Хранители магии

— Очень недурно, — признал Райт.

Не успел Войси снять мишень, как Райт уже принялся чистить свое драгоценное ружье.

Войси был доволен результатом не меньше гостя. Лэмберт расписался напротив своего имени в инвентарном списке амуниции, подтверждая ответственность за пятнадцать зарядов к миниатюрному пистолету, шесть — к кольту «Миротворцу», а для ружья Бейкера за то, что в списке значилось как «шесть снарядов». Эти снаряды были похожи на свинцовые мушкетные пули, но, с учетом непредсказуемых увлечений комитета, работавшего над проектом «Аженкур», могли оказаться чем угодно, начиная с литого серебра и кончая магическими пулями из «Вольного стрелка».

Весь опыт занял несколько часов. К тому моменту, как Лэмберт вернулся в комнаты, помылся и переоделся к обеду, у него едва осталось время для того, чтобы заглянуть в Зимний архив. Фелл мог бы подсказать ему, где достать растирание. Кроме того, Лэмберту было любопытно посмотреть, какого прогресса его друг достиг в ликвидации хаоса, который царил у него в кабинете.

— Фелл, вы тут? — Лэмберт распахнул приотворенную дверь.

Ответа не было. Лэмберт недоверчиво осмотрел пустой кабинет. Все в комнате свидетельствовало о неожиданно прерванной работе. На полу лежали книги — некоторые были раскрыты, и корешки у них разъехались, а страницы помялись. Бумаги — гораздо большее количество, чем помнилось Лэмберту, — были разбросаны повсюду. Разбитое стекло было сметено горкой, но горка рассыпалась, словно задетая при неосторожном шаге. Армиллярные сферы были свалены в одном углу: миры внутри миров небрежно перепутались между собой.

Фелл исчез.

Окна кабинета были открыты навстречу теплым сумеркам, но не чувствовалось ни дуновения ветерка; тяжелая ткань коричневых университетских занавесок ни разу не колыхнулась. Ни одна половица не скрипнула. Лэмберт слышал только беспорядочное чириканье птиц и далекий звук колоколов, отбивавших четверть часа. Комната могла стоять пустой всего пять минут — или целых пять часов. Определить это не представлялось возможным.

В течение часа и еще двадцати минут Лэмберт обыскивал письменный стол, пол и книжные полки. Он просмотрел все бумаги, какие ему только удалось найти, пытался отыскать какое-то расположение предметов, которое могло бы дать подсказку, — и не обнаружил ничего. Котелок исчез. Фелл исчез. Других улик Лэмберт найти не смог. Наконец он уселся за стол и опустил подбородок на сжатый кулак.

Если бы Лэмберт пришел раньше, то существовала бы вероятность, что он столкнется с незваным гостем — если таковой тут был. А если бы Лэмберт соображал быстрее, то был бы смысл предупреждать привратников или срочно оповещать администрацию Гласкасла.

Но был ли здесь незваный гость? Мог ли Фелл уйти по доброй воле?

Лэмберт знал, что Николас не возвращался в комнаты, которые они занимали вместе. А если и возвращался, то ничего там не тронул. Если Фелла куда-то вызвали, он мог бы при желании оставить какое-то послание. Но что могло быть для Фелла вызовом? Или кто мог бы его вызвать? И зачем было Феллу уезжать, не сказав ни слова, если он уехал добровольно?

Возможно ли, чтобы у мужчины в котелке нашелся напарник? Не могла ли подруга Джейн, хранительница севера, прибегнуть к более прямым способам убеждения? А вдруг сама Джейн причастна к исчезновению Фелла?

Лэмберт опомнился. Такие мысли были нелепыми. Честность Джейн сомнений не вызывала. У нее были свои причины на то, чтобы донимать Фелла, но она их изложила открыто. Более того: ее острый интерес к Феллу, пожалуй, делал ее лучшим союзником Лэмберта в поисках.

Лэмберт счел наиболее вероятным сценарием появление второго незваного гостя. Если одному человеку могут дать амулет, позволяющий проходить в ворота Гласкасла, то почему не второму? Фелл, конечно, мог уйти и по доброй воле. Лэмберт предпочел думать иначе.

