Хризантема

В машине они ехали в ледяном молчании, пока Мисако не попросила остановиться у кондитерской лавки. Неожиданная просьба заставила Хидео потерять контроль над собой. Он выругался.

— Извини, — сухо проронила Мисако, не отрывая глаз от дороги, — я всегда захожу сюда перед поездкой в Ниигату. Как можно ехать с пустыми руками?

Хидео взорвался:

— Почему ты вечно оставляешь все на последнюю минуту? Знала же, что поедешь сегодня!

— Я всегда покупаю это печенье по пути на вокзал, и тебе это прекрасно известно! — отчеканила Мисако. Ей уже было все равно. — У тебя нет никаких причин для грубости. Хватит того, что ты выставляешь меня на посмешище перед всеми соседями, встречаясь с любовницей чуть ли не у нас дома! Ну как, хороши пирожные в «Русской чайной» в Сибуя?

Машина резко свернула в переулок и, взвизгнув тормозами, остановилась перед кондитерской. Молодую женщину бросило вперед, она едва успела защититься ладонями, чтобы не разбить лоб о ветровое стекло. Мисако яростно повернулась к мужу, встретив холодный презрительный взгляд.

— Не трудись меня провожать, — бросила она, доставая чемодан с заднего сиденья. — Ты, похоже, совсем спятил. Сама доберусь, без тебя.

— Ну и проваливай! — рявкнул он.

Мисако изо всех сил хлопнула дверцей. Хидео нажал на газ и умчался, кипя от злости.

— Мерзавец! — крикнула она вслед.

Какой-то прохожий глянул на нее с изумлением и пошел дальше с ехидной улыбкой. Постаравшись взять себя в руки, Мисако вошла в магазин. Появившись оттуда с коробкой печенья, она огляделась по сторонам. Такси нигде видно не было.

Токийский вокзал Уэно кишел людьми, напоминая гигантский муравейник. Пробираясь сквозь толпу, Мисако ощущала струйки пота, стекавшие по спине. Такси пришлось ловить не меньше четверти часа. К счастью, она позаботилась о билете заранее, почти месяц назад, да и тогда оставались лишь места в первом классе.

Миновав билетный контроль, она, запыхавшись, вбежала в здание вокзала и кинулась вверх по ступенькам на платформу, расталкивая людей. Кондуктор уже размахивал красным сигнальным флажком. Мисако едва успела заскочить в вагон между закрывавшимися половинками двери. Чемодан зажало, дверь дернулась и на мгновение раздвинулась, позволяя втащить его внутрь. Поезд пополз вперед. Мисако без сил прислонилась к двери. Четвертый вагон, а билет у нее в шестой. Она вздохнула и прикрыла глаза. Пробираться на ходу через два переполненных вагона, да еще тяжелый чемодан плюс хрупкая коробка в руках…

Внутренняя дверь оказалась тугой, пришлось удерживать ее плечом, держа коробку в одной руке и втаскивая чемодан. Весь вагон таращился на одинокую женщину, но никто не предложил помочь. Раскрасневшись от усилий и смущения, она боком протискивалась по узкому проходу сквозь густой сигаретный дым. Открыть следующую дверь оказалось еще труднее. Развернувшись, Мисако изо всех сил уперлась в нее спиной, когда вдруг давление резко ослабло. Поняв, что дверь удерживает чья-то рука, она повернулась… и обмерла, встретив улыбающийся взгляд монаха из Камакуры.

— О! Мисако-сан! Позвольте, я помогу… — Он ловко подхватил чемодан.

— Это вы! — Она раскраснелась еще пуще оттого, что в неловком положении ее увидел знакомый.

— Я вижу, вы едва не опоздали на поезд, — добродушно усмехнулся Кэнсё. — Присаживайтесь на мое место, передохните немного.

Пассажиры обернулись в их сторону, наблюдая за долговязым монахом и молодой женщиной. Со всех сторон слышались перешептывания. Сосед Кэнсё, сидевший у окна, встал и предложил обменяться местами.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны, — поклонилась Мисако, протягивая свой билет.

Мужчина посмотрел и замялся.

— Но… — осторожно заметил он, — вы едете в первом классе, а здесь второй.

— Ничего страшного, — воскликнула Мисако. — Пожалуйста, вы окажете мне большую услугу.

— Все-таки… — продолжал он сомневаться.

— Пожалуйста! Сэнсэй мой добрый друг, мне бы очень хотелось сидеть с ним рядом, — настаивала она. — Мне все равно, в каком классе ехать. Пожалуйста, возьмите.

— Ладно, если так, то спасибо вам. — Мужчина подобрал портфель и книгу, поклонился и пошел вперед по проходу.

Пассажиры снова зашептались.

Мисако с улыбкой устроилась возле окна. Хотя с утра все шло наперекосяк, теперь, похоже, счастье не обошло стороной. Вот так встреча! Наконец-то можно задать все вопросы, накопившиеся с того трагического дня, когда умер дедушка. Воспоминания заставили ее тяжело вздохнуть.

— Как вы себя чувствуете? — заботливо осведомился монах. — Устали?

— Немного, пока бежала на поезд. Теперь все в порядке.

Некоторое время оба молчали, разглядывая мелькавшие за окном виды.

— Как погода в Камакуре? — спросила Мисако, думая совсем о другом.

— Превосходная, — ответил Кэнсё, — в самый paз, чтобы любоваться горой Фудзи.

Вернувшись домой, он прилагал все усилия, чтобы выбросить из головы мысли о внучке покойного настоятеля, однако после слов «добрый друг», сказанных в его адрес, сердце радостно забилось.

— Как жизнь в Токио?

— Как обычно, — пожала плечами Мисако, вновь отворачиваясь к окну и опуская завесу молчания.

Ей пришло в голову, что их неожиданная встреча в поезде вовсе не случайность, как и тогда в саду Сибаты.

На самом деле на этот раз монах ничего не планировал. Был момент, когда он даже решил не ехать в Ниигату на церемонию: слишком уж сильной оказалась его привязанность к молодой женщине. Он инстинктивно чувствовал опасность и стремился освободить душу от ненужных пут. Как говорил Будда, «уступи вожделению хоть немного, и оно начнет расти, будто младенец во чреве матери».

Как правило, дзэнские священники не принимали обета безбрачия, несмотря на то что семья считалась помехой для обретения сатори. Они предпочитали заводить жен и привлекать их к хозяйственным обязанностям в храме, ведя нормальную семейную жизнь и одновременно располагая большим временем для исполнения профессионального долга. Однако Кэнсё избрал безбрачие, сделав своим домом храм в Камакуре, а семьей — сообщество монахов. Для человека с его внешностью и происхождением это был разумный выбор. Впрочем, решение далось нелегко, потребовались бесчисленные часы медитации, в течение которых он мучительно бился в уединении и тишине над тайнами мироздания и собственной личности. Чтобы обрести мир и внутренний свет в простой и тихой жизни, следовало выиграть борьбу с многочисленными мирскими соблазнами. Кэнсё хорошо понимал, что его одержимость паранормальными явлениями, теперь неразрывно связанная с образом очаровательной Мисако, грозит полностью разрушить привычное размеренное существование, но никак не мог отречься от того, что считал своим долгом по отношению к молодой женщине. Ведь он не только присутствовал при трагической смерти ее деда, но и отчасти был в ней виновен. Ему следовало не потакать опасным планам наивного старика, а решительно пресечь их. Ах, если бы знать заранее…