Хранители равновесия. Дилогия

Но все осталось по-прежнему.

Артем отбросил все посторонние мысли. Он изгнал ощущение холода и боли. Выход должен быть. Выход всегда есть. Если правильно настроишься, то увидишь его прямо перед собой… Или под собой.

Артем открыл глаза. Под ним была глина. Достаточно мягкая, чтобы копать.

На глубине двух ладоней он наткнулся на деревянную крышку. Под крышкой был ход, узкий, как барсучья нора. Оттуда тянуло гнилью, но протиснуться было можно, и Артем, не раздумывая, полез внутрь… И сразу же заскользил вниз. Все быстрее и быстрее. Стенки были гладкими и скользкими, словно смазанными маслом. Артем растопырился, пытаясь затормозить, но ход стал почти отвесным. Артем падал головой вниз, все ускоряясь…

Ему повезло, что он не сумел затормозить. Ход внезапно сузился настолько, что будь скорость падения меньше, Артем непременно застрял бы. А так он, обдирая плечи, по инерции проскочил узкое место, ухнул в пустоту, пролетел несколько метров, упал на песчаный склон, кубарем покатился вниз… И угодил в сеть.

То есть он понял, что это сеть, когда окончательно запутался.

Артем замер. И услышал голоса. Низкие, похожие на звериное ворчание. Затем почувствовал, что рядом кто-то есть, а чуть позже его губ коснулось что-то… Соломинка. От нее пахло влагой. Артем понял, что ему ужасно хочется пить.

Это была не вода – молоко. Холодное, непривычно сладкое.

Пока он пил, его освободили от сети. Их было несколько, но он даже не смог определить, мужчины это или женщины. Все запахи забивал густой незнакомый аромат, а звуки поглощали рыкающие голоса, выпевающие монотонную вибрирующую мелодию.

Артема взяли за руки и повели. Он не сопротивлялся. Те, кто его вел, похоже, отлично видели в темноте. Сначала под ногами у Артема был песок, потом – гладкий камень.

Его провожатые остановились.

…Это произошло мгновенно: четыре петли захлестнули запястья и щиколотки. Артем рванулся, но не успел. Веревки растянули его крестом.

Пение зазвучало громче.

Артем нащупал ногами вделанные в камень кольца. Тоже каменные. Его щиколотки были привязаны к этим кольцам. Незнакомый аромат ослабел, и Артем почуял запах влаги. Где-то близко был водоем.

Низкие голоса стихли, и Артем услышал плеск. Кто-то плыл. Плеск стал громче, затем раздался звук, как будто отряхнулась собака… И Артем увидел два красных огонька. Глаза. И сразу ощутил запах мокрой шерсти. Артема била дрожь. Но это был не страх, а какое-то почти сексуальное возбуждение. Он попытался справиться с ним, но не смог. Наверное, в молоке, которым его поили, было что-то такое…

Зверь медленно перемещался вокруг Антона. Будь это собака, Артем услышал бы цоканье когтей, но шаг был мягким… Артем слышал, как зверь дышит, как в горле его клокочет ворчание… И вдруг темнота взорвалась низким жутким ревом. Рев подхватило эхо, и Артем понял, что пещера, в которой он очутился, огромна. Имело ли это значение? Когда эхо стихло, Артем услышал стук собственных зубов, а затем – неприятный скрежещущий звук. Зверь точил когти о камень.

– Ну давай, иди сюда! – срывающимся голосом закричал Артем.

Зверь зарычал. Огоньки-глаза прыгнули вперед и оказались на расстоянии вытянутой руки от Артема. Дыхание зверя не было зловонным дыханием хищника. Оно пахло так же, как тела тех, кто привязал его к кольцам. Глаза погасли. Артем ощутил, как влажный мех прошелся по его бедру. Медленно. Он даже ощутил, как буграми перекатываются мышцы под шкурой зверя. Собственные мышцы Артема как будто окаменели. Даже озноб прошел. Зверь еще раз потерся о него: всем длинным боком – о бедра и пах. Жесткий, как нагайка, хвост ударил Артема по голени. Он снова увидел горящие глаза зверя совсем близко. Горячее шумное дыхание обдавало живот Артема.

Коротко взрыкнув, зверь встал на задние лапы, передние легли на одеревеневшие от напряжения плечи Артема. Мокрая морда толкнула его в щеку, язык шершавым наждаком прошелся по плечу и шее. Артем ощутил прикосновение клыков. Совсем слабое, но струйка крови тотчас потекла по его шее к ключице. Артем попытался крикнуть, но не смог. Натянувшиеся веревки резали запястья. Зверь толкал его назад, словно хотел опрокинуть навзничь. Жесткий язык смахнул кровь, прошелся по лицу Артема, обдирая в кровь губы…

И тут живот Артема пронзила жуткая боль. Внутри у него запылал костер. Артем закричал – и пламя вырвалось у него из горла, испепеляя зубы. Зверь отпрянул, басовито мяукнув. Артем горел. Сгорал в белом ужасном пламени. Краткий миг – пока у Артема еще оставались глаза, его мозг успел воспринять последнюю картинку: черную пантеру, оскалившуюся, приникшую к каменному полу, блестящую воду, какие-то фигуры поодаль, шагах в двадцати…

Потом все исчезло. Остался только сжигающий огонь…

Артем Грива

Сначала возникла боль. Все тело жгло, словно в жилы, в кости вместо крови и мозга влили кипяток. Я не чувствовал тела – только боль. Наверное, я кричал, но собственного крика не слышал. Все мои органы чувств, все рецепторы воспринимали только боль. Я едва не сошел с ума. Все, что я мог противопоставить боли, все, чему меня учили, все защитные барьеры боль сокрушала, смывала, как цунами сметает недостроенную плотину. Сколько это продолжалось? Вечность. Но даже вечность когда-то кончается. Боль ушла. Схлынула, как волна, унесла с собой обломки и мусор, оставив вымытый берег и голые гранитные скалы. Я лежал с закрытыми глазами и блаженствовал. Так продолжалось до тех пор, пока ко мне наконец не пробился голос, настойчиво повторявший по-английски:

– Мистер Петров, мистер Петров, вы меня слышите? Вы слышите меня?

Я с трудом разлепил веки и увидел над собой белое пятно, секунды через три оформившееся в лицо, закрытое маской.

– Да… Слышу…– прошептал я.

– Замечательно! Сейчас вы уснете, мистер Петров, а когда проснетесь, вам станет значительно лучше.

Врач произнес что-то по-китайски: для ассистента или на голосовой ввод компьютера.

Спустя некоторое время я снова утратил ощущение тела. Веки сами опустились, закрывая глаза, но уснул я не сразу. Еще какое-то время я балансировал на грани сна и бодрствования и слышал, как врач сказал по-испански.

– Слава Богу, Мигуэль, я уж думал, что мы потеряли этого русского. Никогда раньше не видел такого мощного отторжения импланта. Я думал, он загнется от шока.

– А я говорил тебе: он выкарабкается,– ответил тот, кого назвали Мигуэлем.– Организм, который двое суток боролся с имплантом, должен был справиться.

– Завидую твоему индейскому спокойствию. Лю сказал, что собственноручно отрежет нам головы, если русский умрет.

– Он пошутил,– сказал Мигуэль.– Это такой китайский юмор. Отрезать голову – это для него слишком просто. Помнишь того парня, которого мы препарировали в прошлом месяце? Вот с ним Лю не шутил. Китайцы понимают толк в пытках не хуже моих предков-ацтеков.