Хранитель Реки
Шрифт:
«Починят – нашим втюхают», – меланхолично подумал Береславский. Он уже наелся. Минут через пять поедут.
А пока – последние мгновения кайфа покоя перед первыми – кайфа движения. Как же классно, что они поехали!
Нет, арт-бизнес – это что-то! И он, Ефим Аркадьевич Береславский, еще скажет в нем свое веское слово, будьте уверены!
Глава 18
У Велесова неприятности
Место: Москва.
Время: три года после точки отсчета.
Велесов внешне спокойно выслушал сообщение своего
Оглоблин, тварь, правда, записку успокаивающую оставил. Типа если меня не тронете, от меня проблем не будет. Но гарантированно проблем не бывает только от покойников, это Георгий Иванович знал точно.
– Ладно, Игорь, езжай пока к дому Береславского, попробуй аккуратно выяснить, куда он делся. А насчет Оглоблина я подумаю и потом перезвоню, – сказал он подручному.
Тот с облегчением покинул офис шефа.
Что-то все неприятно складывается.
В первый раз за последние три года Жорж засомневался в том, что его новый бизнес совсем уж безопасен. Теоретически так оно и есть. Огромное количество внезапно разбогатевших лохов вдруг пожелало окружить себя и своих новых жен дорогими предметами искусства. И большим количеством, между прочим. Квартиры-то – немалые, не говоря уж о загородных особняках, которые огромные. Вот и подсовывай им прекрасное, подбрасывай, подкидывай! А они все хавают, хавают, хавают…
Хороший расклад? Замечательный! И случайный мент не остановит, как с веселым порошком когда-то. А если и остановит, то уж точно не отличит какого-нибудь соцреалиста Пименова от очень похожего «Пименова», написанного Оглоблиным.
Нет, задумано все превосходно. А в случае серьезных проколов всегда есть Глеб Петрович. Не зря Жорж с Шипиловой отдают ему 30 процентов всего дохода. Это, конечно, немало. Но когда люди в форме вдруг решили проверить его, Жоржа, налоговые декларации, чтобы остановить это беспричинное любопытство, достаточно оказалось одного телефонного звонка.
Аналогично решилась ситуация с поднадзорностью недавно освобожденного Георгия Ивановича Велесова. Один звонок – и участковый из злобной ментовской твари внезапно, как по мановению волшебной палочки, разом превратился в доброго и участливого человека.
Да, Глеб Петрович – это сила. Что, собственно, и тревожит сейчас Жоржа в максимальной степени. Потому что палочка эта – о двух концах.
Пока Жорж втюхивал лохам всякие «мелочи» тысяч до десяти в американской валюте, все было ништяк. Серьезная экспертиза будет по порядку цены сопоставима – никто ее и не делал. Но уж больно много возни с мелочовкой. Вот отчего возникли идеи с «перелицовкой» западноевропейцев.
Однако когда бизнес-операция измеряется циферкой с шестью ноликами за ней – все в той же нероссийской валюте, – то риски тоже возрастают соответственно.
С «шишкиными» потрясающе повезло. Ван Эмден реально похож на Иван Иваныча. Даже в местах одних и тех же творили, в Германии. Да и комбинация красивая: сначала втюхивался подлинный холст, потом – в пять раз дешевле – перелицованные. И Агуреев вроде бы подходил идеально: морда деревенская, жлобские глазки-щелочки, денег немерено и никакого художественного образования у бывшего вояки – к делу Велесов подготовился основательно,
все вынюхал.Ан нет, таким хитрожопым оказался недообразованный рязанец!
Лучше бы уж с оксфордским выпускником дело иметь – тот, по крайней мере, как их и учат, тупо бы поверил экспертам с серьезными званиями. И уж точно не стал бы подключать еще одного дилетанта-рекламиста – такого же художественно необразованного, тоже мордастого. И хитрого, как двадцать змей сразу.
Нет, изначально не понравился рекламист Велесову. У него на людей нюх отменный. И пахнет от этого рекламного профессора большим подозрением к Георгию Ивановичу и предложенным им работам. А еще пахнет идиотским отвращением к взяткам, или, как любит говорить Велесов, добровольному разделению долей.
И, наконец, самая неприятная особенность этого профессора – куражистая упертость, сквозящая в каждом сверке его дорогих очочков. Этот уже и бесплатно бы все вынюхивал, за идею только, хотя (Велесов абсолютно уверен) хитрожопый рязанец немало заплатил Береславскому за его вредные качества.
Да, большая неприятность – этот чокнутый Ефим Аркадьевич.
У мадам Шипиловой на неприятности фантастический нюх: навела справки о состоянии дел и свалила в творческую командировку в Норвегию, изучать наследие своего любимого Мунка. Голову готов поставить Велесов, что старуха вполне могла потерпеть некоторое время и без этого ненормального экспрессиониста. Но предпочла смыться с поля боя. И, трезво рассуждая, правильно сделала. Денежек уже кусочек сорвала, ни в чем лично не замешана, только консультационная, можно сказать, деятельность. Пересидит в холодном краю нервный месяц – и либо еще за денежками вернется, либо сделает вид, что никогда не имела отношения к происходящему.
И все же самое неприятное – надо звонить Глебу Петровичу. Своими силами Жоржу, похоже, не обойтись.
Второй звонок такого рода за неделю.
Первый – насчет Румянцева.
Потому что крайне не хотелось Велесову, чтоб настырный Ефим Аркадьевич, даже чисто теоретически, имел возможность плотно побеседовать с потомком белоэмигрантов.
Глеб Петрович недовольно хмыкнул, выслушав просьбу, и обещал помочь.
Главное слово здесь – недовольно. Потому что таких людей никак нельзя делать недовольными тобой. А то ведь поможет уже относительно тебя самого.
Нейтрализация Румянцева, кстати, встала Велесову в тридцать тонн баксов. И не поторгуешься с опасным Глебом!
Итого, из первоначально полученной от Агуреева сотни тридцать плюс тридцать ушли Глебу Петровичу, сорок забрала Шипилова. В остатке у Георгия Ивановича – ноль, не считая затрат на приобретение и «перелицовку» Ван Эмдена.
Вот такая неприятная арифметика.
Конечно, в закромах Велесова кое-что после трех лет работы еще есть, но уже ясно, что операцию с «шишкиными» нужно доводить, во-первых, до конца и, во-вторых, – успешно.
Перед тем как созваниваться с Глебом Петровичем, Велесов сделал еще один звонок – секретарше чертова профессора. Надо узнать, куда он делся – вчера его уже не было на месте.
Трепать сотовый Береславского Жорж не хотел: вся эта новомодная техника навечно сохраняет следы переговоров. А с учетом непредсказуемости дальнейших взаимоотношений с профессором оставлять следы в его сотовом было бы и вовсе неразумно.
Старая очкастая мымра, последние сто лет охранявшая покой рекламиста, ничего толкового не сообщила.