Хранитель
Шрифт:
Но как бы ни обернулось дело, он, Орешек, всегда будет на стороне своего хозяина, который растил его с такой заботой и любовью. Он затем и в Наррабан поехал, чтобы в опасный миг быть рядом с Илларни. Все равно люди Джангилара разыскали бы старого астролога, так лучше этим королевским посланцем быть Орешку. Уж он-то господина никому в обиду не даст, даже королю (которому, кстати сказать, новоиспеченный Сокол еще не успел поклясться в верности)…
Но сказать он ничего не успел: позади скрипнула дверь.
– У вас калитка открыта… и никто не отзывается.
В комнату заглянула пухлая девица
– Я Сахна-шиу, меня прислала госпожа Нурайна. С ней… произошел несчастный случай.
Мужчины встревоженно вскочили на ноги.
– За переулком Кожевников… - затараторила девица, - колодец для нечистот… решетка деревянная… сейчас там сухо, вот госпожа и не заметила, наступила на край решетки… а он возьми да подломись. Нурайна-шиу вывихнула ногу и щепками поранилась. Рядом дом моей сестры, она вдова, уехала к родичам мужа в Тхути-до, а ключ мне оставила. Вот там госпожа и дожидается.
Орешек уже пристегнул к перевязи меч.
– Я быстро… Запри калитку, господин мой, и не впускай никого, пока я не вернусь.
– Неси ее не к лекарю, а прямо сюда! Я сам посмотрю, что у бедной девочки с ногой.
– Если только вывих, я вправлю, меня Аунк учил…
– Но она ободрала ногу о решетку… если грязь попала в кровь, может быть скверно… Ну, что ты встал, горе мое, беги скорее…
Орешек и Сахна вышли за калитку. С противоположной стороны улицы ничей взгляд не проводил их: Вахра-вэш только что испекла лепешки и теперь делила их между тремя голодными перемазанными ртами.
Илларни двинулся было вслед Орешку, чтобы запереть калитку, но сказалось волнение бурного дня: ноги мягко подкосились, старик опустился на порог. Так сидел он, стараясь унять сердцебиение, смотрел на листья винограда, что в сумерках темными пятнами распластались по стене, и пытался уместить в сознании немыслимую перемену, происшедшую с его мальчиком.
Когда слабость прошла, Илларни поднялся на ноги… и тут калитка распахнулась. Во дворик шагнули трое, и старик почувствовал - сердцем, кожей, кровью, застучавшей в висках, - что само Зло вошло вместе с ними.
В ужасе Илларни метнулся в дом и поспешно заложил изнутри засов, понимая, как ненадежна эта преграда.
– Вышибить дверь!
– приказал со двора страшный шипящий голос. Так могла бы говорить змея, если бы обрела дар речи.
Чинзур вжался в сухую глину забора. Он понял: смерть совсем близка… так же близка, как когда-то в винном погребе Тахизы.
И говорила смерть тем же голосом, что тогда, в погребе.
Бежать, скорее бежать…
Поздно! Кхархи-гарр уже вышли из калитки. Двое несли что-то отчаянно извивающееся, завернутое в тонкий ковер.
Третий задержался над застывшим у забора Чинзуром, крутя в пальцах тонкую веревочку с грузиками на концах.
Чинзур понял, что означает этот жест. Понял, что последние мгновения живет, дышит на этом свете. И даже не сможет вернуться сюда, пройдя сквозь Бездну: не будет у него честного огненного погребения.
Не разум, а какая-то иная сила толкнула его вытянуть вперед руку и жалобно прохныкать:
– Смилуйся…
пода-ай слепому, добрый господин!Пальцы с бечевкой замерли, затем длиннорукий коротышка повернулся и двинулся вслед за своими спутниками. До Чинзура долетело начало шипящей фразы:
– Да он слепой…
Глиняные заборы закачались вокруг, накатила тошнота, тело обмякло, как тряпичная кукла. Но и в таком беспомощном состоянии Чинзур подивился наивности Избранного. Много ли в Нарра-до слепцов-нищих, которые и впрямь ничего не видят? Да и не только в Нарра-до…
Вахра-вэш, содрогаясь, отпрянула от щели в калитке. Каким ужасом обернулась безобидная попытка заработать немного денег! На ее глазах свершилось черное дело!
Но раз пообещала - нужно держать слово… Страшно, ох как страшно выйти на улицу из своего дворика, ставшего вдруг таким мирным и безопасным! Но надо бежать, пока совсем не стемнело.
Хорошо, что трое ее мучителей, набегавшись за день, уснули вповалку на полу… какие же они милые и славные, когда спят!
Зеленоглазая посулила доплатить за важные новости. А тут уж - важнее некуда! Лишь бы ничего не перепутать… Значит, так: еще засветло высокая грайанка ушла из дому, а в сумерках ввалились какие-то трое… Спутник грайанки был один дома - вот его и утащили, в ковер замотали… Командовал злодеями такой длиннорукий коротышка с сиплым змеиным голосом…
Набросив на голову платок, по-вдовьи закрыв лоб до бровей, Вахра-вэш выскользнула на улицу.
Чинзур не обратил внимания на пробежавшую мимо женщину. Бездна все еще не выпускала душу заглянувшего в нее человека.
Но постепенно сквозь бездумную радость спасения проступило осознание чего-то скверного…
Ну, конечно! Он опять упустил Илларни. А здесь вот-вот появятся люди Хайшерхо! Ему было сказано: колючкой прицепиться к одежде звездочета! А теперь… Теперь бежать! Удирать, прятаться, спасать свою шкуру…
Поздно! Из-за поворота показались двое. Идут твердо, уверенно, направляются к калитке, откуда только что вышли кхархи-гарр.
Чинзур робко приподнял голову, украдкой бросил взгляд на остановившихся рядом с ним прохожих. Да один из них, кажется, старик! Это еще кто такие?
Сумерки накинули на Чинзура плащ-невидимку. Двое у калитки то ли не заметили прижавшейся к серому забору серой фигуры, то ли не сочли ее достойной внимания.
– Здесь, - негромко сказал по-грайански старик красивым бархатным голосом.
– Может, мне пойти первым? Не наделал бы ты глупостей…
– Нет!
– хрипло ответил молодой, и Чинзур сжался от заклокотавшей в воздухе ненависти.
– Тебе нужен ученый - забирай его. Но самозванец - мой! Сейчас! Немедленно!
– Глупец, ведь ученого здесь еще нет! Мы выйдем на него через эту парочку! Прошу, не торопись…
Голоса стихли за калиткой, конец спора остался загадкой для Чинзура. Но ему и некогда было размышлять о чужих тайнах. Из-за угла вывернулись еще пятеро - здоровенные, плечистые, при оружии. Один из них остановился над Чинзуром: