Хозяин тайги
Шрифт:
Он ее словно приворожил. Заколдовал. Своим теплом, добротой и заботой.
Так, как Гром к ней еще никто и никогда не относился.
Он даже смотрел так, что становилось неловко, но горячо внутри. Словно она была самой красивой и желанной в его глазах, не смотря на свои физические недостатки.
И в это хотелось верить.
В его взгляды, прикосновения.
В эти жаркие поцелуи, от которых кружилась голова, и рассудок растворялся в бурлящей крови, оставляя только сладостное тянущее томление в груди и внизу живота.
Гуля тщательно вымылась,
В тот момент Гуле было совсем не до этого, а сейчас она не представляла даже, продается ли нечто подобное в деревне. И если да - то какая здесь могла быть цена.
Жаль, она не догадывалась, что аромат ее тела был самым желанным и пленяющим для медвежьей души Грома.
Вся она была настолько желанной и особенной, что сдерживаться уже просто не было сил.
Девушка не знала, что в лесу было неспокойно лишь по той причине, что Гром врался к ней, словно сумасшедший, оттого и стоял такой треск и грохот, что перепугалась добрая половина деревни.
И хорошо, что никто не подозревал, что такое иногда случалось, если два берсерка бились и кидались друг на друга.
Но не чтобы убить, а чтобы уберечь глупых людей и тайну своего рода.
Еще одна поляна была разнесена в щепки и пыль, пока Буран держал своего огромного эмоционального друга, чтобы тот не перебил пол деревни молодежи за то, что они были рядом с Гулей, и не контролировали свои мысли, эмоции и руки, которые Гром стремился вырвать.
Да, он заработал пару переломов, но к счастью справился с поставленной задачей, хоть и матерился так, что Гром криво усмехнулся, виновато выгибая брови:
– И ведь не стыдно же! К королю же обращаешься!
– Да этого короля!...
Буран снова разразился ругательствами, недовольный тем, что заработал перелом носа.
Очередной!
Уже как минимум четвертый!
Хрен с ними со сломанными ребрами – хоть и неприятно, но не смертельно. И потом их ведь не видно.
А тут лицо! Самая выпуклая часть тела, не считая бедер и того, куда обычно смотрели большинство девушек так же часто, как и на лицо!
– Сто раз тебе говорил бить только по торсу!
– Прости, дружище.
– «прости, дружище!» - пробурчал Буран, вправляя нос, откуда до сих пор хлестала кровь, - Марш домой! Мыться и спать! Если увижу тебя до рассвета – точно сломаю еще что-нибудь!
Если бы Гром не считал себя виноватым - хрена лысого он бы послушался и поплелся молча в дом, стряхивая с себя опилки, хвоинки и мох, который торчал в растрепанных волосах.
Глава 16
Первым по плану было посещение бани, которую Гром сначала растопил и нагрел так, что у любого нормального человека от температуры глаза бы вылезли на лоб и там бы благополучно пригорели.
Но он-то нормальным никогда не был.
Как и не был человеком.
Медведи и холод и жару переносили спокойно. Особенно
холод.Можно было бы не устраивать такую жару, но Гром решил, что жар бани возможно хоть как-то уравновесит тот жар, который бурил внутри него самого.
Бурлил, жалил, сводил с ума и никак не утихал.
Помогло ли это ему?
Совсем нет.
Сердце продолжало колотиться, как бешеное, а тело скручивало от болезненных спазмов, потому что он хотел быть вовсе не здесь. И не один.
Он убежал бы к своей девчонке без оглядки как был, но Буран был прав в каждом слове, когда говорил о том, что пути назад не будет, и если он сделает больно девушке своей силой и страстью, то сломает и без того хрупкое доверие, что зародилось между ними.
Пока все шло хорошо, не считая слегка поломанной печи в ее доме.
И было важно, чтобы и дальше все шло не хуже.
Гром встал в полный рост и вылил на себя ушат ледяной воды, подставляя лицо под струи, и ощущая, как кожу стало покалывать от перепада температур, но и от этого легче не стало.
Он хотел ее.
Как может хотеть только зверь.
Дико, безудержно, с такой жаждой, на которую люди были не способны, а потому понять его не смогли бы.
Медведь провел ладонями по своему телу, которое так любили женщины за мощь и габариты, и глухо выдохнул.
Он прекрасно понимал, как тяжело будет хрупкой и нежной девочке принять его в себя, особенно первое время, когда боль будет сильной, и раны будут заживать мучительно и долго.
Но другого пути у них просто не было, потому что он ее от себя уже не сможет отпустить.
– Ты еще не успокоился. Куда ласты намылил?
Буран вошел в баню, первым делом принявшись смывать кровь с лица и торса.
На первый взгляд он был спокоен и вполне расслаблен, но Гром чувствовал его слишком хорошо, чтобы сказать, что так было на самом деле.
– Я лучше пойду.
– Рано еще.
– упрямо покачал головой друг и облил себя холодной водой, стряхивая ее с длинных растрепанных волос.
– Сильнее я все равно не успокоюсь.
– А надо было бы!
Гром сдержанно выдохнул, покосившись на свой стояк, который гордо торчал, и опускаться никак не собирался ни от холода, ни от жары, ни от его недовольных взглядов.
А ведь это медведь еще не дошел даже до деревни!
Просто подумал о том, что скоро увидит свою нежную девчонку.
Увидит, прикоснется, прижмет к себе. И поцелует.
А еще скорей всего опять что-нибудь сломает, но на счет этого можно будет подумать позже.
– Сегодня между нами ничего не будет!
Буран приподнял брови, бросив на друга озорной, но все таки тяжелый взгляд:
– Ты меня в этом убеждаешь или себя?
– Сам не знаю…
Гром выдохнул настолько тяжело и измученно, но Буран только покачал головой и чуть улыбнулся.
Он ведь понимал его.
Может, не до конца, потому что сам с такой силой чувств еще не сталкивался. Но то, что Гром был измучен, возбужден и сметен - он ощущал до чертовой дрожи на коже.