Хозяин тайги

– А я сразу так и подумала, что это ты, внуча! А кто у нас еще такая добрая душа в деревне? Сколько лет мы живем все бок о бок, и ведь никому даже в голову не пришло, что Митьке помочь нужно - подтолкнуть его в правильном направлении, путь показать. По первости-то его пытались из этого омута вытащить – и разговаривали, и угрожали, что помрет ведь он, и говорили, что его жене это бы точно не понравилось. А он ведь только еще отрешеннее становился – закрывался один в доме, пил, и плакал, глядя на фото. Сколько лет-то уже прошло, а, Тась?

– Да много уже, пара десятков точно, - тяжело выдохнула баба Тася, закивав головой на слова своей подруги.

– Вот. И потом все бросили эти уговоры – раз пьет, то его дело. И раз жить не хочет, то как нам помочь.

Бабушки почти одновременно сокрушенно покачали головами.

– Так давайте сейчас ему поможем, - тихо отозвалась Гуля и присела к ним за стол, стараясь двигаться как обычно, чтобы больше не вызывать подозрений, хотя получалось это не очень уверенно, - Если деда Митя сделал первый шаг, то нужно протянуть ему руку, чтобы он сделал и второй.

Бабушки снова переглянулись и к счастью кивнули, хоть и сделали это не слишком уверенно, на что рассчитывала девушка.

– Если он и правда сможет после стольких лет выйти из глухого запоя, то ей-богу можно будет считать, что деревня заново родиться. Правда ведь, Тась?

– Правда-правда.

– Митька же был первый парень у нас по молодости - самый активный, самый общительный, при нем все дела спорились, а уж когда он женился, то и вовсе наше хозяйство было лучшим на всю округу! Митька такое иногда выдумывал, чтобы мы планы перевыполняли, что никому до сих пор в голову не приходит! Потому наша деревня всегда была в почете, а у всех работяг деньги не переводились, - баба Нюра тяжело выдохнула и печально добавила, - Хорошее это время было.

Гуля слушала, затаив дыхание и сейчас еще сильнее хотела помочь дедушке в надежде на то, что его сильная душа снова покажет себя, и он станет спасением для умирающей деревни.

Как был раньше.

А они с Громом помогут ему всеми силами.

Мысли о Громе снова отозвались в душе тягостным волнением, и захотелось еще раз выглянуть в окно, чтобы увидеть его, шагающим из леса.

Куда же он пропал?

А главное – почему?

– А ведь внуча все верно говорит, Нюр! – раздался голос бабы Таси, отвлекая Гулю от тяжелых мыслей, когда становилось откровенно горько и наверное даже страшно, потому что минуты все тикали и убегали, а Гром так и не появлялся на пороге дома, - Если же мы не поможем Митьке, то кто еще поможет?

– Так а мы как сможем помочь, Никитишна?

От собственных стремительных мыслей о помощи баба Тася даже подскочила из-за стола, заставляя свою подругу покоситься на нее, а Гулю тихо незаметно улыбнуться.

– Пойдем к Галке! Ты же помнишь ее бабку Глашу?

– Ну.

– Она ведь повитухой была, а еще многих мужиков отпаивала после гулянок, когда те помирали!

– Это все хорошо, но при чем тут Галка? Бабка ее уже лет сто как умерла, Тась!

– Так ведь Галка с ней жила все детство, значит, не просто так все это было, и наверняка что-нибудь, да она запомнила! Вставай, говорю! Что сидеть и рассуждать, надо пойти к ней и спросить! Доча, ты тоже вставай, с нами пойдешь!

Гуля открыла было рот, чтобы сказать, что ей нужно быть дома, но сделать этого так и не смогла.

Просто понимала, что если останется сейчас одна и Гром не появится в ближайшее время, то ее мысли сожрут ее саму изнутри, и станет только хуже.

И потом ей действительно было важно помочь деду Мите.

Почему она и сама не знала.

Ее бабушка всегда учила, что если ты можешь помочь словом или делом, то не нужно этого стесняться – добро нужно делать всегда, а зло даже в мыслях не оставлять.

Гуля всегда старалась жить по этим незамысловатым законам и знала, что многие считали ее блаженной и ненормальной, а часто и вовсе крутили пальцем у виска, когда она кормила очередную бездомную собаку, или отдавала всю мелочь старику-попрошайке.

Добро всегда отзывалось в сердце теплом, потому Гуля его и делала в меру своих силёнок, без оглядки на то, что о ней скажут или подумают другие люди.

Поэтому девушка только и успела, что натянуть на ступни свои мягкие балетки на сплошной подошве и накинула на плечи тонкую кофту, чтобы прикрыть грудь, потому что под платьем она была обнаженной, и меньше всего хотела, чтобы это внезапно и вовсе некстати понял кто-нибудь еще.

Гуля поспешно шла за двумя не по годам шустрыми бабушками, которые сейчас бодро шагали вперед, ведомые только одной мыслью - не оставить в беде снова - и надеялась, что ее ноги не подведут в этот раз.

Страха вовсе не было, потому что рядом с бабушками она чувствовала себя уютно и спокойно.

Но вот боль внизу живота явно усиливалась, как и жжение между бедер.

Девушка старалась не подавать вида и вести себя естественно, но отчетливо понимала сама, что у нее ничего не получается, а бабушки то и дело оборачиваются на нее и только качают головами.

– Вот вернемся, и я тебя намажу своей мазью на мяте! К утру будешь как новенькая, и вся боль пройдет, внуча!

– А если выпить моей настоички, то спать будешь как ангел, и наутро проснешься с хорошим настроением!
– хохотнула баба Нюра, как всегда задорно пихая в бок свою подругу, на что та как всегда закивала в согласии головой.

К счастью шли они недолго и на главную большую улицу деревни не выходили.

Не то, чтобы Гуля скрывалась от кого-то, просто ей было хорошо на окраине без лишних глаз и сплетен.

Дом Галины оказался добротным и большим.

Сразу было видно мужскую руку и женское усердие в том, чтобы дом был уютным и как говорится – полной чашей.

– Галка! Ты там дома? – баба Нюра постучала по не высокой калитке, - Нам нужно срочно поговорить! Галка! Не слышишь ты что ли?

Гуля не вмешивалась.

Она стояла чуть поодаль и только наблюдала за всем происходящим, одергивая себя каждую секунду оттого, чтобы не смотреть в сторону леса в надежде на то, что из него появится Гром.

Как бы она не отвлекала себя, а все мысли девушки были только о нем.

И о том, что же она сделала не так этой ночью.

Когда на порог вышла рослая женщина с черными волосами и очень красивым лицом, то Гуля едва ли смогла бы назвать ее бабой Галей.

Она была явно моложе бабушек, но взгляд женщины был наполнен горечью и каким-то особенным пониманием этого несовершенного мира, в котором все обитали и кого-то винили.

Она не винила, а принимала все, как есть.

– Вы чего здесь шумите?