Хозяйка расцветающего поместья

— Ага. Ж… — место есть, а слова нет? Может, если бы с самого начала мы говорили словами через рот, до такого вообще не дошло бы!

Не из-за него. Муж не просил себя защищать, и вообще защищал меня. Но успокоиться все равно не получалось: поди тут успокойся, когда на тебя едва не кричат!

— Я говорил, что ты ведешь себя нескромно! Что мне не нравится эта новая мода! Что мне не нравятся сплетни вокруг тебя. Что я услышал в ответ?

— Что на всякий роток не накинешь платок, а платье я надеваю на себя, а не на тебя? — предположила я.

— Именно.

Похоже, с прежней Настенькой у нас все же было что-то общее. Хотя, наверное, так и должно быть, не просто же так меня перекинуло в нее, а не в какую-нибудь почтенную матрону.

— И откровенных платьев с глупыми сплетнями тебе хватило, чтобы подать на развод?! — возмутилась я, как, наверное, возмутилась и она.

— Считаешь, того, что твое, и мое, между прочим, имя треплют по гостиным — этого мало?

— Почему я должна отвечать за чужие длинные языки!

— Потому что это стало последней каплей! — взорвался Виктор. — Я устал от твоих капризов, перемен настроения и скандалов! Не начинай снова!

— Я начинаю? Это ты обвинил меня в том, что какой-то муд… мудрейший среди ослов влез в твой сад! Хотя это я должна спрашивать, почему ночью в нем нет хотя бы сторожа, не говоря о магии.

— Ты сама сказала, что еще не ночь!

В дверь осторожно постучали.

— Да! — рявкнули мы в один голос.

За дверью что-то звякнуло, потом раздался жалобный голос Дуни:

— Я конфет принесла… И чаю.

Я хотела было сказать, что не буду пить сироп — взбодрилась уже, спасибо мужу, но тот меня опередил.

— Заходи. Оставь здесь, дальше я сам позабочусь о жене.

Не надо мне твоей заботы, сыта по горло! — Не знаю, каким чудом мне удалось не сказать это вслух. Какая разница, в конце концов, станет Дуня свидетельницей скандала или нет. Наши крики наверняка полдома слышало. И вся местная прислуга в очередной раз убедилась, что молодая барыня — истеричка, которая только и делает, что на хозяина «лается».

Я попыталась взять себя в руки. Но даже тихого звука, с которым Дуня прикрыла за собой дверь, хватило, чтобы захотеть запустить подушкой с воплем «шастают тут!».

От греха подальше я сунула подушку под себя. Поняла, как это может выглядеть со стороны, и едва не запустила второй подушкой, чтобы не глазели тут всякие.

Пришлось и ее запихнуть к первой.

Виктор повернулся ко мне. Если он и удивился месту, где оказались подушки, то и бровью не повел. На подносе стоял чайничек на пару чашек, стакан в серебристом подстаканнике — ну прямо как в поезде! — и глубокая миска, наполненная какими-то красно-коричневыми шариками.

Пока муж нес поднос к чайному столику, я попыталась слезть с кровати. Запрусь в уборной, вылью на себя ведро остывшей воды, проорусь, может, легче станет. По крайней мере, медным тазам от моих воплей и швыряний ничего не сделается, в отличие от живых людей.

— Ляг немедленно, если не хочешь, чтобы я влил в тебя лауданум, — сказал Виктор, не оборачиваясь.

Зажурчал чайник.

— Что, горшок мне держать будешь? — огрызнулась я. Вот же з-з-заботник!

— Дуню позову, если нужно.

— Спасибо, я сама справлюсь, — сказала я, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать снова.

— Сомневаюсь. Не хватало еще, чтобы ты опять упала в обморок и разбила себе чего-нибудь.

Он выпрямился, разворачиваясь ко мне.

— Я должен извиниться. Повышенная раздражительность — один из признаков магического истощения. Мне нужно было помнить об этом.

Щеки обожгло стыдом.

— Прости, я…

— Не стоит. Помнится, я в таком состоянии вызвал на дуэль собственного дядю.

— И что? — испугалась я.

— Секунданты предложили помириться, как и полагается. Я извинился, поединок не состоялся.

Он подхватил со стола поднос, на котором сейчас стояли стакан с чаем и все та же мисочка.

— Мне тоже нужно было подумать, что, увидев то, что ты увидел, трудно поверить в мою невиновность.

— Ешь конфеты. — Муж мягко улыбнулся. — Здесь нет секундантов, которые бы предложили помириться, но, думаю, мы и без них справимся.

— Справимся, конечно. — Я расплылась в ответной улыбке.

Осторожно раскусила один шарик. А интересно. Кисло-сладкое, с ореховым и сливочным привкусом и пряными нотками.

— Что это?

— Конфеты, восстанавливающие магические силы.

Магия! Только сейчас я вспомнила о ней. Собралась было потянуться, но Виктор сказал неожиданно жестко:

— Не вздумай даже пробовать коснуться магии! Ни сегодня, ни завтра. Если не хочешь лишиться ее насовсем, а то и вовсе отправиться к праотцам.

Глава 2.

— Не буду даже думать о магии, — согласилась я. В конце концов, муж наверняка понимает в этом больше меня. Хоть я и прожила почти всю жизнь без магии, лишиться ее не хотелось бы. Снова откусила конфету. — Очень вкусно. Из чего это?

— Рецепт спросишь у Дарьи или у Жана. Все, что я знаю: мед, клюква, лимон, масло на орехах и немного имбиря и корицы.

— Спрошу. — Я поколебалась, стоит ли возвращаться к исчерпанной вроде теме, но все же сказала: — Ты меня защитил от этого паразита, а вместо благодарности я на тебя наорала. Прости меня.

— Не за что. — Виктор помолчал. — Даже если раньше я и сомневался, после того, что увидел сегодня, я совершенно убежден в твоей верности. И телесной, и духовной. В конце концов ты закрывала щитом меня, хотя одному Господу ведомо, где ты могла этому научиться.

— Ну это же логично, — пожала плечами я. — Моя магия — электричество…

Я осеклась. Моя магия — электричество, значит, может создать электромагнитное поле, которое способно оттолкнуть свинцовую пулю или хотя бы замедлить ее. По крайней мере, в теории. Но я даже самой себе не смогу объяснить, почему я была в этом уверена, и уж тем более не смогла бы рассчитать такое взаимодействие: институтский курс физики давно выветрился у меня из головы. А уж если я попытаюсь объяснить это вслух, путаясь в терминах своего мира, не только Евгений Петрович, но и милейший Иван Михайлович решит, что я брежу.

— Молния, — сказал Виктор. — Твоя магия — молния. Хотя это действительно электричество, в магии все же пользуются названиями стихий, а не физических явлений.

— Да какая разница. Главное, что она могла бы задержать пулю. Или расплавить. Неважно. Я очень испугалась, в таком состоянии в голову может прийти что угодно. Хорошо, что получилось.

— Хорошо, — согласился он. — Замедлить пулю, — он улыбнулся, взъерошил мне волосы, — не расплавив при этом меня. И хорошо, что ты не безвозвратно навредила себе. Бери еще конфет. Сколько можешь съесть и чуть больше.