Хранить вечно
Шрифт:
Курбатов недобро усмехнулся.
— Арестовывать Тункина было рано. Я прошел в притон, сел рядом с Тункиным, поставил штоф спирта, подпоил его, и он мне все выложил. Я спросил, сколько ему назначили за выстрел. Он назвал сумму. Я сказал ему, что его надувают. И знаете, что он сделал? Тут же помчался к Шеврову и раскрыл нам его явку.
— Провокация?
— Нет, Курбатов! — сказал Дзержинский. — Провокация — это выстрел из-за угла. А это работа. И, я вам доложу, отличная работа!
Артемьев начертил на бумаге еще один кружок и вписал в него:
— Теперь нам полегчало! Есть и второй… Тункин мне назвал фамилию и личность определил. Шевровы в Можайске держали бакалейную торговлю…
— Так он из купцов! — как бы с облегчением воскликнул Курбатов.
Артемьев понял, чему вдруг обрадовался Курбатов: все еще не хочет верить в жандарма.
— Из купцов! Но это ничего не меняет. Его папенька, купец не из последних, был черносотенцем. Участвовал и даже организовывал еврейские погромы. Пограбил, еще богаче стал. А сынок многих на каторгу спровадил и под виселицу подвел.
Курбатов пожал плечами, но равнодушия изобразить ему не удалось.
— Тункин к нему пришел! После такого визита Шевров должен был тут же сняться с места! А там у них скандал! Тункин требовал денег и грозился оружием. Шевров выбил у него из рук пистолет. Драка! Я и вошел в эту минуту к ним.
Артемьев умолк. Теперь должен последовать вопрос Курбатова, очень важный вопрос.
Секунду — другую длилась пауза. И Курбатов задал тот самый вопрос, который был необходим Артемьеву:
— Вы, надеюсь, представились, когда вошли к ним? Назвались, предъявили мандат?
— Назвался и предъявил мандат…
— И полномочия на арест?
Артемьев понимал, что, если иметь виды на Курбатова, сочинительством заниматься нельзя.
— У меня и не было полномочий на арест. И арест был бы преждевременным. Я прикинулся их сторонником. Дело Шеврова: верить или не верить, что к нему за подмогой прибежал чекист. Он сделал вид, что поверил…
— А может быть, и правда поверил? Вы могли убедительно сыграть свою роль!
Артемьев засмеялся и покачал головой:
— Нет! Он не поверил… Он просто решил, что может от меня откупиться, сообщив ваш адрес. Он и адрес мне дал на Козихинский, и пароль… Продал, короче, вас, Курбатов!
Артемьев написал на листке бумаги «Курбатов» и обвел кружочком. Подвинул лист бумаги Курбатову.
— Как вы полагаете, Курбатов, можем мы на этих трех точках оборвать расследование?
Курбатов подвинул к себе лист бумаги, поднял глаза на Артемьева.
— Это уже вопрос следствия… Я сказал вам, что не буду отвечать на такие вопросы.
— Я вам еще таких вопросов не ставил, Курбатов! Вам и бессмысленно ставить! Вы ничего не знаете, вы были исполнителем воли Шеврова. Мы Шеврову будем задавать такие вопросы…
Дзержинский вернулся к столу. Слегка прищурившись, взглянул на Курбатова.
— Теперь вам ясно, какое вы имеете отношение к Тункину?
Курбатов промолчал.
— Как это увязывается с именем, которое вы носите?
— Никак! — выдавил из
себя Курбатов.— Что же нам теперь делать?
— Я просил вас о милости!
Дзержинский отмахнулся:
— Это самое простое! А как же быть с Россией, за которую вы решили бороться?
— Как же я теперь могу за нее бороться?
— Я убежден, что вы хотите своей Отчизне добра… Вы просто не нашли себя в этой борьбе. Какое мы должны вместе с вами принять решение? Хотите, я при вас спрошу у Ленина, как я должен поступить с правнуком декабриста?
— У Ленина? — удивленно переспросил Курбатов.
— Да! Я ему должен доложить о вас.
Дзержинский снял трубку, попросил его соединить с Лениным.
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — начал он. — Я готов выполнить вашу просьбу. Террористическая группа, о которой я вам вчера докладывал, обезврежена. Один из участников группы — правнук декабриста… — Дзержинский умолк. Видимо, его перебил Ленин. — Да, это установлено, Владимир Ильич. Да, да! Он сын генерала…
Ленин опять о чем-то спросил Дзержинского. Дзержинский ответил:
— По неразумению, Владимир Ильич! Он сам не знал, куда его вовлекали.
После паузы Дзержинский закончил разговор:
— Спасибо за совет, Владимир Ильич!
Дзержинский положил трубку.
— Все разрешилось, Владислав Павлович! Вы свободны!
Курбатов встал.
— То есть как — я свободен?
— Вы свободны! Это значит, что вы можете располагать собой, как вам угодно!
— Не означает ли это, что я сейчас могу уйти?
— Можете. Я же сказал, что вы свободны…
Курбатов пожал плечами, направился к вешалке. Артемьев принялся складывать бумаги в папку.
У вешалки Курбатов остановился. Секунду помедлил и вдруг вернулся к столу.
— Я не могу так уйти!
— Почему же? — спросил Дзержинский.
— С кем сегодня был бы мой отец?
Дзержинский задумался.
— Это очень трудный вопрос, Владислав Павлович! Он был патриотом России, он был талантливым военачальником. Это все, что я о нем знаю… Тот, кому воистину дорога Россия, не станет ее по клочкам распродавать европейским авантюристам. Какую Россию вы думаете защищать?
Россию, о которой мечтал мой прадед! Именно об этой России и я думал… но я не знал, кто с ней и кто против нее.
Курбатов указал на листок бумаги с карандашными кружочками Артемьева.
— У вас здесь неполная схема… Я готов ее дополнить. Правда, я мало что знаю…
Несколько часов спустя Артемьев докладывал Дзержинскому и Дубровину о том, что ему рассказал Курбатов.
— Вижу, — заметил Дзержинский, — ваш подопечный меняет свои взгляды. Так оно и должно было быть. Мы в наследство получили человеческий материал, не всегда готовый к решению наших задач. Наше дело обработать этот материал, донести до каждого цели пролетарской революции… Я хотел бы посоветоваться с вами об одном варианте, связанном с Курбатовым. Невольно мы получаем возможность…