Хранить вечно

Они некоторое время смотрели молча друг другу в глаза. Курбатов спокойно выдержал тяжелый взгляд Кольберга. И вдруг злая улыбка скривила губы Кольберга. Негромко, но отчетливо он произнес:

— О, Курбатов! Как же вы должны меня ненавидеть! А? За Сибирь. За все…

— Черт, а не господь бог, связал нас веревочкой, Густав Оскарович, — ответил так же зло Курбатов. — Развязывайте!

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Оригинал был передан в польский штаб дипломатической почтой. Копия — английскому агенту…

— А вы не перепутали копию с оригиналом?

— Копия писана моей рукой.

— У меня больше вопросов нет, — заключил Кольберг, — ждите, что последует…

«Копия писана моей рукой, — повторял про себя Кольберг. — А оригинал печатался в ведомстве Гейдриха».

Нигде нет отклонения от хода операции. Даже если Курбатов передавал копию в польский штаб, а оригинал англичанам. Что из этого следует? Ничего не следует!

Однако какое-то предчувствие все же остановило Кольберга от встречи с Гейдрихом. Решил подождать, что ему скажет английский офицер.

Состоялся коктейль. Кольберг получил возможность ознакомиться с документами в кабинете военного атташе. Он прочитал и… похолодел. Это были информационные сообщения, отредактированные Рамсеем. Явная подделка! Но бумага была точно такой же, какая и на его документах. Шрифт машинки? Какое это имело значение! Он никогда не докажет Гейдриху, что у него не было машинки с таким шрифтом.

Курбатов подправил? О нет! Курбатова в этом не обвинишь. Он не знал и не мог знать тех цифр и фактов, которые приводились в этих документах. А он, Кольберг, был осведомлен об этих фактах и цифрах.

Англичане подменили его сообщение. Прием не новый. Но откуда им известны цифры и факты, которые держатся в секрете? «Как я докажу Гейдриху, — думал Кольберг, — что это не я пересоставил документы и за спиной шефа тайной полиции передал секретную информацию противнику? Я никак не смогу отвести от себя подозрение!»

Кольберг сознавал, что речь идет уже не о подозрении, а об обвинении.

Адмирал Канарис узнает о его, Кольберга, связи с Гейдрихом. Кольберг будет раздавлен между жерновами.

Бесшумно вошел офицер. Кольберг поднял глаза и впервые в жизни почувствовал, что не владеет своим лицом, что не может скрыть ужаса и растерянности.

— Надеюсь, — раздался вкрадчивый голос, — вы вняли моему совету, не сообщили шефу о начале наших переговоров?

— Что вы от меня хотите?

— Вы все поняли?

— Что вы от меня хотите? — устало переспросил Кольберг. Он еще на что-то надеялся, рассчитывая, что англичане допустят какой-то просчет.

— Нам удалось установить, что адмирал Канарис и его аппарат не участвовали в вашей затее, господин полковник! Что это значит? Кто направлял ваши действия?

Начали с самого страшного. Холодело сердце от одной мысли, что ему придется назвать имя Гейдриха. Тогда он пропал. Пропал без всякой надежды взять у англичан реванш. Гейдрих не простит упоминания его имени.

«Неужели Курбатов проговорился и рассказал о своем визите к Гейдриху?» Кольберг понимал, что малейшее колебание — и он окажется отвергнутым и у англичан, и у своих.

— Гейдрих! — ответил он твердо, понимая, что с этой секунды назад ему возврата нет.

— Донесете Гейдриху, что контакт с нами установлен, что мы начали с вами игру и готовимся к вербовке… Это первый ваш шаг… О дальнейшем договоримся.

— Связь?

— Курбатов.

— Нет! Меня это не устраивает! Я сам позабочусь о связи, Офицер в знак согласия кивнул головой.

— Убирайте Курбатова из Берлина…

— И об этом подумаем, — пообещал офицер.

12

Кольберг ждал активных действий Курбатова. Если, как он подозревал всю жизнь, Курбатов работал на Москву, то должно последовать предложение сотрудничать с советской разведкой. Он был целиком в руках Курбатова. Но ничего не последовало.

Хотя бы в этом какое-то облегчение. Слабое, конечно, утешение. Оказывается, гонялся всю жизнь за миражем. Случайный побег принял за подготовленную чекистами операцию. Все старания напрасны. Напрасно возился с Курбатовым в Сибири, напрасно повесил Шеврова, напрасно погиб в Варшаве, вдали от своего дома, Ставцев… Все напрасно! Плел, плел, как ему казалось, изящнейшего рисунка паутину, радовался необычному ее узору, а запутался в этой паутине сам.

Первый же случай, и вот, ничего не убоявшись, Курбатов отдал его англичанам… А что же можно было ждать!

Почему англичане оставили на связи с ним Курбатова? Особое доверие к польскому офицеру? Нет! Англичане оставались в тени и загребали жар руками польского офицера. В случае провала все падет на польскую разведку.

Кольберг впервые через силу шел на встречу с человеком, за которым много лет упорно охотился. Встречи с Курбатовым когда-то ему даже доставляли удовольствие. Он наслаждался своим превосходством, искусством неожиданно поставить вопрос, ошеломить и потом вдруг снизойти до покровительственного тона. Чем больше он испытывал наслаждения от этого прежде, тем с большей тяжестью он шел на эту встречу теперь.

Кольберг попытался взять покровительственный тон.

— Не ожидал я, мой мальчик, что вы так легко… — начал Кольберг.

— Оставим это! — прервал его Курбатов. — Я достаточно наслушался разных сентенций от вас. Я знаю наперед все, что вы скажете! Ни вы, ни я не испытаем удовольствия от контактов, но нам придется заниматься общим делом. Так давайте по делу. Кольберг замолк, глядя на Курбатова. Он спокоен и деловит. Ничем не выказывает своего настроения, даже в его глазах ничего не прочтешь. Он понимал, что не мог в эту минуту не торжествовать Курбатов, но он умело скрывал это торжество.

— Слушаю, — спокойно ответил Кольберг.

— Меня просили, — сказал Курбатов, — выяснить ваши предложения по связи.

— А-а! — воскликнул Кольберг. — Значит, нет ни у кого желания продлить нашу дружбу?

— Такого желания я ни у кого не заметил, — ответил Курбатов. — Вы удовлетворены?

— Это важное сообщение.

— Итак, имеете ли какие-либо предложения?

— А вы возвращаетесь в Варшаву? — уходя от ответа, спросил Кольберг.