Хозяйка "Доброй феи" и последний из драконов

И если раньше, ну, лет этак пять назад, Леночка с удовольствием приняла бы ухаживания, то сейчас ей попросту было смешно. С одной стороны смешно, а с другой вот не очень.

Потому что иной раз приходила к девушке мысль, тревожащая ее до глубины души.

– - Что со мной не так? Ведь сколько уже, года три, как кавалеры перестали меня волновать?
– - и вот тогда Леночке становилось совсем нехорошо.

Нет, физически с ней все было в порядке, о чем свидетельствовали данные многочисленных осмотров, которые девушка терпеть не могла, но заставила себя проходить необходимых врачей.

Потому что был очень странен для нее самой, и совершенно, что интересно, не понятен для специалистов в области женского здоровья, тот факт, что вот уже три года, как у Леночки пропал интерес к интимной стороне жизни.

Представляете?

Когда же она поговорила на этот счет с Олькой, то обе девушки пришли к выводу, что это явный ответ Чемберлену. Ответ со стороны психики на два неудачных замужества.

Нет, по началу Леночка встречалась с приятными молодыми людьми, и достаточно часто, будто делая это назло ушедшим. Но очень быстро девушка поняла, что не испытывает практически ничего от такого рода встреч.

Сначала она грешила на партнеров, считая их недостаточно умелыми в обращении с женщиной, но вот со временем… со временем девушка поняла, что все дело-то, оказывается, в ней. В ней самой.

И Олька сказала как-то:

– - Ленок, вот все наладится, поверь мне. Просто психике нужно время и нужен подходящий человек, вот и все.

– - Все?
– - горько усмехнулась девушка, которую произошедшие в ней изменения просто убивали. И она, как бывало всегда, окунулась в работу, уйдя в нее с головой.

Так что посмотрела Леночка на Эдуарда и сказала:

– - Ну, тогда вперед! Поехали в ваши древние пещеры.

Эдуард, который, как будто только и ждал команды со стороны пассажирки, включил зажигание, первую передачу и медленно и аккуратно двинулся по центральной дороге, на которой в это раннее время было еще довольно пусто.

Надо сказать, водил он мастерски. Не всякий может держать нужную скорость, плавно перетекая с поворота на поворот на серпантине горной дороги. Машина слушалась руля беспрекословно, и казалось Леночке, что в такие моменты они были едины.

Казалось ей, что руки мужчины лежали на рулевом колесе так твердо и так нежно, как это бывает в любовном танце пары.

Девушка даже залюбовалась. Нет, не Эдуардом, как мужчиной, хотя молодой человек был довольно хорош собой и радовал взор отсутствием пивного животика, так широко распространенного у мужчин.

Просто Леночка высоко ценила профессионализм в любых его видах и видела за версту таких вот людей.

Эдуард же, замечая краем глаза интерес пассажирки к своей персоне, начинал тихо млеть. Еще бы. Такие дамы, как Елена Петровна Старосадская, ему не часто встречались. И кто его знает, может быть ему улыбнется удача, и девушка проявит свою благосклонность?

Не сказать, чтобы мужчина был такой уж гуляка. Но кто же в здравом уме и здравом же молодом теле может пройти мимо такой вот женщины и не испытать никаких чувств и зашкаливающих эмоций?

Вот и Эдуард не смог. Потому он и сделал все возможное, а именно, попросил Сергея, помощника и водителя по совместительству, взять выходной.

Потому он и отзвонился семейной паре Петровых, сказав, что экскурсия не состоится по тех причинам.

Словом, рассчитывал Эдуард покорить девушку своим мужским обаянием. И, кто знает, познакомиться с ней поближе. А уж насколько поближе…

Тут мужчина сглотнул, и машина, до сих пор послушная его рукам, чуть дернулась.

– - Возьми себя в руки, быстро! Дорога не любит таких вот мечтателей, мляя, -- мысленно выругался Эдуард, и заставил себя отвести глаза от зеркальца заднего вида.

Леночка же закрыла глаза, и, казалось, задремала.

По крайней мере на лице у нее появилась такая милая улыбка, которая появляется только во сне, когда человек расслаблен и ему снится что-то очень хорошее.

Глава 11

Последний из драконов

Лайонард ревел не переставая, выражая целую гамму чувств, которые прятались где-то там, внутри. Которые скопились за все время его жизни, а ведь было тех лет всего ничего. Последнему дракону исполнилось не так давно пятьдесят три года.

А что такое пятьдесят три года для дракона? Мелочи, сущие мелочи.

В этой гамме чего только не было. И бешеная радость, и торжество, и величие истинного дракона. Лайонард то взмывал ввысь, и тогда превращался в точку, нестерпимо сияющую серебром.

То закладывал своего рода “мертвые петли”, чуть ли не сбивая страшной мордой с длинными и острейшими зубами верхушки деревьев королевского сада, и тогда с громким уже клекотом, так похожим на смех, взвивался в небеса.

То парил, расправив крылья, могучие и прекрасные, серебряные чешуйки на которых отражали небо вверху и зелень травы внизу.

В такие моменты рев прекращался, и наступала такая тишина, что и ранние птички замолкали, не желая ее тревожить.

Тишина торжественная и заставлявшая любого, кто был поблизости, замирать и прислушиваться.

Потому что в этой тишине тому, кто внимательно прислушивался, казалось, что он ее слышит. А может быть, это была вовсе даже не тишина, а дыхание.

Дыхание последнего дракона.

Размеренное, мощное, в такт которому колебалась трава, росу с которой благополучно сбил наш дракон, пролетая низко-низко.

В такт которому, казалось, качались ветви страрых яблонь и того могучего дуба, который не так уж и принимал в своих объятьях Лайонарда.

В такт которой человек вдруг начинал слышать, как все живое вокруг дышит и движется, исполняя вечный танец, вечный круговорот жизни.

Эта тишина была благословением для многих поколений на Киассе, давая в свое время людям остановку от ежедневного круговорота мыслей, помогая справляться со стрессом и ощущать необычный покой и необычную же радость, которая не зависит ни от каких жизненных обстоятельств.

Вот и льер Конфю вдруг застыл, и расслабленно опустился на траву, испытывая ни с чем не сравнимую радость и покой.

И даже во дворце, который был, как правило, закрыт магической завесой от любого рода звуков, дабы не мешать ночному сну, ну, или не сну, королевских особ и их фавориток, Киалу Первый вдруг почувствовал, что он еще ого-го!