Хозяин кометы

Каору Токива,

спасибо тебе за письмо. Я сейчас далеко от того города, где ты. Когда у тебя садится солнце, в моем городе – рассвет. Когда здесь заканчивается день, у тебя – набирает силу завтра. Когда ты спишь, я бегаю, пою, думаю. Если ты увидишь меня во сне, то я смогу быть и в Японии и в Америке.

С сентября я буду ходить в среднюю школу Бостона. Сейчас я учу английский с репетитором, чтобы не отстать от других. Гуляя в парке неподалеку, я часто вижу ребят, играющих в мяч. И тогда вспоминаю о тебе: что сейчас делает Каору? Интересно, когда мы сможем увидеться? Из-за папиной работы я, наверное, пока буду жить в Америке. Помнишь, что ты мне сказал, когда мы виделись в последний раз? Мы с тобой говорили о том, кем стать в будущем. Я сказала, что хочу стать ветеринаром, а ты – музыкантом. Станешь ли ты певцом или композитором, наверняка отправишься в путешествие по миру. Моцарт с раннего детства до самой смерти был в пути, призвание музыканта – донести до всех уголков земного шара мелодию, дарящую людям успокоение. Так что где-нибудь на твоем пути мы с тобой обязательно сможем встретиться. А пока до встречи. Я еще напишу тебе.

Та, которая мечтала о таком младшем брате, как ты.

Они находились далеко друг от друга, и письма служили единственной нитью, связывающей их сердца. Может быть, для того чтобы открыться и говорить честно, им требовалось расстояние. Нетрудно догадаться, что Каору по несколько раз переписывал письма, давал им отлежаться и только потом отправлял. Он подбирал слова, будто кидал в сердце Фудзико камешки, терпеливо ожидая, когда волны, которые они вызывали, доберутся до него через Тихий океан. За проживание в памяти Фудзико он должен был стихами оплачивать аренду. Так любящие и становятся поэтами.

Твой взгляд остановился на стихах, примерно в середине тетрадки.

Посмотрю я в небо и спрошу у облака:Как моя любимая, здорова ли она?Облако ответит мне: не видело,Чтоб кто-нибудь по небу пролетал.Посмотрю на землю и спрошу у камня:Любит ли она меня? Дорожит ли мной?Мне ответит камень: разве дело мнеДо каких-то женщин мягкотелых.Я спрошу у ветра у залетного:Видит ли она меня во сне?Вместо ветра тень ответит мне:Помнишь ли, чем пахнет ветер,Тот, что дул вчера?Помнишь ли, как тверд был камень,На который ты ступил два дня назад?Знаешь ли, где облако,Которое видел ты сейчас?

Одиночество и беспомощность мальчика Каору передавалось тебе, его дочери. Интересно, что написала Фудзико в ответ на его признания?

На втором письме стояла дата: 20.12.1979. После первого письма прошло много времени.

Каору Токива,

с Рождеством! И с Новым годом!

Желаю тебе в новом году исполнения твоих желаний.

P. S. Я заняла первое место на спич-контесте в хай-скул.

Ф.А

Письмо – холоднее не бывает. Может быть, между ними за это время возникло какое-то недопонимание. А может, те письма Фудзико, в которых она обнажала свои подлинные чувства, были взяты Каору из сейфа и сейчас путешествуют вместе с ним? Ты поделилась этими мыслями с Андзю.

– Дома хранится только часть писем от Фудзико, – сказала она. – На самом деле они приходили каждый месяц. Это значит, что и Каору тоже старательно писал ей.

Ты по очереди читала тетрадку Каору и письма фудзико.

