Хранители

На воротах Засумок появилась табличка: «Беспокоить только по гостевым делам», но даже те, у кого такие дела находились, редко проникали в дом. Бильбо был занят, писал приглашения, отмечал галочкой в списке ответы, упаковывал и надписывал подарки и занимался кое–какими личными приготовлениями. Маг не показывался.

Проснувшись как–то поутру, хоббиты узрели большой луг перед усадьбой перегороженным веревками и утыканным шестами для палаток и павильонов. На склоне холма появились ступени, ведущие от самой дороги, и огромные белые ворота. В Тугосумах, соседней деревеньке, изнывали от любопытства и зависти. Старичина Хэм бросил делать вид, будто занят в саду работой.

Шесты начали одеваться цветными полотнищами. Один павильон особенно отличался размерами: в него поместилось даже большое старое дерево, росшее посреди луга. Теперь ветки его украсились множеством фонариков, пришедшихся как раз над главным столом. Красиво, конечно, но хоббитов больше занимала кухня, сооруженная прямо под открытым небом в северном углу луга. Там с утра до ночи суетилось множество поваров и поварят из окрестных трактиров, призванных в помощь гномам и прочему пришлому люду, поселившемуся в последнее время на Горке. Возбуждение, владевшее хоббитами, достигло предела.

В среду, в самый канун праздника, небо нахмурилось и этим всех весьма обеспокоило. Однако четверговый рассвет рассеял тучи, а вместе с ними и опасения ворчунов. С восходом солнца затрепетали на высоких шестах разноцветные вымпела, и веселье началось.

Бильбо звал в гости, но правильнее было бы сказать — на всеобщее празднество. Все соседи получили приглашения. Те немногие, которых забыли, тоже пришли. Гости прибывали из других Четей, а кое–кто даже из–за границы. Возле новеньких белых ворот гостей и сопровождающих встречал сам Бильбо и раздавал подарки направо и налево. Подарки получили и приглашенные, и неприглашенные, и даже те, кто потихоньку выходил через дальнюю калитку и входил в ворота снова. Так заведено в Шире — дарить подарки на свой день рождения: не дорогие, и не так щедро, как в этот раз, но обычай древний и весьма приятный.

В Хоббитоне и в Уводье, что ни день, так обязательно чье–нибудь рождение, поэтому уж раз–то в неделю каждый хоббит смело может рассчитывать на подарок, — и до сих пор никто на усталость не жаловался. Однако сегодня подарки были отменные. Малолетки пришли в буйный восторг и даже про еду забыли. Таких игрушек они отродясь не видывали, некоторые, похоже, просто были волшебные. Удивительного в том нет: многие игрушки заказывались еще год назад и проделали неблизкий путь — это была настоящая гномья работа.

Когда, наконец, поток гостей иссяк, на лугу начались танцы, игры, зазвучала музыка и песни. И конечно же — пир. Были задуманы три перемены: завтрак, чай и обед (он же — ужин), но разницы между ними оказалось немного. Просто во время завтрака и чая все гости сидели за столами и дружно жевали; в остальное время за столами все равно жевали, но не все. Кушали непрерывно с одиннадцати до половины седьмого, когда в небе вспыхнули первые потешные огни. Пришел черед Гэндальфа. Все здесь, от замысла до исполнения, принадлежало ему. Маг сам и запускал все эти дивные ракеты. Высоко в небе они взрывались, вспыхивали звездами, разлетались на части, и каждая горела своим огнем, создавала свой узор. Попутно Гэндальф щедро раздаривал шутихи, хлопушки, пугалки, пищалки, гром–гремушки и еще успевал поджигать гномьи свечи, эльфийские фонтаны и мерцающие звезды. Зрелище получилось незабываемое. Мастерство Гэндальфа явно росло с годами. В небо поднимались огни, похожие на стаи птиц, — они еще и пели к тому же. Вырастали зеленые деревья с дымными стволами, на них стремительно распускались листья, светящиеся ветви роняли сияющие цветы прямо на восхищенных зрителей; цветы таяли, не достигая земли, оставляя в воздухе нежный аромат. Взлетали рои огнистых бабочек и, переливаясь, порхали среди горящих ветвей; в небо рвались стройные колонны, через миг превращавшиеся в орлов, в величавые парусные корабли или в строй плывущих лебедей; разражалась желтым ливнем багровая туча; потом вдруг с громовым кличем вверх устремились сотни серебряных копий, грациозно повернулись и со змеиным шипом вонзились в речную гладь. Но последний сюрприз, подготовленный Гэндальфом в честь Бильбо, просто доконал собравшихся. Все огни погасли. Вверх медленно поднялся огромный клуб дыма и обрел очертания одинокой горной вершины. Оттуда рванулись зеленые и алые струи огня, а вслед за ними взлетел дракон, красный и золотой, ростом поменьше обычного, но до ужаса настоящий: из пасти вырывалось пламя, глаза свирепо уставились вниз, раздался рев, и дракон трижды дохнул поверх голов толпы на лугу. Все разом пригнулись, многие попадали на траву, а дракон со свистом промчался над палатками, перекувырнулся в воздухе и взорвался над Уводьем.

