Хозяйка мертвой воды. Флакон 1: От ран душевных и телесных
Шрифт:
Пересмысл попросил девушку подождать, а сам направился к деревянным воротам со ржавыми скобами в форме драконов и постучал в них медным молотком, который висел перед входом вместо звонка.
Ответа не было несколько минут. Пересмысл ждал некоторое время и при этом его густые брови удивленно приподнялись.
– Может не слышит?
Хельга уже подумала отговорить старика идти в это здание. Но возмущаться открыто вслух от такого довольно долгого ожидания не посмела. Её в этот момент словно что-то остановило.
Наконец тяжелая дверь слегка приоткрылась и
Вернее, это были лохмотья, серые, как и само здание. Половину лица парня прикрывала серебряная маска, из-под которой видно было только его зеленые глаза.
– Мы к орнату Гефею, - произнес Старик. юноша поклонился ему и снова запер дверь.
– Чего он странный какой? Дедушка, а кто это?
– спросила целительница.
Он прокаженный. В Ордене Красной орхидеи большинство таких.
– Что, и твой друг?
– И он тоже.
Налет гордости и спеси слетел с Хельги, обнажив скрытую личину кроткой девушки. Она бы и сама удивилась такому преображению, но мысли ее были заняты другим.
– Орнат, это тот, кто заведует этим заведением и только он может прервать муки неизлечимо больных.
– пояснил старик роль и сан человека к которому они пришли.
– Эвтаназия?
– переспросила девушка не поверив своим ушам. Она приложила ладонь к губам, - Ноготь врач, когда такое позволяет?
– Хельга не критиковала, ей просто было немыслимо, что тот, кто по идее должен спасать, наоборот обрывает жизни своих пациентов.
– Если так ты называешь убийство из милосердия, то да. Разве заслуживает неизлечимо больной диких страданий и предсмертной агонии? Не лучше ли подарить ему быструю и легкую смерть, не обрекая на долгие часы или дни беспросветных мук?
– старик поджал и без того тонкие губы, видимо этот разговор доставлял ему никакого удовольствие, как и у Хельги.
– Просто у нас не принято делать так, нас самого начала учат бороться до конца за жизнь каждого пациента.
– Даже когда шансов на его выздоровление нет?
– старик приподнял бровь.
– Даже когда шансов нет, - кивнула Хельга.
– Глупое учение и жестокое, - сделал вывод старик, но Хельга не собиралась с ним спорить, по крайней мере не сейчас.
Ворота снова приоткрылись и теперь к ним вышел тот же старик, которого девушка видела в ложе для богатых и знатных особ во время соревнования женихов. Она узнала его по еще более чем у Пересмысла кустистым бровям и большим старческим пятнам на той половине лица, которая не была прикрыта серебряной маской.
– Гифей, мы к тебе. Не устроишь ли мне и моей ученицы экскурсию по твоей обители.
– Произнес ведун как-то очень грустно, словно произносил последние слова на чьих-то похоронах.
– А мы знакомы? Простите старика не узнаю сослепу.
– Право Гифей, я не заглядывал уже сколько? десять зим или пятнадцать? И вот итог: ты не узнал старого друга! Да я не один а с ученицей?
– Ну заходи, старый друг.
Хозяин заведения произнес эти слова с усмешкой хоть и его губы были скрыты за металлической маской. При
этом он поступил в сторону пропуская внутрь нежданных гостей.– Странно, проказа поражает тело, но не мозги, - прошептал Пересмысл Хельге, пока они шли следом за стариком по коридору.
Комнат в сером здании было много и в каждой по семь или восемь коек. Больных делили по симптомам и тяжести болезни. Здесь не было того праздничного настроения, царившего повсеместно в городе. Здесь смерть была не гостьей, а полноправной хозяйкой. На окнах некоторых комнат стояли решетки. В коридорах слышался надрывный кашель, хрипы, стенания от переносимых неизлечимо больными мук.
Экскурсия проходила безмолвно. Они периодически останавливались у палат и Гифей озвучивал диагноз. Лихорадка, опухоли, сумасшествие, неизлечимые раны и многое другое. На койках лежали разные люди. Старики, женщины, юные девушки и совсем несмышленые дети. Все они ждали своей кончины. Тошнотворный запах смерти пропитал стены.
– Я хочу уйти, - Хельга произнесла это старику только сейчас, заметив что сжимает его тёплую старческую руку до боли.
– Хорошо, - ответил ведун таким же шепотом, почти заглушаемом истошным кашлем из ближайший палаты.
– Гифей ты извинишь нас за столь краткий визит?
– произнес старик своему знакомому.
Хозяин серого особняка не стал возражать. Ему прекрасно была знакома реакция посетителей впервые перешагнувших порог этого дома, пропитанного болью и отчаяньем. И хельга была благодарна ему за то, что он не стал размениваться словами, считая их бесполезными.
– Вот, - Пересмысл протянул хозяину серого дома корзинку накрытую сверху простенький платком.
– Что это?
– спросил с удивлением старый и полуслепой хозяин и посмотрел на своего друга.
– Лекарство, здесь всех которые есть по одному флакончику.
– пояснил Пересмысл.
– Ты разве не знаешь зачем люди приходят в этот дом?
– хозяин не спешил брать подарок.
– Знаю. В любом случае, хуже не будет. Странно, что ты отказываешься от подарка.
– Не отказываюсь!
– неизвестный Хельге друг ведуна сразу протянул сухую и покрытую старческими пятнами руку к корзине.
– Ну тогда держи, вот это настойка календулы от гнойников в горле, настойка полыни от разных кожных воспалений и заразы, настойка из цветков сирени от гнойных ран, а, настойка любистка от почек помогает и водянки. Много разных составов. Спасибо, за то, что показал нам свою обитель.
Хозяин взял подаренные спиртовые настойки и заглянул в корзину. Даже спасибо сказать не успел, как Хельга почти бегом бросилась к выходу из серого дома.
Обратная дорога до гостиницы показалась очень быстрой. Стоны тяжелобольных и умирающих людей все не выходили из головы и в носу долго стоял тяжелый дух этого места. Девушка наслаждалась теперь дуновением легкого летнего ветерка, проносившегося по запыленным улицам Китежа.
Они вошли внутрь постоялого двора. Здесь царила атмосфера праздника. Пахло пивом и жареными домашними колбасками, хохот постояльцев, которые обедали в зале. Столы в честь праздника составили в длинный ряд и прикатили целый бочонок пива. И насколько Хельге сейчас все это показалось отвратительным. Ведь не так далеко отсюда доживают в муках свои последние мгновения жизни больные люди.