Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III

– Да, но не увлекайся количеством лошадей. Самый минимум. Что ещё?

– Охрана. Ваша задумка хороша тем, что снизу доступ к резиденции перекрывают казармы гвардии. Но с флангов и сверху? Заросли колючих кустарников почти непроходимы, но это «почти» меня смущает. Может быть, обнести все четыре яруса стеной?

– Не надо. Лучше устрой в зарослях наблюдательные пункты. Но так, чтобы никто не видел этих наблюдателей, даже я.

– Очень хорошо. Сейчас же нанимаю архитектора, строителей. Работать будут в две смены, от рассвета до заката. Быстро всё сделают. Тут не так уж много работы. Через канал перебросим мост, сначала временный, деревянный, потом капитальный, каменный. В какой части горы будем ставить резиденцию?

– Напротив монастыря святого апостола Андрея Первозванного.

– Может быть, и монастырь отдать в ведение императора?

– Этот монастырь я отдам Ордену Храма.

– А… Ну теперь понятно. А я-то, простая душа, хотел предложить вашему величеству кроме личной гвардии разместить в монастыре на другом берегу канала крупное подразделение Белого Ордена, которое будет подчиняться лично вам. Но я забыл, что наш император способен оседлать коня и без моей помощи. Вы доверяете храмовникам больше, чем белым?

– Не дури, Стратоник. Я понимаю, что ты военный до мозга костей и на всё смотришь глазами военного, но в нашей империи магистр Белого Ордена это уже политическая фигура. Тебе надо привыкать на многие вопросы смотреть глазами политика, и в этом качестве ты должен понимать, что нельзя складывать все яйца в одну корзину. Тебя, очевидно, порадовало бы, если бы я сейчас сказал, что доверяю белым рыцарям больше, чем храмовникам, но как политик ты должен был бы про себя отметить, что император сейчас сказал не дело. Я доверяю обоим орденам одинаково, но я был бы полным идиотом, если бы не пытался опираться на некую силу, кроме Белого Ордена. Больше доверия, дорогой, больше доверия своему императору.

– Да, ваше величество, – с неожиданным смирением сказал Стратоник и склонил голову.

– С Жаном я, кстати, ещё не говорил и не уверен, что этот разговор будет простым. Орден храма – очень особый инструмент. Они вечно зависают между Церковью и государством. В карман я этот Орден никогда не положу, да и пытаться не стану. Но мне нужны эти парни – независимые, свободные, преданные в первую очередь Христу, а уже потом всё остальное по обстоятельствам. Ты уж их, голубчик, полюби.

– Да, ваше величество, – было заметно, что слова императора на самом деле смирили Стратоника.

Император иронично глянул на притихшего трубадура:

– Ну как, любезнейший, при таком дворе смогут появиться придворные интриги?

– Не смогут, – еле выговорил ошарашенный трубадур. – Такого ещё не было. Вы революционер, ваше величество.

– Так и есть. Это монархическая революция. По делу есть замечания? Кроме скорбного плача по камердинерам и фрейлинам. Которых у нас не будет. Потому что я не выношу тунеядцев.

– Если по делу, то я не понял, где будет тронный зал. Император должен иметь трон, и этот трон должен где-то стоять. За императором, конечно, могут носить раскладной стул, объявив его троном. Но, может, так-то всё-таки не стоит?

– Да, это по делу… Не подумал… А знаете что… В Андреевском монастыре – огромная трапезная, ведь там когда-то жило около тысяч монахов, а храмовников сейчас и трёхсот человек не наберётся. Отгородим часть трапезной какой-нибудь занавеской и за ней поставим трон. Когда потребуется, завесу раздвинем, обеденные столы вынесем, вот вам и тронный зал. А всё остальное время зачем помещению пустовать, пусть там едят рыцари-монахи, иногда, может, и я с ними.

– А я? – улыбнулась Иоланда.

– А тебя туда не пустят. Ты в эти дни будешь трапезничать со своими очаровательными смертницами. Может отдать им соседний монастырь?

– Каким будет ваш трон, государь? – сухо спросил Стратоник.

– Каменным… Привезите из пустыни большой серый камень. Из него безо всякой отделки высеките трон, самый простой по форме.

– А балы, ваше величество? – немного окрылился трубадур. – Марлезонский балет и прочие изящные танцы. Их вроде неловко устраивать в монастыре.

– Да нет уж, давай в монастыре. Храмовники тебе так спляшут, в изумление придёшь.

– Но император должен давать балы.

– Зачем? Император, по-твоему, должен скакать молодым козликом? Шута из меня хочешь сделать?

– Но как же молодёжь? Юноши и девушки из аристократических семей и знакомятся в основном на балах.

– Так пусть молодёжь-то пляшет, а император здесь при чём? Давайте отдадим под это дело несколько дворцов в столице. Назовём их… дворцы искусств. Там будут и танцы, и выставки всякие и концерты. Музыка – дело хорошее.

– Особенно барабан, – кашлянул Стратоник.

– Не придуряйся, магистр. Я знаю, что ты весьма неплохо играешь на скрипке. Всё-таки обиделся?

– Какие обиды, государь. Просто я с трудом осваиваюсь в новой реальности.

– Освоишься. Если дашь во вновь открывшемся дворце искусств небольшой скрипичный концерт – будет замечательно. Люди должны увидеть, что мы – не кровавое зверьё.

Стратоник кивнул, император обратился к жене:

– Моя госпожа, ты не занялась бы организацией дворцов искусств?

– С удовольствием. Можно будет выставлять там мои гобелены, – улыбнулась Иоланда.

– Я так понимаю, что я вам не нужен, государь? – вставил слово трубадур.

– Двора у вас не будет, мои знания не пригодятся.

– Ты трубадур? Ну так и трубадурь. Тебя хоть зовут-то как?

– Франсуа.

– Мы все ужасно устали. Спой нам что-нибудь, Франсуа.

– И трубадур запел: «От жажды умираю над ручьем…».

Глава VII, в которой Северину приходится не сладко

В Орденсбурге их будили каждый день в 5 утра, и каждый раз это казалось катастрофой. По коридору шёл будильщик, ударяя железом о железо, эти удары, казалось, плющили мозг, рвали сознание, травмировали душу. Они вскакивали, как ошпаренные, одевались почти в беспамятстве и бежали на построение. Потом был кросс, иногда вокруг замка, иногда по стенам и внутри стен, по тесным винтовым лестницам, по узким коридорчикам, где невозможно было пробежать, ни разу не ударившись плечом или головой, а темп им задавали весьма стремительный. Они бегали около часа, потом на верхней площадке замка или во дворе буквально падали без сил и тут же получали приказ отжиматься, потом присесть, потом поднимать чугунные болванки. К концу упражнений руки и ноги у них уже почти отстёгивались. И тогда они шли в храм на литургию.

В будний день литургию в храме Орденсбурга служили динамично, даже резко, за час. Впереди стояли рыцари, за ними сержанты, потом воспитанники старших курсов, а они жалко ютились в самом конце храма. Они почти ничего не видели из-за широких спин воинов, стоящих впереди, зато всё прекрасно слышали, акустика в храме была превосходной. Сначала Северин воспринимал литургию, как дополнительную физическую нагрузку, как испытание, которое надо выдержать. Молиться он даже не пытался, латинские слова маленькими молоточками били по его потрясённому перегрузкой сознанию, и он выдерживал эту дробь, никаких иных задач не имея.