6.4

Та, с которою ищешь встречи,та, что к тебе подходит сама,та, что отдает себя до конца,та, которая учит,та, что злится безумно…У каждой есть имя.Я оставляю фамилию,а вместо имен пишу: Фудзико.Судзуки Фудзико, Сато Фудзико,Накамура Фудзико, Танака Фудзико,Абэ Фудзико, Симидзу Фудзико,Цудзи Фудзико, Минэ Фудзико,Идзуми Фудзико, Одзаки Фудзико…Я расставляю в ряд сотню Фудзикои последней – Фудзико Асакава.Перейду через мост – Фудзико.Выбегу из леса – Фудзико.Навру с три короба – Фудзико.Вмажу кому-нибудь – Фудзико.Выпью воды – Фудзико.Вздохну тяжело – Фудзико.Фудзикофудзикофудзикофудзико.Сотни Фудзико несутся с горы,увлекаемы собственным весом.Сотни Фудзико в школьных купальных костюмахпроходят парадом мимо рядов супермаркетов.Сотни Фудзико – в магазине «Цветы»,в очереди покупают по лилии.Сотни Фудзико одна за другойвырезают на теле моем свое имя.

Письмо от 11.02.1980 служило подтверждением тому, что Каору действительно отправлял Фудзико стихи, которые записывал в тетрадку.

Милый Каору,

стихи, которые ты мне посылаешь, так же теперь необходимы мне, как вода или соль. В них я вижу дом, в котором жила, парк, который ты считал своим, и твое немного смущенное лицо.

Я каждый день говорю по-английски, и мне кажется, что японский начал понемногу выпадать из моей памяти. Когда дома я разговариваю по-японски с родителями и младшими сестрами, то, словно бы никуда и не уезжала из Японии. Но, если болтаю с подругами по телефону, а потом сразу надо перейти на японский, мне начинает казаться, что я говорю как-то не так. Нам много задают в школе, но когда мне удается выкроить свободное время, я стараюсь читать побольше японских книг. Последнее время я полюбила романы Юкио Мисимы и ОсамуДадзая.

Но больше всего мне нравится читать твои стихи. Знаешь почему? Потому что в них я непосредственно чувствую твой смех и твою грусть. Все, что я читаю, написано людьми, которых уже нет на этом свете. Все тексты напоминают завещания. Поэтому я не могу дождаться твоих слов, которые ты говорил всего неделю назад. Отправляй мне их, как журнал, каждый месяц.

А еще будет здорово, если ты напишешь к ним музыку и споешь когда-нибудь.

Ф.А.

Воодушевленный словами Фудзико, которая с нетерпением ждала его стихов, Каору погрузился в сочинительство. Во второй части тетрадки мчались наперегонки откровенные слова, написанные им.

6.5

Мама, ты – сны в изголовье.Я простужен любовью.Ты в моих легких, мама,с ветром от Фудзиямы.Мама, ты в моих мыслях —тайных, как тропы лисьи.Мама – свет на безлюднойулице пополудни.Ты в сердце, середке, глубидевушки, что меня любит.Она заложница Штатов —чванливой страны закатов.Легко ли в этой стране?Тревога кричит во мне.Что, если ее янки,вонючий и потный, с пьянки,тащит к автофургонуна дороге к Каньону?Там белые балахоны,пылающие крестыи огненные похороныамериканской мечты.Если в одеждах белыхуходит толпа клансменов,будет обуглено телопохотью полисмена.Публичный дом, Аризона.Тоска моя, мама, бездонна.Оттуда приходят письма,но неспокойны мысли.Янки ли виноваты?И дед мой на берег Ямато —Америки младшего брата —приплыл оттуда, из Штатов —чванливой страны закатов.Мама, спроси у отца ты,он ненавидел Штаты? [25]

25

Перевод С.Харисовой.

Письмо от 03.07.1980, наверное, пришло в ответ на эти стихи.

Милый Каору,

завтра – День независимости США. В Бостоне тоже будут праздновать. Нас пригласили на вечер, который устраивает профессор университета, коллега отца. Меня попросили произнести там речь по-английски. Сейчас я только что закончила ее.

