Хозяйка Империи

Вот оно что!
– догадался Хокану и громко засмеялся от непонятного торжества. Этот старый властитель Минванаби - теперь уже не важно, как звучало его имя, - устроил особый люк, чтобы его шпионы могли при необходимости унести ноги; а он, Хокану, случайно обнаружил секретный механизм, с помощью которого этот люк приводится в действие. Потайная дверца открылась наружу, избавляя его от мрака и перекрестного огня вражеских стрел.

Когда дверь широко распахнулась, его ноги беспомощно соскользнули с балки, и он повис в воздухе на рычаге замкового механизма. Для здорового воина не составило бы труда спрыгнуть вниз - какой-нибудь десяток футов отделял его от земли. Но с наконечником стрелы, застрявшим в бедре, прыжок грозил смертью или потерей сознания. Хокану отбросил бесполезную стрелу, которую до сих пор сжимал в руке, и принялся изгибаться, выкручиваться и снова скрести пальцами по дереву, но ему так и не удалось найти опору для второй руки. Рана болела так, что впору было лишиться рассудка.

Позади ниши, которую только что занимал сам Хокану, появился лучник в черном. Точно рассчитанными движениями рук, одетых в охотничьи перчатки, он установил стрелу и начал натягивать тетиву.

Затаив дыхание, Хокану взглянул вниз и обнаружил, что неприятели, которые раньше располагались на обочине, подобрались поближе, образовав кольцо. Единственной причиной, удерживавшей их от лобового штурма, был жеребец, спокойно щиплющий травку; поводья волочились за ним по земле. Настроение у скакуна было вполне миролюбивое, но убийцы, совсем недавно оказавшиеся свидетелями приступа раздражения у обезумевших мидкемийских тварей, опасались повторения чего-то подобного. А между тем чалый, увидев приближающихся людей, мелким шагом двинулся от них подальше и остановился точно под ногами хозяина.

– Да благословит тебя Чококан, - почти с рыданием вырвалось у Хокану. И, разжав руки, он неловко плюхнулся в седло. На какое-то мгновение ему показалось, что этой минуты он не переживет. Даже боль в бедре на время отступила, когда всю силу удара при падении принял на себя ничем не защищенный предмет его мужской гордости.

Ошеломленный жеребец всхрапнул, помотал головой и потихоньку заковылял прочь.

– А ну наддай, ты, корм собачий!
– завопил Хокану столько же для того, чтобы дать выход своей боли, сколько для подбодрения скакуна. Всадник пригнулся вперед, обеими руками вцепившись в конскую гриву. Хотя седло успело съехать на сторону и раненая нога Хокану безжизненно свешивалась вниз, он начал неистово колотить по брюху жеребца пяткой ноги, еще способной действовать, и наконец чалый рванулся вперед, все больше ускоряя бег.

Лучники начали стрелять. Раненный в шею, плечо и круп, жеребец взбрыкивал и вставал на дыбы, но все же удача улыбнулась Хокану: он сумел воспользоваться моментами, когда его подбрасывало вверх, и выровнял сбрую чалого, управляясь только здоровой ногой.

Стремительным галопом конь помчался к дому.

Хокану с трудом удерживался в седле. От боли кружилась голова - боль оглушала. Его пальцы с побелевшими суставами намертво вцепились в гриву; из раны в бедре сочилась кровь. Удерживать равновесие в седле он был неспособен. Ему бы ни за что не выдержать этой скачки, думал он, стиснув зубы, если бы не страх потерять сознание и все погубить.

И все-таки случилось неизбежное: то и дело соскальзывая с седла, он почувствовал, что раненая нога волочится по дорожной пыли. Теперь он мог цепляться только одним коленом. Чалый начал чаще сбиваться с шага и шарахаться из стороны в сторону. Один такой прыжок, второй, третий... Хокану еще держался. Но потом пальцы его рук разжались. Его тело дугой изогнулось в воздухе...

И тут же было бесцеремонно подхвачено руками в латных рукавицах.

– Проклятие!

