Хранитель секретов Борджиа
Шрифт:
– Откуда вы пришли? – спросила она у своего супруга.
– Я только что убил Хуана Борджиа и его оруженосца, – прошептал он.
Она молчала какое-то время, а потом сказала:
– Не надо шутить подобными вещами.
– Я не шучу, – ответил Жоан, хотя прекрасно понимал, насколько ей трудно в это поверить.
– В любом случае я очень рада, что вы вернулись живой и здоровый, – тихо произнесла Анна и повернулась к нему спиной.
Жоан знал, что у жены по-прежнему сохранялось устойчивое отвращение ко всему, что было связано с физическим контактом.
В положенное время Жоан спустился в лавку, чтобы приступить к своим обязанностям, а Анна осталась в постели. С той жуткой ночи она вставала лишь для того, чтобы покормить Рамона и сделать все только самое необходимое. Книготорговец с тоской задавался вопросом, наступит ли когда-нибудь такой день, когда к его супруге снова вернутся ее блистательность и прежняя улыбка и она опять станет царить в книжной лавке.
Когда герцог Гандийский проводил ночи в Риме, то никогда не возвращался раньше утра, поэтому никто в Ватикане не проявил беспокойства до того, как возвратились отвязанные лошади и тяжелораненый оруженосец. Он несвязно рассказал о том, что герцог приказал ему ждать в течение часа, и о нападении, которому подвергся, пока ожидал герцога. Оруженосец потерял слишком много крови и скончался, не успев поведать ничего более конкретного.
Тем не менее оставалась надежда на то, что нападение на оруженосца не было связано с его господином и что Хуан появится целый и невредимый. Скорее всего, как и множество раз до этого, он находился в доме очередной любовницы и ожидал удобного момента, чтобы выскользнуть, не будучи замеченным ее мужем.
Вечером Микель Корелья послал своих подчиненных прочесать район, включая дома, находившиеся поблизости от Иудейской площади. Они обнаружили следы крови в заброшенном доме; этот факт сильно обеспокоил Папу, и продолжившееся расследование привело к Тибру – месту, куда в Риме обычно сбрасывали ненужные трупы. Были допрошены обитатели прибрежной полосы, два дровосека, которые дремали, охраняя груз древесины, а также спавший в своей лодке лодочник, которого разбудил утренний холод. Все они сообщили, что видели, как трое мужчин, лица которых были скрыты масками, бросали в воду нечто похожее на тело дворянина. Когда дон Микелетто укорил их в том, что они не заявили обо всем в соответствующие службы на следующий день, эти люди пожали плечами и сообщили, что очень часто по ночам были свидетелями подобных сцен, но никто никогда ни о чем их не спрашивал. Микель отпустил их, не наказав, поскольку было очень хорошо известно, что римский обычай бросать по ночам неудобные трупы в Тибр установился задолго до папства Александра VI.
Тем же вечером Жоан испытал настоящее потрясение, увидев Анну
в лавке в момент, когда он с парой клиентов обсуждал новость об исчезновении папского сына и гибели его оруженосца. Она плохо выглядела, с трудом передвигалась, но, когда самые дотошные задали ей вопрос о ее самочувствии, Анна ответила, что была больна, однако сейчас ей лучше. Она даже недолго поучаствовала в разговоре и в скором времени вежливо простилась, бросив на мужа странный взгляд.Той ночью Анна тихонько спросила у Жоана, когда они оба уже находились в постели:
– Это правда, что он мертв?
– Да.
– И его убили вы?
– Я и кое-кто еще.
– Но как вам удалось? – пробормотала она. – Это был могущественнейший человек в Риме.
– Вы же знаете, что он предпочитал вершить свои грязные делишки без лишних свидетелей, – прошептал он. – Мы застали их врасплох.
– Почему вы убили его?
– Из-за вас.
– Из-за меня или из-за вашей чести?
– Из-за вас, потому, что я люблю вас. И потому, что они были беспринципными ублюдками, которых никто не был в состоянии остановить и которые разрушили бы жизни еще многих невинных людей.
Она ничего не ответила, и он приобнял ее – впервые после той страшной ночи. Жоан заключил жену в свои объятия и стал целовать в щеки, почувствовав, что она принимает его ласки, но, когда его губы стали искать ее, Анна остановила мужа.
– Я не могу, – сказала она.
Все рыбаки, промышлявшие на Тибре – около трехсот, – получили приказ обследовать воды реки. Им пообещали вознаграждение, и около полудня следующего дня в сети одного из них попал труп. По его богатым одеждам он был мгновенно опознан, и сразу стало ясно, что речь не шла об ограблении: в сумке были обнаружены тридцать золотых дукатов, а на шее красовалась цепь того же благородного металла. Кто бы ни был убийцей, он ясно давал понять, что совершено политическое убийство или убийство, связанное с вопросами чести.
Тело перенесли в замок Сант-Анджело, где дон Микелетто по указанию Цезаря Борджиа сформировал несколько готовых к бою подразделений на случай, если это убийство было предвестием военного переворота. Там же тело раздели, обмыли и обрядили для похорон в роскошные одежды ватиканского знаменосца. Когда все было готово, торжественная процессия сопроводила гроб в церковь Санта Мария дель Пополо, где он был выставлен, чтобы весь Рим смог отдать последние почести.
– Анна, сопроводите меня в Санта Мария дель Пополо, – попросил Жоан, когда они с супругой находились в спальне после обеда. – Вы увидите его тело.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, которые тут же наполнились слезами.
– Я не хочу лицезреть его ни в каком виде. Дай Бог, чтобы его никогда не существовало.
– Все в прошлом, любовь моя, – сказал Жоан, беря ее за руку и целуя. – Он мертв, и умер за свои деяния. А теперь забудем его.
– Мы не сможем этого сделать, – сказала она, дрожа всем телом. – Никогда не сможем.