Христос был женщиной (сборник)
Шрифт:
И мне пора?
Ева сладко потягивается… Ноздри улавливают кофейную терпкость. Завтрак готов…
Хорошо…
Улыбка раздвигает губы, а глаза Ева нарочно не открывает: не хочется сейчас рассматривать множество дел, которые требуют ее участия. Только начни… Стаей налетят. Не заклюют, конечно, – она им не позволит, но радость подпортят.
А что, если сегодня – ну их всех! Не думать, не делать… Лечь на спину, расслабиться – и пусть жизнь несет. Надо же и ей иногда давать волю…
Ева сбрасывает одеяло, выпрямляет раздвинутые ноги, руки закидывает над головой. Прохлада, напущенная через открытую форточку,
– А теперь руки в стороны, ноги вместе… – с порога звучит негромкий Павлушин баритон. – Витрувианский человек с рисунка Леонардо да Винчи. Витрувианская женщина… Канонические пропорции…
И словом ласкает, и голосом, и…
Его губы щекочут большой палец левой ноги, потом поднимаются по голени вверх… Как будто лежишь на берегу океана – волна нежности накрывает своим телом, согревает и заслоняет от злобы дня…
Но уже за завтраком, довольно поздним, эта самая злоба врывается в Евин дом. Василисин звонок, как троянский конь, напичкан всяким негативом. Но выдает она его не сразу.
Вначале вполне интеллигентно и даже сердечно сетует на разлуку, приглашает выпить эля в ирландском баре «Роза Азора»…
Первый прокол: набивается в подруги, а не запомнила, что Ева терпеть не может пиво и всякие там английские его модификации.
Затем у Василисы – мутноватая информация об интервью Матвея. Вдовец разговорился в прямом эфире швейцарского ТВ. Упомянуто было на тассовской ленте, а она для подруги расстаралась, из Интернета скачала полную запись.
– Кажется, он и твое имя упоминает…
– И что говорит? – в лоб спрашивает Ева.
Прижатая к стенке, Василиса признается, что не знает. По-немецки не разумеет, надеялась на синхронный перевод. Сделанный Евой.
– Не стану я в этом… копаться! – твердо обрывает Ева.
Дело же сделано. Эфир испачкан. Матвей объявится – разъяснит, а нет… На нет и время тратить нечего.
Другая бы на месте Василисы поджала хвост, хотя бы смутилась… Не она. Как ни в чем не бывало принимается расхваливать отдых дочери и мужа. Бывший советский санаторий. Стоит копейки по сегодняшним меркам, а сервис, медицинское обслуживание, ресторанная кормежка – все на уровне лучших пяти звезд. И главное – на огромный пятиэтажный дворец – пять-шесть отдыхающих и куча вежливой прислуги. В уик-энды иногда приезжают группы, позаседают пару дней и смываются.
Парк, море и дом в твоем полном распоряжении.
Пустые коридоры, ковры, блестящие поручни…
Почему-то вспоминается «Сияние» с Джеком Николсоном. Не страх нагонял этот фильм на Еву, а тягу к одиночеству, к полной тишине, из которой приходит музыка.
Носом учуяв Евин интерес, Василиса быстро дает все координаты, но за это нагружает своей проблемой.
И проблема эта – Криста.
Конечно, Ева заметила, что мужики клюют на подругу. Есть на что. Титьки торчком, повадка покорной и понимающей соратницы, внимательно слушает и сама не вещает… Но она точно не охотница. И уважает чужую собственность.
– …Герка – полный лопух. Я ему, конечно, расскажу, как она тут без него липла к Воронину, но и ты свое слово вставь, – просит Василиса. – Что, эта телка невинная, у Милюни отца хочет отнять?.. Она тебя послушает. – Всхлип предваряет молчание.
Разжалобила…
Конечно, вряд ли тут в Кристе дело. Василисе надо бы поменьше командовать,
перестать решать за Георгия… Судя по ее товарному виду, она, конечно, может поменять мужа на более престижного. Но на таких надо работать, а Василиса не способна ни на какую самоотверженность, даже высокооплачиваемую. Она хочет все делать только для себя. Характерец…Э-э, стоп, стоп. Нельзя вмешиваться. Чтобы советовать, надо хоть чуточку любить.
Ева все-таки покопалась в себе… Небольшая толика сочувствия Василисе – как ко всякой женщине, – и больше ничего.
При случае надо будет уточнить у Кристы. Чтобы она по неведению не ввязалась в борьбу… Но если это, как говорится, любовь, то ничего не поделаешь… Да, при случае коснусь. Это даже интересно, но не настолько, чтобы активно влезать.
А сейчас… Одновременно отдохнуть и поработать сейчас было бы в самый раз. Начались студенческие каникулы, аспиранты все разъехались. Уехать, закончить в полной отключке от проблем хотя бы вторую главу этой чертовой диссертации, себя в порядок привести. Непросто дается имидж витрувианской леди…
Ева усаживает Павлушу у экрана компьютера, сама рядом, нет-нет и коснется грудью его плеча, и через сколько-то времени, проведенного без натуги, даже с приятствием, все устроено. Путевки, билеты в «СВ» туда и обратно…
А тут еще и Джазик звонит: на техобслуживание «Порше» требуется дней десять, да к тому же предлагают поменять старую машину на новую модель. По прошлогодней рублевой цене. Бежевая, с удобными кожаными сиденьями, легким ходом… Флегматичный Джазик никогда так много не говорил, приходится даже его остановить.
А в голове уже крутятся цифры. На руках как раз – миллион сто пять рублей, сумма, оставшаяся после финансовых манипуляций по спасению основного капитала от кризиса. Именно столько требуется доплатить за новое авто, с точностью до рубля. Знак… Но надо хотя бы поглядеть…
По дороге в дилерский центр приходит идея. Пусть Криста поживет пока в пустом доме. На службу ей не надо каждый день мотаться, так что здешний транспорт, пробки на Кольцевой – не проблема… И передохнёт от своего крысятника.
Терпение
Криста
Всякий отъезд из дома – травма. Сколько ни уговаривает себя Криста, что путешествие предстоит недолгое, недальнее и приятное, что сама же его хотела, все равно – грусть и тревога. Кажется, что на сборы времени не хватит, что она непременно забудет взять что-нибудь важное… Все вокруг так мило… И мысль рвется в будущее, в тот момент, когда добровольная ссылка в чужое жилище кончится и можно будет открыть ключом дверь и снова оказаться у себя.
Дома…
Лишь по возвращении станет по-настоящему, непробиваемо спокойно, с удовольствием вспомнится и поездка, и эти вот такие нервные сборы.
А сейчас переезд предстоит легкий, вернуться – пустяк, за пару часов можно смотаться туда-сюда, но все равно… Успокаивает, что в оставляемом доме все обработано: вычищено, вымыто. Отдраенное мусорное ведро сухо, пусто и перевернуто вверх дном – никакой поживы для мух. Если какая и народится, то сдохнет с голода или умрет от жажды.
Таксист уже позвонил снизу, но Криста, одетая, на цыпочках – чтобы не наследить – возвращается в ванную, закручивает краны и ждет, не появится ли самовольная капля. Нет. Тихо.