Хозяйство света
Шрифт:
— Это не постоянный адрес.
— Я только что приехала из Шотландии.
— А там вы были записаны в какую-нибудь библиотеку?
— Там не было библиотеки. Раз в три месяца приезжал фургон, но в нем были только Любовные Романы, Настоящие Преступления, Орнитология, Вторая Мировая Война, Местная История, которую мы и так хорошо знали, потому что ее не так уж много, и консервированные фрукты. Продуктами фургон тоже приторговывал.
— Кто может подтвердить ваш адрес в Шотландии?
— Его все и так знают — это маяк на мысе Гнева. Прямо вдоль побережья, не промахнетесь.
— Вы
— Нет, мама умерла, а отца у меня и не было. Меня вырастил Пью на маяке.
— Ну тогда, возможно, мистер Пью мог бы написать вам рекомендательное письмо.
— Он слепой, к тому же я не знаю, где он.
— Возьмите этот бланк и верните его мне лично, когда заполните.
— Я уже могу брать книги?
— Нет.
— Может, есть работа хотя бы по субботам?
— Нет.
— Ну тогда я буду просто приходить каждый день и читать книги.
Так я и делала.
В «Холидэй Инне» за мной с удовольствием оставили маленькую комнатку без окон, а взамен я работала в ночную смену — подавала картошку с горошком постояльцам, слишком усталым для сна. Я заканчивала работу в пять утра, спала до одиннадцати, а потом шла в Читальный зал Публичной библиотеки.
Но была одна сложность — я не могла брать книги домой, поэтому никогда не удавалось добраться до конца истории, прежде чем книгу брал кто-нибудь другой. Я так из-за этого переживала, что начала покупать себе яркие серебристые блокноты в ламинированных обложках, похожих на скафандры астронавтов. Я строчила туда истории, которые читала, но у меня пока оставались лишь бесконечные начала.
Я читала «Смерть в Венеции», а библиотека закрывалась, поэтому с огромной неохотой я вернула книгу на стойку и сказала, что завтра буду здесь первая, ровно в девять и ни секундой позже.
Я вся извелась, думая, что кто-нибудь возьмет книгу до меня, поэтому рано утром, бросив подавать отчаянным картошку с горошком, я сорвала передник и понеслась к библиотечным ступеням, словно паломник в ожидании чуда — к гробнице.
Оказалось, я там не одна.
В углу с моделью Эйфелевой башни на батарейках, освещенной лампочками, копошился старый пьянчужка. Он сказал, что когда-то в Париже был счастлив, только не помнит точно, где — в Техасе или во Франции.
— Все мы когда-то были счастливы, так ведь? Но почему же теперь мы несчастны? Можешь мне объяснить?
Я не могла.
— Видишь вон того? — сказал он, водочно ткнув в сторону фигуры, что брела, покачиваясь, по улице. — Он везде ходит с собачьей курточкой, во как. Просто ждет подходящую собаку.
— У меня есть собака. Его зовут Пес Джим. Он живет в Шотландии, на маяке. — (Что было правдой большую часть его жизни, но не теперь.)
— Шотландская овчарка, да?
— Нет, хоть и живет в Шотландии.
— Значит, должен быть шотландской овчаркой — вот еще одно несовершенство жизни. В жизни все не так.
— Мисс Скред говорит то же самое. Она говорит, что жизнь — это страдания, сгущающиеся сумерками.
— Она незамужняя дама?
— О да. С тех пор, как родилась.
— А где ее угол?
— То есть?
— Где она сидит ночью? Я вот сижу здесь. А
она?— В местечке под названием Сольт, в Шотландии. На Леерном проезде.
— Попробую добраться туда к лету.
— Там летом лучше всего. В тепле.
— Чего не отдашь за тепло? Я, вишь, ношу с собой модельку. Руки согревает. Хочешь согреть руки? А вообще что такой девушке, как ты, здесь нужно?
— Я жду, когда откроется библиотека.
— Что делаешь?
— Там есть книга, которую я хочу взять… ох, это длинная история.
(Но очень короткая книга.)
Когда двойные двери открылись, я предстала перед стойкой и попросила книгу, но в ответ услышала, что вечером библиотекарша сама взяла ее домой, а утром позвонила и сказалась больной.
— Вы можете сказать, что с ней? Как сильно она больна? Расстройство желудка, сильная простуда или просто по семейным обстоятельствам?
Ее коллега ответила, что, к сожалению, не знает — вообще-то ее это совсем не касается, — и снова принялась расставлять по алфавиту Морские Рассказы.
Мой желудок свело, я вышла из библиотеки и стала бродить вокруг как одержимая. Потом нашла эту книгу в магазине, но не успела прочесть и страницы дальше, подошла продавщица и сказала, что я должна купить книгу или поставить на место.
Но я дала себе обещание, что не стану покупать ничего, кроме еды, пока не выясню что-нибудь о Пью. Поэтому я сказала продавщице:
— Я не могу купить эту книгу, и не могу от нее оторваться. Она мне очень нравится.
Продавщицу это не тронуло. Покупай или уходи — вот в каком мире мы живем. А любовь ничего не значит.
Два дня спустя, гуляя по городу, я увидела библиотекаршу в «Старбаксе». Она сидела у окна и читала «Смерть в Венеции». Представьте, что со мной было… Я стояла снаружи, уставившись на нее, а она время от времени смотрела в окно отсутствующим взглядом, но видела только Лидо, а ее нос вжимался в тяжелый, чумной воздух.
Какой-то мужчина с собакой, видимо, решил, что я попрошайка, поскольку неожиданно сунул мне фунт, и тогда я вошла в кафе, заказала эспрессо и села прямо рядом с ней — так, чтобы видеть страницу. Библиотекарша, должно быть, решила, что я слегка не в себе, — я поняла это, потому что иногда люди бывают не в себе, я встречала таких в отеле, — и вдруг резко захлопнула книгу, словно не сдержав обещание, и вышла из кафе.
Я последовала за ней.
Она зашла в парикмахерскую, потом в «Вулвортс», к хиропрактику, заглянула в зоомагазин, в видеосалон и наконец вернулась домой. Я притаилась возле дома, пока она не уселась с тарелкой разогретых в микроволновке макарон в томатном соусе и не раскрыла «Смерть в Венеции».
Мука смертная.
Наконец она уснула, и книга выпала у нее из рук на пол.
Вот она, всего в нескольких дюймах от меня. Если бы только удалось поднять раму и подтащить книгу. Полураскрытая, она лежала на синем ковре. Я попыталась завлечь ее магнетизмом. Я говорила:
— Давай, иди ко мне!
Книга не двигалась. Я хотела поднять раму, но окно было заперто. Я чувствовала себя Ланселотом у Часовни Святого Грааля — но и ту историю я так и не закончила.