Хранитель в красных доспехах

Ты помнишь, когда-то мы были детьми?

Ведь Фракия – это детство Болгарии!

Мы и сейчас остаемся детьми,

Мы – фракийцы! Фракийцы мы!

У ребят было много хороших песен, они любили свое дело и в первую очередь думали именно о музыке и текстах, а не о деньгах.

И еще Зорана тянуло к этим ребятам то, что они считали себя фракийцами. А уж он, Зоран, прекрасно помнил детство Болгарии. Ведь он и сам был фракийцем.

***

Зоран шел по темной улице и прокручивал в голове отыгранный концерт. Несмотря на столь преклонный возраст, в душе он был молод и полон огня. За это его не любили многие из стариков, считающие своим ровесником. Ах, если бы они знали! Если бы знали они о том, сколько ему лет! Если бы знали они, какую музыку умел играть Зоран! Музыка жизни, и музыка смерти, подвластная ему, могла творить чудеса – вылечить безнадежного больного или убить врага.

Если бы кто-нибудь знал, как иной раз тяжело держать все это в себе, ведь не откроешься первому встречному! Хорошо, что у него были сны, в которых он мог быть самим собой, не боясь встречи с излишне любопытными. Конечно, там было полно врагов, но врагов явных, от которых всегда ждешь нападения. Здесь его больше утомлял даже не страх, коего давно уже и след простыл, а вечное ожидание, что вот, именно сейчас, в это мгновение, к нему подойдут, подхватят под руки и поведут на допрос. Или на костер. Хотя на костер Зорана не водили уже лет шестьсот. Впрочем, до костра дело никогда не доходило – всякий раз удавалось сбежать. А нескольким его подругам этой казни избежать не получилось. И ведь по всем законам тех времен жечь нужно было его, а не их, уж они-то были самыми обычными людьми.

Он шел по темной улице, держал за ручку футляр с саксофоном и тихо напевал, повторяя как мантру:

«Ние сме траки! Траки сме ние!» 1

***

Во сне его называли двумя именами. Для своих, для Спящих, живущих в его мире, он был Фракиец, для всех остальных – Менестрель. И только здесь, вот уже два тысячелетия его звали Зораном. Хотя первое имя было Спартак. И его следовало забыть сразу после событий на реке Силар. Раз люди посчитали его мертвым, то пусть и считают дальше. А фамилию время от времени ему приходилось менять. В последние лет семьдесят, это, конечно, бесполезно, но сила традиции велика. Кем он только не был, уж и не упомнить всех фамилий, какими себя называл. Вот уже тридцать лет в паспорте было написано, что он Зарев. И Зоран уже настолько привык к этой красивой фамилии, что не хотелось ее менять. Остаться, что ли, навсегда Заревым? Зоран Зарев, красивое сочетание.

1

Мы – фракийцы! Фракийцы мы! (болг.)

***

Когда это было? Очень давно. Его, еще совсем мальчишку, выдернули из привычного мира. Ну, кто знал, что в нем течет кровь Спящих? Рождаются они не часто, раз в двести-триста лет. И если уж тебе довелось появиться на свет не таким, как все, то забудь о спокойной жизни. И о короткой жизни тоже забудь. Жить ты будешь долго и неспокойно, а возможно, и несчастливо.

А когда умрешь – одному Богу известно. Да и нет его, Бога, и Дьявола тоже нет. Есть только борьба двух сил, и ты должен стоять на страже равновесия и не допустить перевеса. Ничто не должно одержать победы, ни Добро, ни Зло. Потому что перевес в любую сторону ведет за собой катастрофы и хаос. И ты каждую ночь, из года в год, из века в век без устали вынужден быть противовесом. Побеждает тьма – бей темных, побеждает свет – гаси светлых. Нет ни чужих, ни своих, только ты, сам себе друг, сам себе брат. И несколько таких же обреченных на вечную борьбу, с которыми ты эпизодически пересекаешься во Сне. И некому пожаловаться на усталость, и все друзья, настоящие друзья, с которыми ты рос и взрослел, умерли кто от ран, а кто от старости, и только ты продолжаешь жить. Один, среди чужаков. И лишь только Сон – твоя настоящая жизнь. И вот еще «фракийцы», к которым ты успел привыкнуть.

