Хранители хаоса

– Разбуди.

– Вы уверены? Опять же начнется кавардак.

– Разбуди, говорю!

– Ладно, ладно, капитан, как скажете, – замахал руками Балди, при этом вид у него сделался столь печальный, будто его заставили драить палубу целую неделю.

Загремели ключи, и вскоре дверцы клети распахнулись. Балди осторожно вошел внутрь, второй матрос встал в проходе, подобрав с пола короткую дубину.

Булфадию все это не нравилось, но он молчал.

– Ковейн, дружище, пора вставать, – негромко сказал сутулый матрос.

Магистр заметил шевеление во тьме, а потом раздалось невнятное мычание.

– Я понимаю, что охота еще поваляться, но капитан попросил тебя разбудить, – с прикрытой осторожностью произнес Балди.

Темнота вновь зашевелилась, сутулый матрос отступил на несколько шагов и ударился спиной во второго моряка.

– Отойди! Чего встал? – рявкнул он.

– Тебя, дурня, прикрываю.

Балди оттолкнул рыжего моряка и вышел из клети. Дверца тут же захлопнулась. Щелкнул замок.

– Ковейн, подойди ближе, – попросил Зигмунд.

Снова движение, и к прутьям клетки из темноты вышел человек. Среднего роста, небритый, с грязными длинными волосами. Обычный моряк, похожий на остальных матросов Нагой девы. Однако все же одно отличие в нем было: совершенно нечеловеческий взгляд.

Матрос глянул на магистра и зарычал, прямо как сторожевой пес, увидевший чужака. А чуть погодя оскалил гнилые зубы и начал… лаять.

Булфадий глядел на него и молчал. Хоть зелье прочистило голову, но от увиденного Хранитель Барьера впал в ступор.

Чародей поморщился и обратился к капитану:

– Что с ним произошло?

Зигмунд пристально поглядел на магистра.

– Я думал, ты нам скажешь.

Булфадий вновь посмотрел на лаящего матроса. Ни следов заклинаний, ни проклятий он не ощущал, да и откуда им было взяться. Тогда с чего этот бедняга вдруг обезумел? Неужели так повлияло разрушение Барьера?

– А с остальным экипажем все в порядке? – спросил магистр.

– Таких как Ковейн больше нет. У Смуна, как он рассказывает, постоянно какой-то шум в голове, а Акурну мерещатся голые бабы. Но я почти уверен, что с ними все намного проще – оба вчера утащили из трюма бочку рома и почти вдвоем ее прикончили. Хотел я им трепку задать, но тут начался этот треклятый шторм.

Ковейн гавкнул, и Булфадий невольно вздрогнул. Вновь всмотрелся в его нечеловеческие глаза. Матрос угрожающе оскалился и схватился за прутья, затряс решетку с такой силой, что загремела сталь.

– Ковейн, фу! А ну успокойся! – закричал на него Балди. Второй матрос ударил дубиной по руке обезумевшего моряка, тот обиженно заскулил и отошел в темноту.

– Демоны меня раздери, ведь только утром он разговаривал со мной по-человечески, а сейчас зверь зверем! – в сердцах воскликнул Зигмунд.

– А меня вообще укусил, – сказал Балди и показал на запястье бордовые отпечатки зубов.

– Я вот еще о чем думаю, – произнес матрос с дубиной. – Если он спятил и теперь считает себя собакой, то почему на четвереньках не стоит? Ну псы-то на задних лапах ходят, верно? И по углам не метит…

– Не хватало еще, чтобы он мне тут все обоссал! – раздраженно рявкнул капитан.

– Надо признать, замечание верное. Мне тоже это его безумие кажется странным, – стараясь казаться спокойным и рассудительным, произнес Булфадий.

– Странное?.. А разве безумие может быть каким-то другим? Ковейн, конечно, был странноват, любил мясо с кровью и редко мылся. Но в остальном являл собой типичного моряка, коих встретишь в любом захолустном порту. А сейчас лает как пес, но загвоздка в том, что он – не пес. Он, мать его, человек, как ты и я. Что теперь с ним делать?

– А еще он ходячих мертвецов боится… ну тех, которых тот чародей воскресил, – добавил матрос с дубиной. – Как увидит, сразу лаять начинает, а стоит им подойти ближе, так сразу скулить принимается.

– Мертвецов мы все боимся. Никак привыкнуть к ним не могу. Как увижу – дрожь пробирает, – сказал Балди.

– Угу… Еще, бывает подкрадется сзади и встанет столбом. Обернешься – а тут его уродливая харя. Так и дергаешься, как сумасшедший.

– Хватит лясы точить! – оборвал матросов Зигмунд. – От вашей болтовни меня уже тошнит. Мне совет чародея нужен, – и снова поглядел на Булфадия.

– Барьер пал, – медленно, с траурными нотками проговорил магистр. – Богоподобные Творцы не зря создали его. Они что-то пытались под ним скрыть. Что-то ужасное и непостижимое. Какую-то неведомую магию. Наверняка я не знаю, могу только предположить. То, что случилось с вашим матросом, – лишь начало. Если мы не уберемся отсюда, то дальше будет только хуже.

– А как же твои люди, они ведь сейчас на острове?

– Да. И я должен вызволить их оттуда. Если еще не поздно.

Сверху послышался шум и крики. Что-то увесистое упало на палубу.

– Да что там творится?! – воскликнул Зигмунд и пошел к выходу, через плечо бросил: – Следите за Ковейном. Если очухается, позовите меня или чародея.

Булфадий последовал за капитаном.

На верхней палубе творилось что-то невообразимое. Матросы собрались в круг, в середине которого один моряк полулежал, а второй стоял над ним, вытянув руки со сжатыми кулаками. По запястью текла кровь.

– Вы что, драку тут затеяли? – гаркнул капитан, как вихрь, врываясь на верхнюю палубу. Магистр еле успевал за ним.

Лежащий на палубе матрос фыркал и отплевывался. Все лицо было в крови. Похоже, ему хорошенько досталось. Второго моряка Булфадий сразу узнал. Это был штурман, Геркил. Именно он избил Талли, посчитав, что тот своей музыкой привлек кер.

– Геркил, мать твою, ты что вытворяешь? – Зигмунд вплотную подошел к штурману, но тот не отступил, хотя руки опустил.

– Не кипятись, капитан, он первый напал.

Зигмунд посмотрел на второго моряка. Тот уже встал, в глазах пылало безумие. Еще один из тех, кто не выдержал разрушение Барьера, догадался Булфадий.

– Что произошло, Онир? Отвечай немедленно или я вас обоих брошу в трюм, – потребовал капитан.

Но второй матрос отвечать не собирался. На его красном от крови лице сияла хищная улыбка. Он присел, руки прижал к полу, словно готовясь к прыжку.

– Этот ублюдок укусил меня, – сказал штурман и показал окровавленное запястье. – За это я ему и врезал. Чтоб знал, паскуда, на кого лезть не стоит.