил:
– Меня ж уволили, Юрь Николаич...
Лешка вдруг притормозил, сказал: «Я ща! Я в туалет!» – и помчался назад.
Догнал он нас уже у выхода.
– Порядок? – спросил я заботливо.
Алешка не ответил, он взглянул Лидочке в глаза и сказал:
– Мне ваш Кореньков очень нравится. Он такой молодой и уже такой умный.
Лидочка расцвела. Как розовый бутон.
– Да, Вадим Иванович – гордость нашей науки. Такие ученые на дороге не валяются.
– А какие у вас на дороге валяются? – спросил Алешка.
Розовый бутон погас, завял как будто.
– Да есть... всякие, – нехотя, сквозь зубы проговорила Лидочка.
А Лешка все гнул какую-то свою, неведомую мне линию.
– Только Вадик на профессора не похож. А вот батенька Глотов – вылитый профессор.
Лидочка вспыхнула:
– Никакой он не профессор! Его на Ученом совете знаешь как обозвали?
– Дураком? – ляпнул с удовольствием Алешка.
– Пустоцветом! Вот как! Он же все свои труды и диссертации наворовал. У своих аспирантов.
– Еще один жулик! – опять ляпнул Алешка. – Ну мы пошли, спасибо, до свидания.
По его тону я понял: Алешка узнал, что хотел. Но этого оказалось мало. Когда мы вышли из института и стали примериваться к якорям, он таинственно сообщил мне:
– Я, Дим, в туалет не бегал. Я еще раз на них посмотрел.
– На акул?
– На шушер! Знаешь, что этот Глотов Сморчкову дал?
– Подзатыльник? Своей палкой?
– Он ему дал денег...
Шли дни. Один за другим. Шли снегопады. Уроки физкультуры мы проводили в парке, на лыжах. Иногда там появлялся Алешка – проведать своих питомцев. Подправить им будки, утеплить их снегом.
Собаки не унывали, они были закалены житейскими невзгодами. И уж конечно, не голодали. Мало того что их подкармливали добряки пенсионеры, так еще и командовал этой стаей громадный и умный Полкан. Время от времени он водил всю стаю к метро или на рынок. И там собакам многое перепадало.
Полкан держал всех собак строго, но справедливо. И дисциплина в стае была, как в хорошей воинской части. Собаки слушались Полкана, как солдаты любимого офицера. И он никому не давал своих подчиненных в обиду.