Хозяйка чужого дома
Шрифт:
И тут у всех прорезался небывалый аппетит, а особенно у Кости, и они набросились на еду.
– Ну вот, – с удовлетворением произнесла Елена, производя ревизию того, что осталось. – А говорили – много взяли… Чем мужчин завтра кормить будем?
– В деревню пойдем! Там должен быть магазин…
Костя растопил большую русскую печь, но Игорю в доме не сиделось. В саду, на природе, ему казалось, намного приятнее прогуляться, чем сидеть в замкнутом пространстве. Он побродил по дорожкам – так, без всякой цели – и наткнулся на рисунок Елены в траве. Взял в руки кусок картона, стал вглядываться.
Игорь нашел неоткрытую бутылку пива, сел на крыльце и, держа рисунок в руках, пристально всматривался в него.
Елена появилась откуда-то сзади, тихо села рядом. Узкое бледное личико морщилось в улыбке, крылья острого горбатого носика смешно раздувались.
– Костя у печки греется, – объяснила она свое настроение. – Говорит, что плавание его очень взбодрило. Все бы ему взбадриваться… А ты что, мой рисунок нашел? Хочешь, забери…
– И не жалко? Я думал, художники очень трепетно, бережно относятся к своим творениям, пусть даже самым случайным…
– Ерунда какая.
– Я вот думаю – что все это значит…
– Рисунок? Да ничего. Я просто так рисовала, от нечего делать.
– А мне кажется, я понимаю.
– Интересно, интересно, – оживилась Елена. – И что же я там нарисовала?
Игорь еще раз взглянул в ее светло-голубые глаза – они были безмятежны и насмешливы. Никаких других чувств в них не наблюдалось.
– Ты нарисовала смерть, – тихо произнес он.
Елена вздрогнула, зрачки расширились, взгляд потемнел.
– Почему ты так думаешь? – осторожно спросила она.
– Мертвый лист посреди зеленой травы.
Елена передернула плечами, словно налетел холодный ветер.
– Может быть. Но тогда ты видишь лучше меня. Знаешь, я действительно нечто подобное имела в виду, когда рисовала, но этого страшного слова у меня в голове даже не вертелось. Я вообще боюсь всего такого…
– Тогда ты нарисовала жизнь. Вот эта молодая зеленая травка, только что пробившаяся из земли, она как раз и символизирует победу жизненных сил, – нарочито менторским тоном, пародируя экскурсовода во время похода по музею, произнес Игорь.
– «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть…» Не об этом ли ты?
– Резюмируем: ты изобразила вечное движение, жизнь в ее развитии, борьбу и единство противоположностей…
– Хватит, хватит, а то я сейчас возгоржусь!
– Нет, правда, Елена, – улыбаясь, ласково поинтересовался Игорь, – неужели ты и вправду не знаешь, что хочешь выразить своим рисунком?
– Да, так бывает. Потом, – позже, не сразу – до меня доходит. А иногда мне кто-нибудь объясняет смысл того, что получилось. Вот как ты сейчас…
– Почему так? Ведь творец, приступая к замыслу, должен четко представлять…
– Потому что чувство иногда идет впереди мысли, – перебила его Елена. – Это не только художников касается, а и всех прочих людей. Вот ты… У тебя душа и мозги всегда в ладу?
– Нет, – легко сознался Игорь. – Лара говорит, что
я сам не знаю, чего хочу. Ей довольно часто приходится решать за меня.– А на работе?
– О, там другое дело! Там душа не нужна, всякие сантименты даже вредны. Бухгалтерия в чистом виде.
– А я творю душой… – вздохнула Елена, не печально, не радостно, а как-то отрешенно взмахнув ресницами, и в первый раз Игорь подумал, что она, наверное, очень славное существо, только характер у нее какой-то… изломанный, что ли.
Холодный дом постепенно наполнялся теплом. Костя, румяный, с блестящими, как зеркала, глазами, сидел у печки и маленькими глотками прихлебывал коньяк.
Лара расположилась рядом, усевшись на низенькой скамеечке, и листала старый альбом.
– Вот это как раз мой дедушка на какой-то там профсоюзной конференции. А вот бабка на теплоходе «Русь». Ничего старушка?
– Хороша… В молодости все хороши. А где же ты, Костя?
– Листай, листай дальше, тут все по порядку!
Лара уже давным-давно привыкла, что все восхищаются ею. Она знала, что и Костя не является исключением, недаром сегодняшним утром он чуть не поцеловал ее. Грех небольшой, но… постепенно смутное недовольство стало накатывать на нее.
– Вот это, кажется, ты, да?
– Угу, в возрасте трех лет. Этакий купидон…
– Похож…
– Ларочка, а ты не хочешь хлебнуть? Очень тонизирует.
– Меня тонизировать не надо, я в речку сегодня не лазила. Костя, и что вдруг тебе в голову взбрело с купанием? Ведь апрель еще не кончился!
– Я сошел с ума! – Он радостно и безнадежно развел руками. – Мне надо было что-то сделать, чтобы загасить пожар внутри. Пусть и ледяной водой, чтоб до самых костей пробрало, чтоб хоть чуть-чуть отпустило.
– Кости у Кости… – задумчиво проговорила Лара что-то вспомнившееся из детства. Наконец до нее дошел смысл сказанного соседом, и она решительно заявила: – Я не хочу слушать ни про какой пожар.
– А о чем же говорить? – умоляюще спросил тот.
«Какого черта он на меня так смотрит? Никакой совести нет! Ведь женатый человек, жена его где-то тут, за стеной. Кстати, где она шляется, почему за мужем не смотрит? Хотя за Костей бесполезно смотреть, он все по-своему делает, его не остановишь… вот как сегодня, еле из речки вытащили. Ну и упрямец при всем внешнем добродушии… Гарик не такой. Гарик – как воск в руках. Впрочем, неизвестно, что хуже». Лара остановила поток своих мыслей и ответила на вопрос:
– Не знаю.
– Лара, я чувствую, ты не хочешь об этом говорить, но я-то… Я не говорить об этом не могу. Ты только выслушай!
Она уже догадывалась, что он хочет ей сказать, и произнесла чуть ли не с мольбой в голосе:
– Костя, не надо.
Но того было уже не остановить.
– В первый раз я увидел тебя возле нашего дома. Ты, наверное, не помнишь, мы еще не были тогда знакомы…
– Костя! – предостерегающе воскликнула Лара.
– Это было точно сон, галлюцинация. Потому что в первый момент я не поверил своим глазам – таких красивых не бывает! А потом я узнал, что ты живешь напротив, встречался с тобой в лифте, здоровался, говорил какие-то ничего не значащие банальности, а внутри меня что-то происходило…