Когда он наконец поддался желанию выругаться, ему потребовалось несколько минут для того, чтобы охватить ситуацию целиком. Он ругался потому, что это свойственно природе человека, потому, что ему этого хотелось, потому, что он мог это делать, но прежде всего потому, что ему пора было снова отправляться в дом к Брейлсфордам. Четыре раза за один день — это сверх нормы. Единственным утешением служило то, что час был слишком поздний для того, чтобы предлагать гостю чашку чая.

Солнце уже давно село, и поздние летние сумерки переходили во тьму. По мере того как свет меркнул, плотные дневные тени слились и смягчились, составляя однородную светотень. День был на той границе сумерек и темноты, когда почти все цвета, за исключением самых ярких, становятся различными оттенками серого. Шпили Гласкасла, каждый из которых был увенчан флероном, подобно пламени, венчающему свечу, приобрели четкие очертания, черные на фоне темно-синего неба, гордые и изящные, словно цветочные побеги репейника. Колокола и щебет птиц служили контрапунктом затихающему миру. В красоте сумерек Лэмберт шел, бормоча себе под нос ругательства — такие же черные, как университетские шпили.

Подойдя к главным воротам, Джейн сняла одну перчатку, сунула руку в ридикюль, стянутый тесемкой, и извлекла из него амулет незваного гостя вместе с носовым платком. Вернув носовой платок обратно, она сжала деревянный цилиндр в руке. Она устроит амулету испытание, проверив, работает ли он у нее настолько же хорошо, насколько у незнакомца. Джейн старалась ступать мягко. Не годится, чтобы неосторожное топанье выдало ее присутствие.

Когда Джейн приблизилась к привратнику, он поднял голову и улыбнулся.

— Приятно снова вас видеть, мисс. Подождите на скамейке для гостей, пока к вам не выйдет сопровождающий.

Разочарованная Джейн подосадовала на себя за то, что разрешила себе надеяться на удачу, и повернулась обратно к скамье. Ей нужна секунда, чтобы убрать эту глупую штуку и снова надеть перчатку, а потом она пошлет за Феллом. А если Фелл ее проигнорирует, она пошлет за Лэмбертом. А если ни один из них не выйдет, она будет ждать. Будет скрипеть зубами, но ждать.

Джейн настолько смирилась с этой программой, что с изумлением и радостью увидела, как Лэмберт выходит из-под арки, пока она еще застегивала перчатку. Увидев ее, он изменил направление движения и сел рядом с ней на скамью. Но ее удовольствие моментально испарилось при виде мрачного лица Лэмберта.

— Что случилось?

— Фелл пропал.

Лэмберт говорил негромко, но его гнев и тревога были очевидны. Похоже, он не замечал странности их вида: под самой аркой главных ворот джентльмен, переодевшийся к обеду, встречает даму, одетую для вечерней прогулки.

— Он пропал? — Джейн даже оставила пуговицу незастегнутой. — Что случилось?

— Я знаю только, что его кабинет в еще большем беспорядке, чем раньше. Если он и оставил записку, то я не могу ее найти. — Лэмберт пристально посмотрел на девушку. — Что вы здесь делаете?

— Пришла повидать мистера Фелла. — Джейн выдержала вызывающий взгляд Лэмберта — и дождалась, чтобы он стал чуть мягче. — Вы за него тревожитесь?

— Черт, еще бы! — Лэмберт тряхнул головой, словно пытаясь привести мысли в порядок. — Извините. Не хотел прибегать к сильным выражениям. Да, я тревожусь. Он пропал, но его саквояж так и остался там, где он его бросил, когда мы вернулись днем.

— Этим утром, говоря без экивоков, мистер Фелл пытался сбежать, — напомнила ему Джейн. Ей не удалось избавиться от язвительных интонаций.

Лэмберт гневно сдвинул брови.

— Он не убегал. Он уезжал. Тут большая разница.

Джейн выгнула бровь.

— Вы оба собирались улизнуть.

— Фелл хотел уехать в Лондон. — Лицо Лэмберта посветлело, и он сдвинул шляпу на затылок, что придало ему вид совершенно безобидного человека. — А я не хотел отпускать его одного.

Джейн повернула от ворот в ту сторону, откуда пришла.

— Проводите меня?

Лэмберт зашагал рядом с ней. Примерно сто ярдов они прошли в полном молчании: каждый был занят своими мыслями.