Христианство и спорынья

Вера в оборотней получила широкое распространение, и сочинения средневековых писателей полны рассказов о превращении людей в волков и наоборот. Не умеющие по-другому объяснить множественные случаи людоедства, люди, естественно, списывали их на деятельность дьявола. Оборотни, а затем и вампиры, тут хорошо подходили под образ слуг «врага человеческого».

В декабре 1521 г. в Полиньи два французских крестьянина — Бурго и Верден — были обвинены в целом ряде каннибальских убийств, совершенных ими под личиной волка. Оба сознались. Бурго заявил, что он уже долгое время находится в услужении у дьявола и теперь начал все чаще менять обличье при подстрекательстве Вердена, который занимался этим как «профессионал», состоя членом клана колдунов. Верден из них двоих был наиболее опытным оборотнем и мог менять обличье, не снимая одежд, в то время как Бурго должен был раздеваться донага и натираться «волчьей» мазью, которую они получали от своих дьявольских покровителей. Кстати, упоминание об этой специальной мази, помогавшей осуществлению трансформации, часто встречается в подобного рода историях.

Эта вера в оборотней просуществовала до XIX века. Дело Иейзанских оборотней выглядело так — бесхвостый волк напал на девочку, пытаясь ее загрызть, но когда ее брат с ножом бросился ей на защиту, волк отобрал у него нож и ранил его (у волка были руки, поросшие шерстью). Арестованные по этому делу люди при следственном эксперименте не смогли превратиться в волков, аргументируя отказ тем, что они не могут это делать в помещении и что у них нет мази, необходимой для превращения. Вера в то, что для превращения обязательно нужна некая мазь — неизменный атрибут почти всех процессов над «оборотнями».

Неотъемлемый во всех описанных ритуалах посвящения элемент токсической культуры, нацеленный на достижение экстаза при помощи мазей, опьяняющих напитков и прочих снадобий, представлении в реминисценциях нашего пациента инъекцией препарата, идентичного по своему психоделическому действию наркотическому средству ЛСД-25, алкалоиду спорыньи. Для его действия, как это детально исследовано С.Грофом (1992), характерны шизоформность и многомерность пространственно-временных соотношений в мышлении и восприятии, повышенная индуктивность. В средневековой Европе были известны эпидемии эрготизма, наркотического отравления, вызывавшиеся употреблением зерна, пораженного спорыньей и сопровождавшиеся вспышками ликантропии (Е.А.Шервуд, 1988). Необходимо заметить, что практически у всех народов Европы существуют легенды о людях, страдающих волчьим помешательством.

Легенды о «превращениях» людей в животных существовали у многих народов и во все времена. Люди обычно «превращались» в животное, наиболее опасное в конкретной местности. На севере это медведи (берсеки), на юге — леопарды (люди-леопарды), в Европе — волки. Массовая же борьба с «оборотнями» развернулась только в Европе. Это, при известной ржаной диете и христианских установках в социуме, странным не представляется.

В средневековой Европе среди явлений массового наркотического отравления наиболее известны эпидемии эрготизма (от франц. ergot — спорынья), вызывавшиеся употреблением зерна, пораженного спорыньей. Они сопровождались вспышками ликантропии (от греч. ликантроп — человек-волк) — формой умопомешательства, при которой больные воображали себя превращенными в зверей, преимущественно в волков. В ХVI в. ликантропия, особенно во Франции, носила характер эпидемии. Больные представляли себя обросшими шерстью, с ужасными когтями и клыками и утверждали, что во время своих ночных скитаний разрывали людей, животных и, в особенности, детей. Нередко в деревнях ловили ликантропов, бегавших на четвереньках и подражавших вою волков. Их считали колдунами, принявшими звериный облик, чтобы причинить больше вреда христианам. На оборотней устраивали облавы и подвергали обычной для колдунов казни — сожжению.

«Существование» оборотней и существование (уже без кавычек) людей, искренне считающих себя волками, сильно обогатило методы Святой Инквизиции по обнаружению «посланников дьявола». Наряду с опытными охотниками за ведьмами появились не менее продвинутые «мастера своего дела» по поимке ликантропов. Они руководили настоящими облавами, в которых участвовали целые деревни, как в недавнее время собирались всей деревней в Индии или Бирме, чтобы предать смерти тигра-людоеда. Только тигр-людоед — это реальность, чего не скажешь о волколаках, и он всегда именно тигр и остается тигром. А хитрый оборотень как только почует опасность, так обратно в человека превращается. Как же разоблачить дьявольское отродье?

Святая борьба с волкодьяволом

Ужасно воя, он поведал, что стал волком, Одно отличье между ними: Волк покрыт шерстью снаружи, Он — изнутри. Пусть, сабли обнажа, Ему плоть рассекут и шерсть найдут. Джон Уэбстер. «Герцогиня Мальфи» (1614).

В пьесе современника охот на оборотней Джона Уэбстера «Герцогиня Мальфи», где герцог, разрывающий могилы и бродящий среди них с перекинутой через плечо ногой мертвеца, страдал «очень скверной болезнью, называемой ликантропия», указан «безошибочный» способ, помогающий выявить оборотня. Подозреваемого «оборотня» охотники сначала заставляли раздеться. Только в отличии от охотников за ведьмами, охотники за оборотнями искали не «метки дьявола», а просто царапины и порезы. Считалось, что во время превращения в волка возрастающая жажда крови соединялась у несчастного с неудержимым желанием сорвать с себя всю одежду, и, срывая, он, естественно, ранил себя. На коже появлялись ссадины и царапины и во время охоты в лесу. Если бедолаге не повезло и у него на теле оказывались какие-нибудь царапины — то на костер, если же царапин не было, то… не повезло еще больше. Ибо существовало верование (широко распространенное в Германии, во Франции и в Восточной Европе — то есть в районах, наиболее пораженных спорыньей), будто оборотень может поменять свою кожу, просто выворачивая ее наизнанку. Таким образом, если «оборотень» появляется в человеческом облике, значит, он просто, пытаясь охотников перехитрить, спрятал шерсть под своей человеческой кожей. Трудно поверить, какое множество людей были буквально изрезаны на куски «правдоискателями», пытавшимися вывернуть их кожу «мехом наружу».

Первая массовая истерия — выявление и преследование оборотней (в том числе оборотней собак и кошек) — прокатилась по Европе в XIV веке. Два столетия спустя оборотомания достигла нового пика. Следующая массовая вспышка ликантропии во Франции длилась с 1570 до 1610 года и на этот раз сопровождалась небывалой теоретической дискуссией. Покуда крестьяне забивали кольями всех подозрительных прохожих, а суды приговаривали к сожжению одержимых ликантропией (а вкупе и невинно оболганных), ученые мужи писали трактаты, магистерские диссертации и памфлеты на тему оборотничества.

Под давлением церкви, считавшей всякие отклонения от христианской догматики происками нечистой силы, способность стать оборотнем стала приписываться ведьмам, колдунам и подобного рода фигурам, которые, чтобы быстрее вступить в контакт с иными силами, применяли для этой цели, по убеждению идеологов церкви, особые «волшебные» снадобья и мази. Самое сильное «волшебное снадобье» на то время спокойно росло на всех полях, но обвинить во всех бедах рожь никому не могло прийти в голову. Христиане считали, что обвиняемые сознательно использовали иные сильные наркотические вещества.

В 1603 году во Франции судом разбирался один из самых нашумевших случаев ликантропии — история Жана Тренье. Другие судебные протоколы тех времен содержат признания в использовании пояса, кушака или мази, полученных от дьявола или кого-нибудь из его эмиссаров, в похищении трупов, в страсти к инцесту, к убийству и тяге к поеданию человеческого мяса. О состоявшемся в 1590 году суде над Петером Штуббе, обвиненном в многочисленных убийствах, изнасилованиях, инцесте и людоедстве, было известно во всей Европе. Сохранилась деревянная гравюра его казни, изображающая вздетую на кол отрубленную голову в окружении голов его жертв…

Озабоченные происходящими с людьми метаморфозами, философы, теологи, юристы и медики ощущали потребность в исследовании природы ликантропии, что оказалось трудной метафизической задачей: в круг обсуждения были вовлечены свойства материи, сущности ангелов, демонов, людей, животных, сущность восприятия, галлюцинаций, психического расстройства и, как основополагающая тема, природа Бога-Создателя и дьявола, лежащая в основе главного морального вопроса о причине превращений.

Вообще, обвинения в использовании «ведьминых мазей» (то есть наркотиков) и в каннибализме — характерная черта таких процессов. Что касается столь распространенных обвинений (и признаний) в каннибализме, то здесь две причины. Первая — каннибализм реальный, происходивший в Европе на протяжении всех средних веков. В этих процессах обвиняемые действительно были людоедами, а «насланная дьяволом» ликантропия всего лишь объясняла, как «образ и подобие Божие» смог до такой жизни докатиться. «В том, что имела место реальная ликантропия, связанная с людоедством, нет ни малейшего сомнения»6 — отмечал даже знаменитый историк религий Мирче Элиаде. Вторая — обвинения (признания под пытками — не аргумент) в самом страшном преступлении, на которое способен человек. Ужасней этого обвинения на подсознательном уровне просто нет. Сейчас, заняв вершину пищевой цепочки, люди практически забыли и не задумываются о том, что исторически человек — это еда, пища для более сильных зверей. Эта тема — почти табу, как и тема каннибализма. «Долгое время человек не испытывал абсолютно никаких проблем из-за того, что воспринимал себя как еду. Риск быть съеденным диким животным — пожалуй, один из наиболее понятных нам аспектов подобного мироощущения» — хорошо заметил А. Щипин в статье «Человек — это звучит вкусно!». Этот дикий подсознательный страх «быть съеденным» сейчас находит свое отражение в фильмах ужасов, где клыки монстра — главный атрибут жанра. Как отметил еще Ошо Раджниш, даже христианский и мусульманский обряд погребения, буддийское и индуистское сожжение — всего лишь проявления все того же страха быть съеденным даже после смерти.

Поскольку каннибализм так ужасен, средневековый разум решил, что раз «нормальный» человек быть каннибалом не может, то следовательно он превращается в волка под действием особых «дьявольских мазей». Или второй, более разумный (и, соответственно, потерпевший поражение), вариант — человек в волка не превращается, но таковым себя считает. Отношение церкви к ликантропии было неоднозначным, нередко считалось, что проблема — именно галлюциногенного характера, что тогда называли «демонической иллюзией». Многим было понятно, что у людей глюки, только источник виделся не в спорынье, а в «ведьминых снадобьях» и «волчьих мазях».