Хромой из Варшавы. Книги 1-15

Решив подумать о странном письме попозже, Альдо стал звонить по телефону: сначала попросил принести ему меню из ресторана, потом соединить его с Парижем, с Видаль-Пеликорном. Поскольку ожидание наверняка затянется – никак не меньше нескольких часов, – у него вполне хватит времени вымыться и даже поужинать.

Альдо соединили с Парижем только в десять часов вечера. К телефону подошел Теобальд. Да, телеграмму его светлости они получили, но, к сожалению, к этому времени хозяин уже уехал в Цюрих – кажется, у Ромуальда возникли там какие-то проблемы.

– Не знаете ли вы хотя бы, в том ли он отеле, где останавливалась мадемуазель дю План-Крепен? Кстати, она уже вернулась?

– Да, ваша светлость... и, насколько я знаю, прекрасно себя чувствует. Что касается того, в каком отеле остановился хозяин, я ничего не знаю наверняка, но рассчитываю, что очень скоро он позвонит.

– Хорошо. Как только он позвонит, передайте ему, что чрезвычайно важно, чтобы он как можно скорее приехал ко мне.

– Хорошо, ваша светлость. Я желаю вашей светлости спокойной ночи!

– Спасибо, Теобальд, постараюсь спать спокойно. И надеюсь, что ваш брат выпутается из своих затруднений, впрочем, правильнее назвать их нашими общими...

Добравшись наконец до постели и с наслаждением вытягиваясь на свежих простынях, Морозини все же испытывал смутное беспокойство: если Адальбер срочно выехал к Ромуальду в Цюрих, значит, что-то произошло. Но что именно? Он постарался отогнать эти мысли, понимая, что иначе ему не уснуть. А ему действительно необходимо было выспаться.

Его разбудил ворвавшийся в открытые окна птичий щебет. Альдо никогда не любил долго валяться в постели. Вот и сейчас он быстро встал, принял душ, побрился, облачился в костюм из английской фланели с легкой тюсоровой рубашкой и закурил первую утреннюю сигарету. Он решил, в ожидании известий от Адальбера, посвятить этот первый день изучению достопримечательностей города – города, которого он совершенно не знал, но который успел пленить его. А заодно и отыскать тот адрес, что дал ему Луи Ротшильд...

День выдался чудесный, и Морозини захотелось заказать коляску. Так он поступил когда-то в Варшаве и сохранил о той поездке приятнейшие воспоминания. Но внезапно Альдо сообразил, что у него очень мало шансов наткнуться в Праге на кучера, говорящего по-французски, по-английски или по-итальянски. Кроме того, дом загадочного человека, с которым ему предстояло встретиться, Иегуды Ливы, стоял в старинном еврейском квартале, и, чтобы остаться незамеченным, лучше ему отправиться туда пешком. Он еще успеет прокатиться в экипаже, когда соберется подняться к королевскому дворцу и поискать там тень императора Рудольфа II, пленника собственных грез... а его машине лучше постоять в гараже отеля.

Альдо торопливо спустился по лестнице из тикового дерева – гордости отеля, в отделке которого соединились драгоценные породы древесины, золоченые украшения, витражи, узорчатые перила и тающая живопись Мухи, подошел к портье и спросил, не может ли тот раздобыть для него карту старого города.

– Разумеется, ваша светлость! Осмелюсь посоветовать вам, если вы располагаете свободным временем, отправиться туда пешком...

– Отличная идея! – протрубил за спиной Морозини слишком хорошо знакомый голос. – Может, пойдем вместе?

Сраженный этим ударом судьбы, Альдо обернулся и в ужасе уставился на фланелевый в полосочку костюм и пестрый галстук Алоизиуса С. Баттерфилда, которые сегодня утром он дополнил еще и соломенной шляпой с ярко-красной лентой – ну прямо-таки ходячий флаг! Откуда этот фанфарон выскочил в такой ранний час? Да и вообще, ложился он спать или нет? Слегка помятый костюм наводил на мысль, что его обладатель со вчерашнего дня не переодевался и, возможно, спал одетым.

Морозини все-таки сумел изобразить на своем лице улыбку, которой не поверил бы ни один из тех, кто хорошо его знал.

– Прошу вас меня извинить, мистер Баттерфилд, – произнес он со всей любезностью, на какую в этот момент был способен, – мне не хотелось бы нарушать ваши планы...

– О, у меня нет никаких определенных планов, – отозвался американец. – Я только позавчера приехал, и у меня полно времени. Я, понимаете ли, прибыл сюда по просьбе жены, чтобы разыскать оставшихся в живых членов ее семьи. Ее родители жили в одной из окрестных деревень, потом, как многие другие, эмигрировали в Кливленд и стали работать на заводе. Это было как раз перед тем, как она родилась. И вот, раз уж я отправился в Европу улаживать кое-какие дела, она попросила меня заняться поисками...

– И не поехала с вами? Как странно. Неужели ей не хотелось увидеть эту прекрасную страну?

Баттерфилд опустил голову, и на его лице появилось скорбное выражение.

– Она, бедняжка, не отказалась бы, только вот очень больна. Она лишена возможности передвигаться, а я должен сделать для нее фотографии, – прибавил он, указывая на лежавший на соседнем столике фотоаппарат.

– О, как жаль, – сочувственно начал Альдо, но болтливый американец, видимо, решил, что ему есть еще что сказать собеседнику:

– Теперь вы понимаете, почему мне так хочется купить ей украшение по вкусу? Так что вам придется хорошенько подумать и поискать то, что могло бы ей понравиться. Цена значения не имеет... Может, обсудим это по дороге?

Подавив тяжелый вздох, Альдо собрался с силами и ответил:

– Я подумаю, и, если вам будет угодно, мы поговорим об этом позже. А сейчас я хочу погулять один. Не обижайтесь на меня, но, когда мне предстоит знакомство с новой местностью, я предпочитаю делать это в одиночестве. Я не люблю делиться впечатлениями. Желаю вам приятно провести день, мистер Баттерфилд, – прибавил он любезным тоном, взяв из рук портье карту, которую тот подал ему, возведя глаза к небу и тем самым выражая глубочайшее сочувствие. И вышел, на ходу взмолившись Господу, чтобы американец проявил деликатность и не пустился бы в погоню. Через несколько минут, немного успокоившись, князь уже шагал в сторону Влтавы: свод правил хорошего тона для путешественника обязывал его первым делом направиться к Карлову мосту, одному из красивейших и самых знаменитых в мире мостов.

Мощенную камнем дорогу, протянувшуюся над Влтавой между Градчанами и Старым городом, охраняли двойные готические ворота, заостренные кверху, словно мечи; этот триумфальный путь несли на себе средневековые опоры, шагающие через воспетый Сметаной стремительный и величественный поток. Словно в почетном карауле по обеим сторонам моста выстроились три десятка статуй. Все вместе производило сильное впечатление, которое не могла испортить даже шумная и пестрая толпа, заполнявшая мост в погожие дни и состоявшая большей частью из зевак, но еще из Певцов, художников и музыкантов. Альдо остановился, завороженный яркими красками и берущей за душу мелодией цыганской скрипки, постоял минуту и почти с сожалением шагнул под высокий свод ворот, чтобы направиться к следующему чуду – Староместской площади, над которой возвышались Пороховая башня и два шпиля церкви Тынской Богоматери. Выкрашенные в разные цвета, роскошно отделанные здания – жемчужины зодческого искусства, стоявшие вокруг площади, создавали удивительный архитектурный ансамбль, в котором готика, барокко и ренессанс соединялись воедино благодаря белым аркадам.