Хранитель истории

— Моя жена Зельда, — представил её Фицджеральд. — Дорогая, это… Простите, не знаю вашего имени.

— Дэнни Готтфрид, — представился тот, тяжело сглотнув.

— Очень приятно, — улыбнулась Зельда.

— Вы ведь американец, мистер Готтфрид? — уточнил Скотт. — Фамилия у вас немецкая, но акцент точно американский.

— Мать из Франции, отец из Германии, я сам американец. Живу в Нью-Йорке. Пока на время перебрался в Париж.

— А чем вы занимаетесь в Нью-Йорке? — поинтересовался Скотт.

— Я… работал в газете «Нью-Йорк Ньюз».

— В газете? — Зельда нахмурилась.

— Меня выперли, и я решил писать рассказы. Перкинс просил меня выслать ему что-то, да я так и не решился.

— Так вы знакомы со стариной Перкинсом?! — воскликнул Скотт. — Я как раз помогаю ему найти новых авторов. Если у вас есть, что предложить, можем попробовать выслать.

Дэнни пожал плечами:

— Пока ничего. Довожу до ума свои произведения, медленно, зато верно.

— Вот что мы сделаем. — Скотт вытащил из кармана записную книжку, что-то в ней черкнул, а потом выдернул листок и протянул его Дэнни. — Пишите мне. Я почитаю ваши работы и смогу дать рекомендацию или чем-нибудь помочь.

Дэнни точно оглушили. Скотт Фитцджеральд хочет помочь ему издать рассказы?..

Надо будет серьёзно поразмыслить над этим на трезвую голову.

— Спасибо, мистер Фитцджеральд! — воскликнул Дэнни.

— Обращайтесь.

К Фицджеральдам подобралась компания людей, которая их отвлекла. Дэнни, как тень, прошёл по залу и скрылся в уборной, где хорошенько умыл лицо холодной водой. Встреча с Фицджеральдом случилась в реальности или он уже пьян настолько, что ему мерещится?

Вроде бы ещё не настолько, — заключил Дэнни.

Тогда это просто чудеса! Писатель, которым он восхищался, предложил свою помощь.

Вот только… Это же будущее. Вряд ли в настоящем Фицджеральд вспомнит о своём обещании помочь, ведь этого ещё не случится.

— Черт! — воскликнул Дэнни. — Как всегда все не так, как у нормальных людей…

Когда Дэнни, сильно расстроенный, вернулся назад, темнокожая девушка уже закончила своё выступление. Он прошёлся по залам в поисках ещё каких-нибудь интересных личностей, на которых мог бы поглядеть, и заметил Коко Шанель, молодого художника Пикассо, о котором пару раз слышал, и все тех же Фицджеральдов, общавшихся со всеми подряд.

— Интересненькое местечко, — пробубнил Дэнни себе под нос и воротился к барной стойке. — Дайте-ка ещё виски.

Бармен водрузил стакан, и на этот раз Дэнни стал пить не так быстро, поочередно делая то глоток, то затяжку сигаретой.

Стоящий рядом крупный усатый мужчина с бутылкой в руке глянул на сигарету Дэнни.

— Простите, — проговорил он, немного качнувшись. — Не найдётся закурить?

— Пожалуйста. — Дэнни протянул пачку.

— Как вам шоу, а? — спросил мужчина, затягиваясь.

— Очень подняло настроение.

— Джози это умеет.

— Джози? — переспросил Дэнни.

— Жозефина Бейкер. Танцовщица. Не слышали?

— Нет.

— Многое потеряли!

— А вы вообще кто? — нахмурился Дэнни.

— Эрнест Хемингуэй.

— Дэнни Готтфрид.

— Как вам Париж, мистер Готтфрид?

— Хороший город. И выпивка тут легальная. — Дэнни пожал плечами.

— Ох, это чертовски хороший город! Особенно для творческих людей.

— Эрнест Хемингуэй? — В голове Дэнни что-то запоздало шевельнулось. — Мне кажется, я где-то слышал ваше имя.

— Может, слышали о моей книге?

— Так вы писатель?

— Значит, не слышали. — Хемингуэй, казалось, поник.

— В мыслях почему-то появилась Нобелевская премия.

— Тогда вы с кем-то меня перепутали.

— Забудьте, — отмахнулся Дэнни. — Иногда в моей голове появляется всякий бред. Наверное, это от того, что в последнее время меня часто бьют по лицу.

— Не позволяйте никому бить вас по лицу! — воскликнул Хемингуэй и треснул огромным кулаком по столешнице. — Хотите покажу вам пару боксерских приемов?

— Да нет. Я занимался боксом. С приемами я не в ладах. Слишком долго думаю, поэтому в настоящей драке ни один приём не помог. А на войне уж тем более.

— Вы воевали?

— К сожалению.

— Я ведь тоже. Поразительно. Сколько вам было лет? Вы выглядите очень молодо.

— Девятнадцать.

— А где именно воевали?

— В Италии. Это было жутко. Меня ранили довольно скоро, и я долгое время пролежал в госпитале.

— Я работал водителем скорой помощи, но как хотел воевать! Когда ранило минометным огнём, пыл поутих. Но я ни о чем не жалею. Всякий опыт войны важен для писателя.

— А вот я, признаться, жалею.

— Мистер Готтфрид, предлагаю вам выпить и обсудить это. Думаю, мы во многом с вами похожи и нам есть, о чем поговорить.

Дэнни не стал противиться. Ему хотелось с кем-то поговорить и тем более найти себе собутыльника. Они уселись за столик и проговорили полночи, прикончив бутылку Хемингуэя и заказав ещё выпивки за счёт Невё.

Дэнни вернулся в квартиру в полуобморочном состоянии. Он плохо помнил подробности разговора с новым знакомым, но помнил, что тем у них было много — война, быки, репортёрская работа, писательство, бокс, Париж, снова быки и многое другое. Дэнни не знал, как так вышло, что он встретил настолько похожего на себя человека, зато знал, что после разговора с ним ему стало значительно легче.

Глава 12

ТИТАНИК, 1912 ГОД

Бежевый пол шлюпочной палубы «Титаника» был усыпан шезлонгами, на которых наслаждались вечером хорошо одетые господа и дамы. Небо темнело, на нем уже зажглись редкие звездочки, хорошо различимые с борта корабля. Лайнер сиял золотыми огнями, которые отражались на глади соленой воды. Позади него оставалась дорога из пены, которая возникала из-за трёх усердно работающих гигантских винтов. Казалось, что с каждой минутой «Титаник» движется только быстрее, а дорога из пены становится плотнее и шире.

Дэнни брел вдоль борта и рассматривал людей. Все были в прекрасном настроении и весело друг с другом щебетали, не подозревая, что до страшной катастрофы остались считанные часы.

Было прохладно, и многие пассажиры посчитали лучшим скрыться в помещениях. Дэнни, завершив свою прогулку, решил последовать их примеру и спустился на палубу А по парадной лестнице. Дэнни читал об этой лестнице в документальной книге, которую ему дал Невё для подготовки к миссии. В верхней части в стену, сделанную из орехового дерева, были вмонтированы роскошные часы с бронзовыми фигурами Чести и Славы. Вся композиция называлась — «Честь и Слава, венчающие Время». Над головой был большой стеклянный купол, поделенный ажурными металлическими переплетами на равные части, точно большой воздушный торт. На последней ступени стоял пьедестал с херувимом, держащим в руках светильник в виде факела. Дэнни находил все это настоящим произведением искусства, уж точно не заслуживающим того, чтобы гнить на океанском дне.