В своем последнем письме ты писал, что ненавидишь самую чванливую в мире страну. Что ты беспокоишься за меня, ставшую ее заложницей. На самом деле здесь и вправду встречается высокомерие. Но каждый из жителей этой страны противопоставляет высокомерию власти добрые намерения и разум. У меня есть друзья, которым я доверяю, учителя, которых уважаю. Я верю, что нити, которыми я связана с ними, оберегают меня. Если бы ты приехал сюда, то понял бы меня. В Бостоне есть и японцы, которых любят американцы, такие как Сэйдзи Одзава. [26]

Ты говоришь, у тебя изменился голос. И тебе противно слышать самого себя. Слушать запись своего голоса в самом деле как-то неловко. Но не надо грустить. Смена голоса – это испытание, выдержишь его и будешь петь еще прекрасней. Ты сейчас проходишь через те же врата, что и все прославленные певцы. Хотелось бы услышать тебя. Подойдешь к телефону, если я позвоню?

Ф.А.

26

Сэйдзи Одзава – всемирно известный японский дирижер, в 1973–2002 гг. возглавлял Бостонский симфонический оркестр.

6.6

Фудзико знала даже о том, что у Каору изменился голос.

Вдруг ты подумала: а не может ли быть такого, что чувства Каору к Фудзико были безответны? Умелые подбадривания, суждения отличницы – разве этого он ждал? Тебе казалось, что Фудзико выстраивает вежливые фразы, не переходя границу приятельских отношений. Мог ли удовлетворять Каору мягко отстраненный стиль писем Фудзико? А может быть, три десятка лет тому назад любовь и была такой?

Ты откровенно поделилась своими мыслями с Андзю, и она сказала со вздохом:

– В наше время все и вправду происходило спокойно и неторопливо. Письма писали от руки. Чтобы отправить письмо, нужно было пойти на почту. В мире люди, вещи, ценности существовали по отдельности: сами по себе, каждый на своей территории. Любовь могла продолжаться и два и три года. Если бы ты очутилась в том времени, тебе бы показалось, что жизнь течет в замедленном темпе. А ты когда-нибудь писала стихи?

– Стихи? Нет. Дневник писала, примерно около года.

– А твоя мама пишет стихи?

– Нет. Она скорее будет давиться ненавистным молоком, чем начнет писать стихи.

– В семье Токива тоже никто не писал стихов. Только один Каору. У него в тетрадке должно быть стихотворение «Отец не писал стихов…».

Ты перелистала страницы. Такое стихотворение действительно там было.

Отец не писал стихов.

И мать не писала тоже.Сплели из музыки коконбез окон, но без оков.Для трио родился я.Меня отец училиграть на фортепьяно.Он говорил, чтомузыка дает свободу.«Избавься от себя,оставь лишь уши.Свободна музыка,как ветер в поле.Как волны, беспокойнаи, как луна, изменчива».Со мною пела мать:«С сестрою-музыкойнайдешь любовь во всех.Безбедно проживешь,где б ни был ты.Заговоришь без языка —от сердца к сердцу.Печаль сумеешьпревратить в улыбкуи мертвых воскресишь».Любовь и музыка —дуэт отец и мать.Они мне говорили,что музыка всегда поможет.«И даже если умрут они.И если встанет миллион врагов.И если любимая предаст.И если буду голодать.Зачем писать стихи?»Отец и матьписать стихов не собиралисьи верили лишь музыке.Они не знают,что я пишу стихи.И что случится от того?Меня возненавидят люди?Или лишат свободы?И запретят мне петь?Умрут все те, кого люблю?И все равно писать я должен.Из-за досады на отца и мать,покинувших меня,и с благодарностью семье Токиваза воспитанье.Смеясь над миром,обманчиво-красивым,открывая путьоттаявшим желаньям,которыми забито тело.И, конечно, ради Фудзико. [27]

27

Перевод С.Харисовой.