Хозяйка лабиринта

Он снова расстелил брезент, на сей раз под скудным прикрытием безлистой живой изгороди из боярышника. Джульетта узнала, что это боярышник, лишь со слов Перри. Она дрожала. Погода совершенно не годилась для подобных прогулок.

– Вы курите? – спросил он, извлекая откуда-то из твидов тяжелую зажигалку.

– Да, сэр.

– А я, к сожалению, нет.

Джульетте пришлось рыться в сумочке в поисках собственных сигарет. Перри поднес ей зажигалку, и после нескольких попыток – ветер упорно гасил огонек – ей удалось прикурить. Конечно, спасительной фляжки горячего чая в наличии не имелось, и Джульетта как раз начала оплакивать про себя этот факт, когда Перри опустился на колени рядом с ней, положил руку ей на бедро и начал (довольно рассеянно) поглаживать ткань пальто, словно то была шкура животного (а животным, соответственно, была Джульетта).

Тетушку твою налево, подумала она, неужели вот оно наконец? Существует ли протокол, которому нужно следовать? А может, это очередная проверка? Джульетта предположила, что от нее ожидается некая форма протеста («Самка машет лапами только для видимости. Потрясающе!»), и произнесла:

– Сэр? Мистер Гиббонс?

– Прошу вас, зовите меня Перри!

На миг Джульетте показалось, что он сейчас расстегнет ей пальто. Сдерет с нее обертку, словно с подарка. («Я и есть подарок», – подумала она.) Но он лишь принялся крутить одну из пуговиц. Потом снял шляпу и положил рядом с собой на землю. Неужели он не понимает, что шляпу сейчас унесет ветром?

Он забрал у Джульетты сигарету, потушил ее об землю, и Джульетта подумала: «Ну вот, наконец-то. И посвящение, и совращение».

– Вы знаете, я когда-то учился на священника, – сказал он.

Чашка весов со стороны совращения резко взлетела вверх. В Перри точно было что-то иезуитское; Джульетта без труда представила его – серьезного, в черном подряснике.

– К несчастью, я потерял веру. – И добавил с сожалением: – Не столько потерял, сколько упустил.

Неужели он собрался обсуждать богословие? Он склонился к ней, словно для того, чтобы осмотреть получше, и она уловила исходящий от него твидово-табачный запах. Чашка весов со стороны совращения опять поехала вниз. Перри нахмурился. Весы неуверенно заколебались.

– Скажите, мисс Армстронг, вы… нетронуты?

– Нетронута? – Она не сразу сообразила, о чем он. – Ах… Да, сэр.

Чашка весов прямо-таки рухнула. Джульетта снова покраснела всем телом, не только лицом, и ей стало ужасно жарко, несмотря на погоду. Если он задает такой вопрос, значит собирается что-то с этим сделать? Правда, в ее фантазиях для этого требовалось приглушенное освещение, атласные простыни, возможно – бокалы с шампанским и завеса стыдливости, прикрывающая грубую механику собственно акта (в основном потому, что Джульетта до сих пор очень слабо представляла себе эту самую механику).

Кроме того, из чисто практических соображений она предполагала, что это произойдет в кровати, а не на кочковатом поле под сумрачным небом цвета оконной замазки. Одна кочка неудобно впивалась Джульетте в левую ягодицу. Джульетта заметила грозовые тучи, идущие с запада, и подумала: «Сейчас польет». Краем глаза она видела, как ветер уносит шляпу Перри.

– Ах, – сказала она снова.

Он склонился еще ближе. Очень близко. С этого расстояния он выглядел не так уж привлекательно и, говоря начистоту, слегка походил на выдру. Джульетта закрыла глаза.

Ничего не случилось, так что она снова открыла их и обнаружила, что Перри пристально смотрит на нее. Она вспомнила, что в молодости он учился гипнозу. Боже милостивый, неужели он ее гипнотизирует? У нее вдруг закружилась голова, хотя, надо полагать, раз она со вчера ничего не ела, это от голода. И вдруг Перри вскочил на ноги, тыча пальцем в небо:

– Смотрите, ястреб-перепелятник!

Неужели это всё?

Джульетта кое-как поднялась на ноги и послушно задрала голову. Первые тяжелые капли дождя окропили ее лицо.

– Дождь идет, сэр, – сказала она.

Перри не слышал: он следил в бинокль за полетом птицы. Немного погодя он протянул бинокль Джульетте, она поднесла его к глазам, но увидела лишь унылое небо.

– Ну что, видели? – спросил он, когда она опустила бинокль.

– Да. Чудесно.

– Он не знает, что идет война, – сказал Перри.

Птица, кажется, навеяла на него меланхолию.

– Надо думать, что не знает, сэр.

– Перри, – напомнил он.

Затем они принялись искать его шляпу, проискали двадцать минут, признали, что это безнадежно, и вернулись к автомобилю.

При их приближении шофер вылез из машины. Джульетта видела, как он ухмыльнулся, заметив пропажу шляпы и грязь на коленях брюк, от которой не спас брезент.

– Хорошо прогулялись, сэр? – спросил шофер.

– Отлично, – ответил Перри. – Мы видели ястреба-перепелятника.

– Ну как, мисс Армстронг, понравилась вам сегодняшняя прогулка?

– Да, было очень мило. Благодарю вас.

Если честно – ни капельки, подумала она про себя.

На обратном пути ей отвели заднее сиденье, а Перри устроился впереди рядом с водителем.

– Мисс Армстронг, вам там удобно?

– Да, сэр. Перри.

– Можете вздремнуть.

Она последовала совету, пока Перри с шофером беседовали о футболе (оба оказались знатоками, хотя из них двоих хоть раз выходил на поле с круглым мячом только шофер).

По возвращении в Лондон Перри повел ее ужинать в ресторан «Бон-вивёр» на Шепперд-маркет, и она простила его за то, что он целый день морил ее голодом. Конечно, сперва ей пришлось переодеться: на пальто и туфлях запеклась корка грязи, а покрытые «лесенками» чулки уже не подлежали ремонту. Даже хороший ужин компенсировал это лишь с натяжкой.

Ужин, впрочем, был очень хороший.

– Ешьте, – сказал Перри. – Вы, вероятно, еще растете. Судя по виду, вас не помешает откормить.

«Как теленка на убой?» – подумала Джульетта.

Им подали курицу в белом соусе, пудинг с апельсиновым вареньем и к этому – «отличное пуйи», которое сомелье, по его словам, приберег для Перри.

– По нынешним временам такого не достать, сэр, – вполголоса произнес он.

Джульетта впервые в жизни пила «отличное» вино, впервые в жизни ужинала с мужчиной, впервые ела в дорогом ресторане, где на столиках стояли лампы с красными абажурами и официанты называли ее «мадам».

Перри поднял бокал и, улыбаясь, произнес:

– За победу.

Видимо, Джульетта прошла испытание, хотя у нее в душе затаилось подозрение, что в какой-то момент он ее все же «усыпил». А вдруг он ей внушил что-нибудь такое? Она видела гипнотизеров в цирке и теперь беспокоилась, что вдруг, войдя в столовую на работе, закрякает уткой или же, оказавшись в метро, вдруг решит, что она кошка. (Или еще чего похуже.)

Он вдруг потянулся через стол, взял ее за руку, сжал (пожалуй, слишком крепко, что слегка пугало) и пристально воззрился ей в глаза: