Христианин. Nil inultum remanebit. Часть первая. Предприниматель

Что тут скажешь? Падать больно, обидно, страшно. Поэтому лучше ждать, жить надеждой и не думать о том, что надежда на государство – это не что иное, как замаскированная форма иждивенчества. Быть иждивенцем стыдно, но страх стать свободным всегда был для русского человека сильнее любого стыда… Надежда на государство – это, для русского человека, не только надежда лучшую жизнь как на подарок, но еще и психологический тормоз, который обязательно сработает, если нужно принять самостоятельное решение, определяющее судьбу. И Николай не был исключением: видя, что жизнь его становится все хуже и хуже, он все равно оставался в числе надеющихся. Он не мог перебороть себя и уйти с завода. Принять решение о начале своего бизнеса ему помог случай.

Однажды Николаю неожиданно позвонил его сокурсник, работавший начальником отдела на воронежском телевизионном заводе и имевший свою фирму, поставлявшую родному заводу комплектующие по несколько завышенным ценам. Когда сокурсник предложил Николаю подумать над тем, чтобы он купил на родном «Гелиосе» детали и продал ему по сходной цене, Николай удивился. Но воронежский бизнесмен объяснил, что ему самому это сделать затруднительно, а Николаю – проще, легче и быстрее. Он рассказал, что уже не раз обращался к руководству «Гелиоса», но эти «старые дятлы» назвали его «лавошником» и отказали, сказав, что такие, как он, готовы продать американцам всё, лишь бы разбогатеть. Они не объяснили, причем тут американцы, но продать детали ему наотрез отказались. И еще сокурсник пояснил, что Николаю, как человеку, до сих пор работающему на заводе, и как инженеру, которого руководство ценит, договориться проще, потому что такой человек, как он, уж точно не будет продавать в Америку никому не нужные там детали. А если у него есть еще и выход на высшее руководство завода, то тогда вообще совершить сделку не составит никакого труда. Надо просто руководству откатить несколько «лимонов». От него, сказал сокурсник, руководство «Гелиоса» деньги взять отказалось, что показалось ему вообще странным «до нельзя»! Проще говоря, сокурсник в обоснование своего предложения привел доводы, которые показались бедствовавшему Николаю на удивление простыми и убедительными. Выход на руководство у Николая был.

И Николай решился. Через несколько дней он зарегистрировал свою первую фирму. Получил от своего сокурсника из Воронежа деньги. Много денег. Через заместителя генерального директора, с которым у него были хорошие отношения, он заключил с родным «Гелиосом» договор на поставку деталей, и по согласованной заранее цене продал детали в Воронеж. Полученная выручка показалась ему, еще недавно считавшему тысячи до получки, просто огромной. Заместитель за помощь получил пятьсот тысяч рублей и через несколько дней ездил на новенькой «шестерке». Несколько следующих сделок с родным заводом и воронежским предпринимателем принесли Николаю более двух миллионов рублей. Всего он на этих сделках заработал около шести миллионов. Летом девяносто второго года для начинающего предпринимателя, еще два месяца назад не имевшего ничего кроме задержанной зарплаты, эта сумма была огромной. Образовавшийся капитал можно было пустить на личное потребление либо заставить работать и приносить новые деньги. Николай выбрал второе и с завода уволился. Быстро снял маленький офис и стал посредничать. Его знакомые после появления у него своего офиса признали в нем коммерсанта и стали приходить с предложениями в надежде подзаработать. Некоторые предложения он принимал и честно расплачивался.

В начале июля девяносто второго года, знакомый ему снабженец, проныра и весельчак, уезжая в командировку в Поволжье, пришел к Николаю и спросил: «Если привезу тебе договор с Горьковским автозаводом, сколько заплатишь? Десять процентов от прибыли дашь?» Николай ответил, что да, даст и еще премию выпишет, прямо сейчас, за самонадеянное вранье, потому что заключить договор с автозаводом невозможно. Снабженец, здоровенный мужик с простым русским лицом и весьма странным, но красноречивым сочетанием имени, отчества и фамилии, – Борис Карлович Пантюхин, – в ответ сказал, чтобы Николай не забыл уговора насчет премии, когда получит договор на новенькие «Волги». С тем и уехал. Николай об этом разговоре забыл. Но примерно через две недели к нему в кабинет постучался Борис Карлович и еще с порога, уверенно протянув руку для приветствия и при этом лукаво улыбаясь, спросил: «Ну что, деньги мне на премию у тебя есть?», – Николай с трудом, но все-таки вспомнил, о какой премии ведет речь Борис Карлович. «Не сочиняй, – пожимая снабженцу руку, с недоверчивой улыбкой ответил Николай. – Не верю». Тот, обиженно сопя, молча достал из портфеля, видавшего виды и дальние края, два экземпляра договора с фиолетовой печатью Горьковского автозавода и демонстративно положил на стол перед Николаем. «Верю – не верю, тоже мне, Станиславский, нашелся», – усмехаясь, проворчал снабженец и, продолжая с добродушной улыбкой глядеть на Николая, так и не сумевшего скрыть растерянность, спросил: «Так это, слышь, касса-то у тебя тут где? А то я, это, в дороге-то, поиздержался, понимаешь. Премия нужна. Ну что ты на меня смотришь, Степаныч? Премию выписывай!»

