Хозяин теней. 3
Шрифт:
— Не знаю, — Тимоха глаза прикрывает. — Он бы…
— Не вынес? Сердце там? Инсульт, инфаркт… и полная задница. Нет, отец не рискнул. Да и доказательств, я думаю, не было… без доказательств эти обвинения — так, сотрясание воздуха. Вот он и полез их искать.
— И нашёл, — это Тимоха произнёс с полной уверенностью. — Нашёл… поэтому его и убрали.
Его.
Потом Тимоху…
— Оружия бы сюда ещё, — осматриваю домик. — Какого вот… только незаметно.
Потому как лучше сейфа только сейф, из которого можно отстреливаться.
— А ты… — я
В том моём видении искали чёрную книгу, а не папенькин дневник. То ли искавший о записях не знал, то ли…
— Я — нет. Как видишь, я из дома дальше Городни стараюсь не уезжать. Но… Варфоломей ездил.
Варфоломея я пока не видел. Знал, что дедов ближник и правая рука, а потому и отправили его в Петербург, в Канцелярию государеву с прошением от деда да прочими документами, меня, сиротинушку, к роду приписывать.
— И?
— Сгорел ваш дом. Через неделю после отъезда твоей матушки.
Надо же… как до хрена неожиданно.
Вот только…
Отец был артефактором. И все твердят, что хорошим. А значит записи, которые полагал ценными, сумел бы защитить.
— Надо будет… — говорю, глядя на Тимоху. — Самим наведаться.
Глава 8
Глава 8
Бедный обиженный судьбою молодой человек некрасивой наружности просит знакомства с женщиной с целью брака. Москва. Главный почтамт. Предъявителю квитанции «Брачной газеты»
«Брачная газета»
Красные глаза Татьяны говорили сами за себя.
Узнала.
И плакала. И теперь отчаянно пыталась выглядеть равнодушной, но обида её ощущалась даже на расстоянии. А виноватым почему-то опять сочла меня. Вон, взглядом полоснула, губы поджала…
— Сволочь, — сказал я раньше, чем Танька открыла рот. — И вообще, можно сказать, тебе повезло.
— П-повезло?! — глазища полыхнули.
Красивая она.
Не сказать, что прямо глаз не отвесть — странно было бы, потому как всё же сестра — но красивая. Личико аккуратное. Глазища огромные, ресницы пушистые.
Губы пухлые.
И сама такая стройная, хрупкая, но в хрупкости этой сила ощущается.
— Ещё как, — киваю старательно. — Вот сама подумай. Он бросил тебя сейчас, когда всё тихо и спокойно.
Хотя бы с виду.
— Он не бросал, — она всё же шмыгнула носом и платок достала. — Род… настоял…
— А он не устоял, — отвечаю небрежно. — Откуда узнала-то?
— Письмо написал. Просит… подарки вернуть.
— Ещё и жлоб, — говорю это совершенно искренне. А Тимоха кривится, явно, сдерживая слова более крепкие и точные.
— Да что ты понимаешь!
— Ничего, — соглашаюсь. Пусть лучше злится на меня, такого лишнего и не понимающего, чем слёзы льёт. — Я вообще тупеньким уродился, но глядишь, твоими стараниями, чего-то да соображать начну…
— Савелий, — произнёс Тимоха с укоризной. — Тань… на самом деле
он прав. Лучше, что до свадьбы всё выяснилось и прояснилось, а так бы… зачем тебе муж, который вот так готов взять и бросить?— После свадьбы он бы не посмел, — произнесла Татьяна, правда, не слишком уверенно. — Клятвы…
— Любую клятву можно обойти. К тому же брак не в церкви заключали бы, а в дела охотников Синод принципиально не вмешивается. И да, пусть о разводе и не объявил бы, но что бы помешало отослать тебя куда подальше?
По поджатым губам, которые всё-таки подрагивают, вижу, что прав Тимоха.
И да, прав.
Отослать. А там, глядишь, ещё один несчастный случай. Грибов там объелась или утопла от тоски душевной. При общесемейном анамнезе никто б и не удивился.
— Или ты его так любила? — уточняю на всякий случай и получаю возмущённый взгляд.
— Я его видела два раза!
— Ну… порой и того хватает…
— Я приличная девушка!
— Не сомневаюсь.
— Тимоха, скажи ему, что…
— В общем, ты его не любишь, — снова перебиваю сестрицу. — Он тебя тоже. На подвиги ради твоих прекрасных глаз он не готов, а подставить вполне может. Кроме того, жадный и мелочный, раз уж подарки назад требует. Вот и чего огорчаться-то?
Татьяна чуть нахмурилась.
А потом буркнула:
— Обидно… все ведь скажут, что это я виновата.
— В чём?
— В чём-нибудь… придумают… — она обняла себя и тихо спросила: — Кто теперь с нами вообще захочет связываться.
— Анчутковы?
— Если ты про своего приятеля, то он слишком молод. Я столько ждать не смогу. Я и так почти перестарок уже…
По местным меркам. И рассказывать, что в тридцать лет женская жизнь только начинается, смысла нет.
— Ну… если сильно замуж охота, — я бочком отодвигаюсь к лестнице. — Можно за Еремея сосватать.
— Чего?!
Остатки слёз высыхают мгновенно.
— А что? Человек он взрослый. Степенный. И в курсе твоих особенностей. К тому же сам говорил, что хочет невесту подыскать. Какую-нибудь не сильно притязательную девицу из благородных…
Гогот Тимохи заглушает возмущённый писк. И в меня летит клочок темноты, который Тень подхватывает в прыжке. А вот от атаки клокочущего сокола уклоняется, ныряя под комод.
Оттуда уже и до лестницы.
И вниз.
И в гимнастический зал вваливаюсь, задыхаясь от смеха.
— Чего? — Метелька уже тут и вон, руками машет. — Случилось чего?
— Ага… случилось.
— Чего? — теперь в голосе любопытство, а я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиною. Не знаю, спасёт ли… хотя… спасёт. Сейчас Татьяна вспомнит, что в отличие от некоторых, она — девица благородная и хорошо воспитаная, а потому не подобает ей носиться за младшими братьями.
Даже если очень хочется.
— Сватал… Еремея за Татьяну.
— Чего?! — надо же, одно слово, а сколько разных интонаций.
— Очень обрадовалась.
— А дверь ты держишь, чтоб радость сюда не добралась? — уточнил Метелька и гыгыкнул, так, громко.