…Когда Зорану исполнилось пятнадцать лет, в селение, где они жили, прискакали шестеро всадников. У одного был странный кристалл, который показывал путь. Он держал камень под плащом, изредка вытаскивая на свет и проверяя, правильной ли дорогой идет. Только потом, когда забрали Зорана, мальчик узнал, кто были эти люди. Жрецы Храма Спящих.

Ни отец, ни мать, конечно, отдавать сына не хотели. Потерять рабочие руки, потерять воина? Ни за что! А когда старший из прибывших показал свой меч, да предложил в добавок коня и золото, то родители согласились продать Зорана. Мальчик их не винил. Не винил, но простить все же не смог.

Так он и узнал о том, что принадлежит к роду Спящих. Кто они? Откуда? Ему даже казалось, что их посылают на землю специально. Но кто? Боги? Но ведь их нет. В непорочное зачатие Зоран не верил, но в то же время он понимал, что родители слишком уж непохожи на него. Он не их сын. Чей тогда?

Зорана отвезли в горы, где находился Храм Спящих. Там ему и объяснили, на чем зиждется порядок и хаос этого мира. Он несколько раз пытался сбежать домой, и его ловили и возвращали в Храм.

Обучали бою на мечах, верховой езде и много чему еще. И лишь потом объяснили, кто он и зачем рожден. Спящий…

Зорану дали медальон, с помощью которого он попадал в Сон. Там все было не так. Там не было ни Добра, ни Зла. Лишь равновесие. Зло и Добро, Тьма и Свет – это понятия людей, так они и называли те силы, которые действовали во Сне. Стоило перевесить злу, как это сразу отражалось на Земле, и начинались новые войны, эпидемии страшных болезней, голодомор. Но и перевес добра тоже не предвещал ничего хорошего. Лишь равновесие могло спасти мир. И Спящие каждую ночь, засыпая, были вынуждены бороться то на стороне Света, то на стороне Тьмы.

И никто не спрашивал ни Зорана, ни его товарищей, хотят они этого или нет. Участь Спящего такова, и он не вправе распоряжаться своей жизнью.

Так они и жили в горном храме, днем делая простую работу, как монахи в монастырях, а по ночам участвуя в битвах Тьмы и Света. И каждый раз, стоило одной стороне взять верх, они, как дезертиры перебегали на сторону врагов. В отличие от обычных дезертиров, переходили они в лагерь ослабевшего противника, чтобы сохранить равновесие.

2

В подъезде многоквартирного дома, где Зоран жил пять лет, было темно. Лампа перегорела. Или…

– Братушка, – услышал он вдруг в темноте незнакомый голос с русским акцентом, – поговорить надо.

В лицо хлестко ударил тугой луч.

Зоран хотел было оттолкнуть человека с фонарем, но слева стоял еще один. И этот второй, не церемонясь, сунул в бок ствол пистолета.

– Не бойся, мы не бандиты, – сказал он на болгарском.

– На полицию вы тоже не больно похожи.

– Поднимайся в свою квартиру, поговорим.

Зоран пропустил русского вперед и стал подниматься по лестнице. Он уже почти наверняка знал, кто эти люди. Скорее всего, представляют какую-нибудь спецслужбу. На научников не похожи, те пистолетами перед носом не размахивают. Лобастые просто предлагают сделку. Хотя, если они скооперировались, то такое вполне возможно. А еще могут быть армейские. Военных тоже может интересовать бессмертие. Ну, не бессмертие. Долголетие.

– Здесь, – сказал Зоран, когда русский поднялся на пятый этаж.

Мог и не говорить. Его незваные гости наверняка знали адрес. А то и дубликаты ключей имели.

Русский остановился, посторонился и осветил дверь. Зоран приставил футляр с саксофоном к стене, достал ключ и открыл замок. Клацнуло, тяжелая бронебойка мягко, без малейшего скрипа отошла от дверной коробки.

Русский вошел первым. Пошарил рукой на стене и включил свет. Поманил Зорана и тот, подхватив инструмент, послушно шагнул за ним. Следом – болгарин, тыча в спину пистолетом.

– Напред! – сказал он негромко. – И без номера! 2

2

Вперед! И без фокусов! (болг.)