Хозяйка
Шрифт:
Тропинка путается в ногах, я об неё спотыкаюсь, распутываю петли, ковыляю дальше.
Сначала старое кладбище. Уже безымянное. Столетними деревьями проросшее сквозь своих питомцев. Потом поновее, но скудное. Пустырь, утыканный крестами.
А потом и современные мавзолеи. Их могила – их крепость. Они и на том свете собираются держать оборону до последнего. И башенки, и бойницы, и подъёмные мосты. И пулемёт «максим» на тачанке в каретном сарае. Захоронение в замке на одну персону.
И вот я подхожу к одному. А он, как замки Португалии, в готически-мавританском стиле, с позолоченной
Я наклоняюсь, а там – отрезанные пальцы. Я отшатываюсь, – а надо мной, в вышине декадентски прекрасного заупокойного замка, сияет надпись золотом: «Тельпугов».
Он – субтильный, с лицом перезрелого пупса, лысый, но с инфернальной косой на запятках. Она – блондинка за сорок, с выражением вечной незаслуженной обиды на лице.
– Что у вас случилось? – почти как доктор, вопрошаю я.
– Вы, наверное, подумаете, что мы ерундой занимаемся…
Обязательно подумаю.
– Или что мы сумасшедшие…
Очень похоже.
– И мы поэтому очень долго не решались к вам обратиться.
Очень жаль, что решились.
Она как будто прочитала скабрёзные мысли, всполохнулась, уставилась недоверчиво. Насупилась. И замолчала. Ждёт, что я её уговаривать стану.
Я тоже помолчал.
– Ну, если у вас всё… – я сделал вид, что складываю бумаги. Не поможет. От таких не отвяжешься. Мало того, что с лабудой пожаловали, ещё сочувствия требуют.
– Нас пугают, – вырвалось у мужа.
Напугаешь вас…
– Да подожди, – пихалась локтем супруга.
– Да так и есть. А у нас ребёнок маленький.
Я снова разложил бумаги.
– По порядку. Чётко. Кто пугает? Как? Чем?
– Понимаете, нам стали приходить письма. Нехорошие такие. Вот мы тут принесли, – муж засуетился, откуда-то из-под мышки стал выколупывать листки.
Я взял эти туалетные шедевры, разгладил на коленке.
«Ты падаль! Остановись!» – на одной бумажке.
Краткость – сестра таланта.
«Ты тварь! Прекрати, иначе будет плохо», – на другой.
Ну, а дальше – классика жанра. Про то, что некие хорошие люди покажут кузькину мать этим, плохим. Вплоть до высшей меры наказания.
– Ну, и как вы думаете, кто из ваших знакомых так вас любит? – поинтересовался я. Писем-то набралось штук семь. Долго терпели, горемычные. Отпечатаны на принтере. А у кого сейчас нет компа! Безнадёжно.
– Знаете, ни на кого так сразу не подумаешь, – завёл мужик.
– И что вы должны остановить и прекратить? – въедался я.
– Может, мой новый финансовый проект имеют в виду? – опять заныл, заколебался мужик.
А дама сразу определилась:
– Танька это. Сестра его. Остальное для отвода глаз.
Мужик зашипел:
– Да ты всё выдумываешь… Это же конкуренты мои!.. Наверное…
– Да ничего я…
– С чего бы ей так озорничать, вашей Таньке? – пытаюсь вернуть их к нашим баранам.
– Муж ей всегда помогал. В смысле – деньгами.
– Ну,
как же ещё. А кто у нас муж?– У меня бизнес, – с достоинством отрапортовал пупс.
– И чем пробавляетесь?.. На чём деньги варите?
– У меня рекламное агентство.
Ещё один вечный двигатель торговли.
– Ну, и что там с сестрой-то? – снова спрямил я.
– Нет, товарищ капитан…
– Да она это! – шарахнула по столу преданная половина рекламного гения. – Всегда деньги из нас тянула. А теперь она замуж вышла. А у нас второй ребёнок родился. И мы так решили…
– В общем, вы её сняли с дотации.
– У неё муж есть. Пусть он и кормит.
– Да это не она!
– Да некому больше! – снова начали толочь воду в ступе.
– Ещё кандидатуры? Друзья? Соседи?
– Да вроде со всеми в хороших отношениях. А там… Чужая душа, так сказать, – снова замямлил пупс.
– …Колымагин! – гаркнул я по-фельдфебельски в дверной проём, куда только что сунулся мой визави. Супруги от меня шарахнулись. Моргая крошечными глазками, помесь двоечника с нечёсаным лешим предстала передо мной.
– Ты знаешь, что твои протоколы отдел читает, как поэму… Колымагин, ты про орфографию что-нибудь слышал?
– Не в орфографии счастье, – индифферентно откликнулся Димон.
– Горбатого могила… – вздохнул я. – Я не о том. Пробей мне по базе данных вот этого человечка. Не в службу, а в дружбу, – и я накарябал ему на листочке.
– Мне вот эта очень нравится, – любовно вчитался я уже в эпистолу для любящих супругов. – «По делам твоим воздастся тебе. Ты жди!» Ты иди, иди, Колымагин. Видишь, тут беседа приватная, интимная. А солнце, товарищ негр, между прочим, ещё высоко… К сестрице я вашей загляну, если хотите, постращаю её. Списочек конкурентов, которых подозреваете в пакостях, вот на этой бумажке мне начертайте. Пока всё, – плавно завершил я обмен мнениями.
Будете трупом, заходите. Обслужу по первому разряду.
– Всё. У меня шесть убийств нераскрытых.
И, раскинув руки, погнал всех скопом на выход, как цыплят из курятника.
– …А как ты догадался, что это Тельпугов?
– Кто Тельпугов?
– Ну, бомж в Хьюго Боссе.
Я бросил над отчётом корпеть.
– А с этого места поподробнее. И без «турбулентности трупов», пожалуйста.
На днях у нас «летун» с крыши двенадцатиэтажки навернулся. Так Колымагин написал трактат по аэродинамике, доказывая, что «благодаря турбулентным свойствам трупа» он самостоятельно не мог преодолеть порог сверхзвуковой скорости и, следовательно, не в состоянии был лечь в имеющую место точку падения.
Весь отдел погибал от хохота.
Правда, потом выяснилось, что Колымагин оказался прав…
– Ну, как, ты сказал «пробей», я и пробил.
Тельпугов типа хозяин стройфирмы. Жена на Кипре обретается. Сам вроде выехал в командировку на месяцок.
На самом деле, рэкетом, конечно, баловался, и все нарконоши в этом районе под ним.
Такой блевотный чувак, не зря его и собачки выплюнули, стошнило бедолаг.
Я как услышал от экономки, в чём он из дому подался, – сразу въехал: наш клиент.