Хокану рванулся и задел ногой землю. Невыносимая боль исторгла у него прерывистый крик. Воздух почернел, потом сверкнул ослепительной белизной, и Хокану услышал громкие голоса.

Один из этих голосов принадлежал Люджану.

– Убийцы, - выдохнул Хокану.
– Гонятся за мной.

– Они уже мертвы, господин, - сухо сообщил военачальник Мары.

– Поменьше двигайся: ты потеряешь много крови.

Хокану с трудом открыл глаза. Казалось, что небо над ним плывет, необычно зеленое и очистившееся от тумана. Солнце золотыми лучами освещало лица воинов из его собственного патруля.

– Мы увидели, что кобыла примчалась без всадника, до смерти напуганная, - доложил кто-то.
– Вот и подумали, что на дороге случилась неприятность. Аракаси был с тобой?

– Нет, - выдохнул Хокану.
– Кентосани. Выслушайте...

Преодолевая боль и дурноту, он сумел точно повторить рецепт противоядия, в котором заключалась единственная надежда на спасение Мары.

С уверенной деловитостью бывалого полководца Люджан приказал самому быстроногому из воинов снять доспехи, домчаться до лекаря и передать слово в слово указания, только что услышанные от Хокану. Когда посланец исчез и воины начали поспешно, хотя и без суеты, готовить эскорт, Хокану все еще упрямо цеплялся за ускользающее сознание.

Группа солдат была отправлена за носилками, чтобы доставить раненого консорта госпожи в усадебный дом. У Хокану то и дело мутилось зрение; в другие минуты оно приобретало необычную остроту. Он услышал звук разрываемой ткани и ощутил, как воздух холодит кожу, когда Люджан обнажил его рану.

– Господин, - обратился к нему военачальник, - нужно очень быстро вырезать и извлечь наконечник стрелы, если мы не хотим, чтобы рана начала гноиться.

Хокану собрался с силами для ответа.

– Никто не посмеет дотронуться до этого наконечника, - хрипло выдохнул он, - пока меня не доставят в комнату госпожи и я собственными глазами не удостоверюсь, что противоядие помогло.

– На все твоя воля, господин.

Военачальник Акомы поднялся на ноги, резкий и целеустремленный.

– Сотник!
– позвал он одного из офицеров.
– Возьми четырех солдат, соорудите легкие носилки! Господина Хокану нужно доставить к госпоже как можно скорее!

Глава 9 ЧУДО

Небо потемнело.

Бесшумно ступая, вошли слуги, чтобы закрыть перегородки и зажечь лампы в спальне у Мары. Они закончили свою работу и молча поклонились госпоже, которая неподвижно лежала на подушках. Ее лицо покрывала восковая бледность. Потом слуги удалились, оставив Хокану на его бессменном посту, в тишине, которая разрывала душу.

С того времени, когда его супруге дали противоядие, прошло семь часов, но никакие признаки улучшения не появлялись. Ее веки ни разу не вздрогнули, дыхание не ускорилось и не замедлилось. Когда за стенами сгустились сумерки и подкралась тьма, оставив мужа и жену в круге слабого света от лампы, Хокану почувствовал, как в сердце вползает сомнение. Что если Корбарх ввел их в заблуждение, дав ложный рецепт противоядия? Что если засада у молитвенных ворот задержала его возвращение домой как раз настолько, что эти минуты стали роковыми и снадобье пришло к Маре слишком поздно? Что если боги ополчились против них и все, что он и Мара совершили в жизни, пойдет прахом по предначертанному велению судьбы?

Боль от раны и мучительное беспокойство за Мару доводили Хокану до исступления. Отчаянно желая действовать, делать хоть что-нибудь там, где больше ничего нельзя было сделать, он потянулся и взял Мару за руку. Показалось ли ему это, или ее рука действительно стала чуть-чуть теплее? Или осязание начало обманывать его?.. Ведь в его собственном теле уже нарастал лихорадочный жар: наконечник стрелы, застрявший в бедре, так и не был извлечен и рана начала гноиться. Сомнения роились в голове, и от этого все становилось еще хуже. Чтобы вырваться из круга бесплодного самоистязания, он заговорил.