Хранитель Силы

— Выходит, и сегодня Германия живет под спудом возможной экономической агрессии? Ну или шантажа. Или всецело полагается на призрачную мощь Европейского Союза?

— Такая опасность имеется, господин Хортов, — не сразу признался Крафт. — Правительство делает благополучный вид, но как у вас говорят, на душе кошки скребут. Есть еще одна версия, — он наконец-то отвернулся от окна, достал коробку с сигарами, предложил Андрею, медленно закурил сам — тянул время. — Версия, которая ближе к реальности. С годами ее жизнеспособность лишь усиливается. Да… Я давно заметил: копии акций, которые время от времени показывают и предлагают купить совладельцам концернов, крупным промышленникам и правительству, имеют строго российское происхождение. Обычно через посредников…

— Это естественно, если двадцать один процент где-то на нашей территории, — вставил Хортов, вспомнив старика Кацнельсона.

— А также заметил, — повысил голос доктор — не любил, чтоб перебивали, — что процесс этот начался с вашего лучшего немца. До перестройки на мировом рынке не появилось ни одной акции. Когда-то я смеялся над предположением, что Борман вместе с партийной кассой попал в СССР. Сторонники этой версии ссылаются на то, что за пятьдесят лет ни сам Борман, ни увезенные им ценности нигде в мире не проявились. Теперь я склонен верить: все это находится у вас в России.

— Смелое предположение, — осторожно сказал Хортов, но самого распирало от вдруг прилившего чувства гордости. — Почему же тогда лучший немец не подтвердил и не опроверг такой версии? Ведь его друг канцлер наверняка интересовался и Борманом, и Веймарскими акциями. Или нет?

— На этот счет есть умозаключение, которое, по некоторым сведениям, высказал сам канцлер. Звучит оно примерно так: по внутренним и строго регламентированным партийным законам генеральный секретарь получал доступ к государственным секретам особой важности лишь по прошествии определенного количества лет. После Брежнева ни один секретарь не выслужил такого срока, и потому первый президент СССР остался не посвященным в имперские тайны. Якобы контролирует соблюдение этого закона некий совет старейшин, члены которого даже не знают друг друга до определенного момента, когда один из них откуда-то получит команду вскрыть пакет…

— Это сказки сытой Европы! — оборвал Хортов. — Это из области придуманных Западом страшилок про СССР. Про хитрую и коварную империю зла. Глупость несусветная!

— Спасибо вам, господин Хортов. — Крафт пожал ему руку. — Вы развеяли мои сомнения… Хотя я никогда до конца не верил, все это слишком смахивало на масонство, а большевики хоть и вышли из лона тайных обществ, хоть и унаследовали методы сионизма и Французской революции, но всегда были проще и прагматичней. Если вас всерьез заинтересовала судьба Веймарских ценных бумаг, то вы не могли не слышать фамилии Пронский. Полковник Пронский?.. В сорок пятом он был специальным помощником коменданта Берлина, но это его официальная должность, прикрытие. Настоящей его деятельности никто не знал… Между прочим, принадлежит к известному княжескому роду…

13

Мавр сопротивлялся лишь потому, что не мог не сопротивляться, выбрал себе двух противников из шести, бросившихся вытаскивать его из машины, и незаметно вошел в раж, одного рубанул кромкой каски в челюсть, второго треснул головой о грузовик и оставил лежать на асфальте.

Нападавших было много, они суетились, стремились отличиться и мешали друг другу. Преимущество было в том, что Мавра не били, а лишь пытались скрутить и обездвижить: наверное, был приказ обращаться со стариком бережно, доставить живым и здоровым. Первая минута схватки отрезвила супостата; молодые, чему-то и где-то обученные парни умели «мочить», бить наповал, работать ножами и дубинками, однако без этого становились немощными, и тем более, проявляя индивидуальность, не могли работать в команде. А он, прижавшись спиной к грузовику, выбирал очередного соперника и, отмахиваясь от других, валил его на дорогу.

И все это хорошо было видно с Каширского гудящего шоссе, и водители-дальнобойщики, проносясь мимо, таращились на драку и скопление людей у въезда на эстакаду.

К концу второй минуты от группы захвата остались двое, и те подбитые, надломленные и бешеные от бессилия. Люди, похожие друг на друга и все как один обряженные в длиннополые кожаные пальто, стояли полукругом, как зрители на гладиаторском бою, подавали команды и получали наслаждение! Верно, во искупление вины, в драку ввязался лишь тот майор, захваченный в плен. Уже без наручников, он залез в кузов грузовика, располосовал тент и попытался накинуть веревку на голову Мавра, но тот слышал хруст брезента под лезвием, был готов и от петли отмахнулся. И тогда в отчаянии (иначе не объяснить глупого, киношного действия), майор прыгнул сверху и промахнувшись, вписался мордой в асфальт.

Между тем к «лепестку» подъезжали легковушки с мигалками, приполз и автобус, набитый солдатами, но их не выпускали, а гражданские, многие из них в таких же кожаных шинелях, бежали к месту побоища, отдавали команды, кричали друг на друга, слышалась английская речь, русский мат и чей-то дурацкий смех — короче, началась полная бестолковщина. И все это шло фоном, поскольку Мавр дрался с оставшимися спецназовцами, упорными, злыми и крепкими на удар ребятами, пока кто-то не пролез под грузовиком и не оказался у него за спиной.

Он даже не успел взглянуть на человека, взявшего на удушающий жим, чувствовал лишь сильную руку, видел локоть на собственном горле и отвратительный, сильный запах кожи…

Воткнули ему иглу шприц-тюбика, или просто оглушили, он так и не понял, казалось, просто утомился и прилег тут же, на дороге. Мавр не осознавал, как его везли и куда, очнулся в воздухе, голова была повернута налево — в иллюминаторе белые кучевые облака, самолет набирал высоту или, напротив, шел на посадку: мутило и отказывал вестибулярный аппарат.

Последние события не отметились в памяти, однако агрессия и бойцовские чувства остались — хоть сейчас бросайся в драку.

В салоне всего несколько кресел вокруг стола, и на каждом по человеку, лица смазаны — компания эта похожа на делегацию, только что собранную из незнакомых друг другу людей, но объединенных одной мыслью. Кажется, никого из них у дорожной развязки на Каширке не было, кроме одного майора: харю будто рашпилем обработали, нос картошкой. Все что-то пьют и молчат, а этот отвернулся в сторону Мавра и, как барышня, смотрится в зеркальце, промокает салфеткой сукровицу на ссадинах.

А выше, над головой, словно ангел небесный — девица в белом, то ли стюардесса, то ли медсестра.

— Куда летим, господа? — как ни в чем не бывало спросил Мавр.

Все обернулись к нему, отставили бокалы. Глава делегации выделялся малым ростом, огромными очками и очень усталым видом — должно быть, ночей не спал, выслеживая Пронского.

— Как себя чувствуете, генерал? — участливо поинтересовался он и легко поднялся с кресла, отчего майора с разбитой рожей как ветром сдуло. Ангелица взяла его руку, пощупала пульс, ответила за Мавра.

— Все в порядке, состояние удовлетворительное.

— Да, здоровье у вас богатырское, — усаживаясь на освободившееся место, проговорил очкастый глава. — Простите, Александр Романович, пришлось прибегнуть к незаконным приемам. Но вы же неукротимый! Двух человек отправили в больницу с переломами.

Делегация без всякой команды дружно встала и покинула салон.

— Мне не ответили на вопрос, — напомнил он. — Куда мы летим?

— Отвечу прямо — в Симферополь. Надеюсь, догадываетесь, зачем?