Когда гости немного пришли в себя, Бильбо пригласил всех на ужин. Тут уж пришли в себя даже испугавшиеся по–настоящему. Разве можно заставлять ждать превосходный ужин! Хоббиты гурьбой устремились к столам, а некоторые особо приглашенные проследовали в большой павильон с деревом на семейное торжество. Таких набралось двенадцать дюжин (вообще–то «сто сорок четыре» — «гросс» по–хоббитски — счетное число для скота и не очень–то годится для гостей); в основном — родня Бильбо и Фродо, несколько близких друзей и Гэндальф. Приглашения оказались у многих молодых хоббитов, допущенных к столу с родительского позволения (в Шире спокойно относятся к тому, чтобы дети засиживались допоздна, особенно если при этом представляется случай лишний раз поесть. Ведь на воспитание подрастающего поколения уходит столько провизии!).

Гросс состоял из Сумниксов и Умниксов, Туков и Брендискоков, Рытлов (родня Бильбо по бабушке) и Хрюклов (родня, наоборот, по дедушке), Кроттов и Пузиксов, были Помочь–Лямкинсы и Дудкинсы, Сдобсы и Бобровники, а также Большеноги. Многие могли похвастаться лишь очень отдаленным родством с хозяином, а некоторые и в Хоббитоне–то до этого никогда не бывали. Не забыли и Дерикуль–Сумниксов, а именно Отто и его жену Лобелию. Вот уж кто терпеть не мог Бильбо! Но пригласительный билет, написанный золотыми чернилами, был так красив, а стол их кузена так известен, что отказаться было совершенно невозможно.

Все сто сорок четыре гостя предвкушали небывалый пир и только немного опасались неизбежной послеобеденной речи хозяина. Бильбо ведь мог и стихами заговорить, а еще, после пары стаканчиков, бывало, заводил разговор про свои нелепые приключения в каких–то немыслимых краях. Однако, опасения опасениями, а пир превзошел все ожидания: богатый, обильный, разнообразный, он все продолжался и продолжался. Окрестные продуктовые лавки позакрывались на неделю, из них все было выбрано подчистую. Но так как оно никуда не делось, а все было тут, на столах, убытка никто не понес.

Когда гости слегка осоловели, настало время Речи. Народ за столами пребывал в том приятном удовлетворении, когда можно лениво поковыривать любимые блюда, потягивать любимые напитки и не страшиться никаких речей, даже в стихах. Они были согласны выслушать что угодно и даже похлопать при необходимости.

— Дорогие мои! — начал Бильбо, поднявшись с места. «Слушайте! Слушайте!» — заорали все, и клич пошел гулять по рядам, нарастая вопреки собственному смыслу. Бильбо перешел под дерево и влез на стул. Свет от фонариков блестел на его сияющей физиономии, сверкал на золотых пуговицах расшитого шелкового жилета. Весь он был на виду у собравшихся. Одной рукой он помахивал в воздухе в такт словам, а другую держал в кармане.

— Мои дорогие Сумниксы и Умниксы, — начал он снова, — дорогие мои Туки и Брендискоки, Рытлы и Хрюклы, Пузиксы и Кротты, Помочь–Лямкинсы и Дудкинсы, а также Сдобсы!

— И Большеноги! — заорал старый хоббит из глубины павильона. Конечно, это был Большеног, его огромные, редкостно шерстистые лапищи покоились на столе, выставленные на всеобщее обозрение.

— И Большеноги, — согласился Бильбо, — и еще любезные мои Дерикуль–Сумниксы, которых я рад снова приветствовать в Засумках. Сегодня мне исполнилось сто одиннадцать!

— Ура! Долгих лет жизни! — послышались со всех сторон крики, сопровождаемые топотом под столами. Вот это правильно! Вот это Бильбо молодец! Так и надо! Коротко и ясно!

— Надеюсь, — повысил голос Бильбо, — вы веселитесь так же, как и я.

Оглушительные хлопки. Крики «Да!» (и «Нет»). Шум дудок, свирелей и флейт. Молодежь пустила в ход музыкальные хлопушки, прятавшие внутри маленькие, превосходной работы музыкальные инструменты. В дальнем углу юные Туки и Брендискоки, полагая, что дядюшка Бильбо уже закончил (а чего еще говорить–то?), составили оркестрик и завели веселенькую танцевальную мелодию. Эверард Тук с Мелиссой Брендискок наладились было сплясать на столе «Прыг–Дрыг» — танец милый, но несколько фривольный.