Хозяин
Шрифт:
Мистер Бленкинсоп пребывал в благодушном, хотя и не обязательно дружественном расположении духа. Начать разговор он предоставил мистеру Фринтону.
— Добрый вечер.
— Доброго вечера и вам, сэр.
— Надеюсь, Никки не нарушил вашего покоя, — сказал майор авиации. — Вы оказали нам любезность, придя сюда.
— Это удовольствие для меня.
— Присаживайтесь.
Мистер Бленкинсоп уселся на кухонный стул, взмахнув своей мантией, словно садящийся на престол кардинал, и без всякого выражения уставился на присутствующих.
— Дети говорят, что рассказали вам обо мне.
— Совершенно верно.
— Сам бы я этого делать не стал.
— Тут
— Но поскольку они это сделали, я полагаю, нам следует поговорить.
— Да, это было бы приятно.
— Еще приятнее было бы, — сказал мистер Фринтон, — если бы оставили ваши маньчжурские штучки.
— Как прикажете.
Они кружили друг около друга, как кружат при встрече псы из разных деревень, не зная, можно ли довериться незнакомцу. Они прожили бок о бок на много лет больше, чем прожили здесь близнецы, прожили в обстановке, в которой скрытые микрофоны и подслушивание телефонных разговоров показалось бы детской игрой. Здесь никто не ведал, как много или как мало известно кому бы то ни было другому, и что этот другой собирается делать. Там, где предательство может оказаться невольным, сведясь к передаче мыслей, доверительность невозможна. Спасти их могло одно лишь молчание.
— Дети сказали мне, что вы хотите остановить Хозяина.
— Да.
— Почему?
«Я пас».
— Мне будет проще, если вы назовете причину, — сказал мистер Фринтон. — После всего сказанного, нам приходится быть откровенными.
— Я предпочел бы обойтись без откровенностей.
— Отлично.
— Тем не менее тот факт, что я желал бы остановить его, остается фактом.
— Верно. Фактом остается также и то, что вы знаете обо мне очень много, а я о вас очень мало. Вы полагаете, что мы могли бы действовать заодно?
— Это, как мне кажется, лучше, чем действовать наперекор друг другу.
— Вы готовы ответить на мои вопросы?
— Ваше сознание легче прочесть, чем мое.
— Я, насколько это возможно, держусь подальше от его покоев.
— И все же вы их посещаете.
— Я стараюсь при этом думать о посторонних предметах.
— Вы очень мало об этом знаете.
— Понятно.
— А с другой стороны, мистер Фринтон, те же самые обстоятельства, что побуждают вас к откровенности, и меня не оставляют равнодушным. Я постараюсь, как смогу, ответить на ваши вопросы, если только это не будет грозить мне опасностью. Я просто обязан сделать это. Не мы с вами являемся хозяевами положения.
— Вы принимали какие-нибудь меры, чтобы остановить его?
— Таких мер попросту не существует.
— Вы сказали детям, что моя идея насчет того, чтобы его застрелить, безнадежна.
— Вы и сами это сознаете.
— И все-таки, в чем причина? — спросил майор авиации, делая еще один заход. — Если бы вы объяснили мне, почему вы хотите остановить его, мне было бы легче довериться вам.
— Если я назову вам причину, — безмятежно произнес мистер Бленкинсоп, — вы откажетесь иметь со мной дело.
— Стало быть, это дурная причина.
— Если любая причина, которая вас не устраивает, представляется вам дурной, тогда да, дурная. Что такое «дурная»?
— Понятно.
Похоже было, что мистера Фринтона разговор этот чем-то развеселил.
— Во всяком случае, об одном вы высказались вполне определенно, — сказал он. — Что несколько проясняет атмосферу.
— Я рад, что вы так считаете.
— Как я понимаю, у нас с вами разные причины для того, чтобы сделать одно и то же, и нам не следует действовать наперекор друг другу, но, если верить вам, дело это вполне
неосуществимое. Куда мы можем двигаться от этой исходной точки?— Оно не столь уж неосуществимо.
— А именно?
— Мистер Фринтон, боюсь вы недооценивали ум доктора Мак-Турка. Нет, с вашего разрешения, я, пожалуй, назвал бы это качество хитроумием.
— Сам он, похоже, его переоценил.
— Эта опасность подстерегает любого из нас.
— Что же в нем было такого уж хитроумного?
— Он умел выбрать оружие, хотя и не знал, как с ним обращаться.
— О каком оружии вы говорите?
Китаец учтиво повел рукой (снова украсившейся накладными ногтями) — и указал ею на Никки.
— Я отказываюсь, — в третий или четвертый раз повторил мистер Фринтон, — использовать в качестве орудия детей.
— Других орудий в нашем распоряжении не имеется.
— Это невозможно.
— В таком случае, невозможно и осуществление нашей затеи.
— Даже помимо соображений морали, эта идея дика с… с практической точки зрения. Вы можете вообразить спускающего курок двенадцатилетнего мальчика?
— Дети способны гораздо на большее, чем вам представляется.
— Он и из пистолета-то никогда не стрелял. Тебе приходилось стрелять? Да любой, кому удается с десяти футов попасть во чтонибудь из пистолета, — это уже без малого Буффало Билл. Или вы полагаете, что у школьника хватит выдержки подкрасться к Хозяину сзади и выстрелить в упор, когда целым отрядам анархистов никак не удается ухлопать какого-нибудь эрцгерцога? Если он воспользуется моим револьвером, он целых полминуты провозится, пытаясь обеими руками спустить курок, и в конце концов пальнет либо в воздух, либо в себя самого, а то и просто забудет снять его с предохранителя… И откуда он духу-то наберется? Дети для подобных дел не годятся.
— Ваши представления о детях делают вам честь, мистер Фринтон.
— Пусть даже он единственный, чьи намерения невозможно предугадать, он все равно выдаст себя, едва начав действовать. И с чего вы взяли, что Хозяин так и простоит для его удобства спиной к нему целых полминуты, пока он будет возиться с оружием, даже если у него хватит смелости решиться на это, — а обернется Хозяин, что тогда?
— Доктор Мак-Турк ни о каких пистолетах и не помышлял.
Но майор авиации не слушал.
— Ты бы смог это сделать, а, Никки? Представь себе, как это выглядит на практике. Да нет, это все равно, что просить сыграть в теннис человека, в жизни не видевшего ракетки.
— Если вы скажете мне, чтобы я это сделал, — медленно, храбро и совершенно осознанно ответил своему герою мальчик, — я, пожалуй, попробую.
— Пф!
Мистер Бленкинсоп терпеливо осведомился:
— Вы уже покончили с огнестрельным оружием?
— И что с того?
— Доктор подумывал относительно яда.
— Вот и отравите его сами.
— Любой из нас, оказавшись вблизи Хозяина, попадает в сферу его сознания. Мастер Николас — единственный подход к нему, какой у нас есть.
— Нельзя же травить людей.
— Это ваша точка зрения или констатация факта?
— Мы все-таки не Борджиа.
— Лично мне культура Ренессанса кажется во многом превосходящей культуру нашего столетия, — но давайте не будем углубляться в дискуссию на исторические темы. Множество людей было отравлено, многих травят прямо сейчас, и еще многим предстоит умереть от отравы. И насколько мне известно, бандиты, стоявшие у власти во время последней войны, после проведенных с большим размахом исследований, выбрали для себя синильную кислоту и приняли ее по собственной воле.