…Премию он получил и свои десять процентов тоже, но лишь после того, как Николай, набрав под этот договор предоплату и взяв недостающие деньги в кредит, получил и продал двадцать новеньких автомобилей «Волга».

… После удачной продажи той партии автомобилей дела у него резко пошли в гору. Он занялся торговлей продуктами питания. Торговал оптом с арендованных складов и с лотков – в розницу. Купил маленький офис. Часть заработанных денег переводил в валюту, большую часть пускал в оборот. Всего с начала своей самостоятельной работы сумел заработать около двухсот тысяч долларов, половина из которых была у него в обороте. Все складывалось как нельзя лучше…

Глава вторая

Бандиты

Они появились в его офисе в конце осени девяносто третьего года. Их было трое. Коротко стриженные, с бычьими загривками, в коротких кожаных куртках, спортивных штанах с разноцветными полосами. Приехали на «девятке» модного, темно-серого цвета.

Офис его фирмы состоял из двух комнат: одна – большая, общая, была предназначена для работников, вторая, значительно меньшая, служила кабинетом ему. В общей комнате, рядом с дверью в его кабинет, стоял стол секретаря.

В офисе у него работали в три молодые женщины, и два парня, а его секретарем была совсем молоденькая девушка Катя.

Они вошли по-хозяйски уверенно, словно к себе домой. Как потом сказала Катя, было сразу понятно, кто к ним пришел. Манера держаться, одежда, короткая стрижки, бычьи шеи, золотые цепи – все это говорило о том, что это они. Поздоровавшись, самый здоровенный из них спросил, где кабинет директора. Испуганная Катя показала.

Два бандита прошли в кабинет к Николаю, а третий, с тяжелым взглядом дебила, не обращая ни на кого внимания, взял первый попавшийся стул, поставил его с другой стороны от двери в кабинет, напротив Катиного стола, и сел. Закинув ногу на ногу, со скучающим видом, он огляделся, скользнул взглядом по людям и принялся смотреть в окно, за которым стоял ранний ноябрьский вечер. Потом, заметив, что люди в офисе отложили свои дела и – кто явно, кто украдкой – рассматривают его, он обвел присутствующих взглядом, от которого, как рассказывала Катя, сразу захотелось залезть под стол, и сказал: «Чо уставились? Человека не видели? Работайте».

Все сразу сделали вид, что работают.

Увидев в кабинете двух крепких парней в кожаных куртках и спортивных штанах, Николай понял, что это пришли они, потому что от вошедших, от их внешнего вида, исходили невидимые волны опасности. Странно, но он не почувствовал испуга, лишь слегка, как всегда в минуту опасности, побледнел и насторожился. Он уже давно был готов к разговору с ними.

– Вы директор? – спросил здоровяк, который вошел в кабинет первым. Это был молодой человек лет тридцати, с темно-русыми, коротко стрижеными волосами, широкоплечий, высокий, с могучими богатырскими руками. Голубые глаза смотрели пронизывающе, а легкий прищур придавал им сходство с лезвиями устремленных в пространство хорошо оточенных клинков. Говорил он густым бархатным басом.

Второй молодой человек был ростом пониже, но тоже крепкого телосложения и с такой же короткой стрижкой. Смотрел пристально, напряженно, с таким же прищуром, как и первый. Николаю показалось, что этот парень, в отличие от первого, нервничает.

– Ну, я, – спокойно ответил Николай, но почувствовал, что кровь еще сильнее отливает от лица.

Бандит придвинул стул и устроился прямо напротив Николая. Второй сел сбоку и чуть позади своего напарника.

– Не нукай – с тобой люди побазарить пришли, а не лохи, а ты «нукать». Это неуважение.

– Да я ничего не имел в виду. Просто ответил.

– Ладно, разберемся. Давай знакомиться: я – Володя, а ты – Таврогин, Николай Степанович. Так?

– Так, – подтвердил Николай.

– Вот именно, что так. А мы бандиты. Из мамонтовской бригады.

Здоровяк сообщил это Николаю спокойно и буднично, словно бы он и его приятель были вовсе не бандиты, а воспитатели из детского сада. Николай внешне никак не отреагировал на это сообщение, хотя прекрасно знал, кто такой Мамонт и что его бригада – самая многочисленная и дерзкая банда в Приокске и, по слухам, на ее счету убийства нескольких директоров предприятий и фирм. Николай молчал – пусть «гости» говорят, зачем пожаловали.

Здоровяк, очевидно, решил, что директор от испуга потерял дар речи, и сказал:

– Не бойся, директор. Мы добрые. Мы пришли просто побазарить с тобой. Говорить-то можешь? Или язык отнялся от страха? А?

– Да как-то не отнялся, – спокойно, даже со скрытым вызовом, ответил Николай.

Здоровяк внимательно посмотрел на Николая.

– Это хорошо, что не отнялся, – сказал здоровяк. – Смелый, что ли? Ладно, смелый директор, слушай меня внимательно и не перебивай. Ты уж извини, но я сразу начну с твоих проблем. Ладно?