Хромой из Варшавы. Книги 1-15

Князь шел своим широким неспешным шагом, вдыхая свежие запахи майской ночи, как вдруг что-то тяжелое ударило его в затылок... потом еще раз – в висок... и он бесшумно рухнул на посыпанную песком аллею...

В тишине раздался смех – странный смех скрипучий и злобный.

Глава 7. Сюрпризы аукциона на улице Друо

Князь чувствовал себя так, будто по нему прокатился дорожный каток. Если не считать ног болел каждый дюйм тела, и, как будто этого было мало, какой-то безжалостный палач изощрялся, усиливая страдания Альдо.

– Ребра помяты, больше ничего серьезного! В вашем доме это уже становится системой, пропыхтел кто-то над его головой. – Повезло ему, что там случились вы, мадемуазель.

– То была воля Божья – я ведь возвращалась с вечерни, – отозвалась Мари-Анжелина. Я закричала, и эти негодяи убежали...

– Я недалек от мысли, что он обязан вам жизнью. Похоже, его хотели забить до смерти. О!.. Смотрите, он, кажется, приходит в себя!

Действительно, Альдо делал попытки приподнять веки, весившие не меньше тонны каждая. Первое, что он увидел, было обрамленное бородой лицо в ореоле света зажженных люстр; два внимательных глаза всматривались в него сквозь стекла пенсне, а две руки, по-видимому, принадлежавшие тому же человеку, продолжали его ощупывать.

– Больно! – застонал он.

– Да он у вас неженка!

– Может быть, ему и правда больно? – Это уже было контральто г-жи де Соммьер. – Вы бы лучше помогли ему, чем его терзать!

– Чуточку терпения, моя дорогая. С ребрами мы ничего сделать не можем, только наложить повязку, а вот от ушибов я приготовлю для него чудодейственный бальзам. Недолго он останется таким синим.

Альдо удалось наконец поднять голову – она гудела, как соборный колокол. Он узнал свою комнату, свою кровать, вокруг которой собралось весьма представительное и благородное общество: маркиза сидела в кресле, Мари-Анжелина на стуле, доктор порхал вокруг, гудя, как шмель, а Сиприен стоял в дверях, отдавая приказ лакею принести бинты Вельпо – да пошире! – из аптечного шкафчика.

В голове у Альдо окончательно прояснилось, и он вспомнил, что произошло и куда он направлялся, когда на него напали.

– Тетя Амелия, – выдохнул он, – мне надо позвонить.

– Ну-ну, мой мальчик, не говори глупостей! Не успел в себя прийти, и в первую очередь думаешь о телефоне. Подумал бы лучше, кто мог такое с тобой сделать. Может быть, ты знаешь...

– Понятия не имею, – солгал Альдо – на самом деле у него была на этот счет мысль, и даже не одна. – Я хочу позвонить, потому что друг ждал меня к обеду, он, наверное, беспокоится. Который час?

– Половина одиннадцатого. О том, чтобы ты спустился в привратницкую, не может быть и речи. Сиприен все передаст твоему другу, назови только номер.

– Пусть поищет в моем пиджаке записную книжку в черном сафьяновом переплете и найдет там номер господина Адальбера Видаль-Пеликорна. Пусть расскажет, что со мной случилось, и ничего больше.

– Что, по-твоему, он может еще сказать? Мы ведь ничего не знаем. Ты слышал, Сиприен?

Просьба была выполнена быстро и в точности. Вернувшись, старик-дворецкий сообщил, что «друг господина князя» передает свое сочувствие, желает скорейшего выздоровления и просит сообщить, когда можно будет зайти справиться о его здоровье...

– Завтра! – отрезал Альдо, невзирая на протесты обеих дам. – Я должен повидаться с ним как можно скорее...

Через четверть часа, как следует смазанный арникой – чудодейственный бальзам еще не прибыл – и перевязанный, как египетская мумия, Альдо благодарил доктора за заботу, а мадемуазель дю План-Крепен – за ее своевременное вмешательство. Ему хотелось спать, но г-жа де Соммьер, выставив всех за дверь, определенно не собиралась покидать свое кресло.

– А вы разве не идете спать, тетя Амелия? – намекнул ей внучатый племянник. – По-моему, я доставил вам сегодня немало беспокойства, вы, должно быть, устали...

– Та-та-та-та! Я прекрасно себя чувствую. Что до тебя, если у тебя было достаточно сил, чтобы бежать к телефону, так хватит на то, чтобы поговорить со старухой-теткой! Не будем кружить вокруг да около: это ведь дело рук моего соседа, этого дьявола Фэррэлса?

– Откуда же мне знать? Я никого и ничего не видел. Меня оглушили сзади, и я потерял сознание. Но скажите лучше, что делала ваша компаньонка в парке в девять часов вечера? Я слышал, она сказала, что возвращалась с вечерни, но это, кажется, не самая короткая дорога от церкви Святого Августина?

– Да и вечерня окончилась много раньше! План-Крепен, мой мальчик, шла за тобой... по моему приказу!

– Вы послали ее следить за мной? Девицу, в парк, затемно? Почему же не Сиприена?

– Он слишком стар! К тому же привык выступать величественно, будто сопровождает августейшую особу. План-Крепен – другое дело: она, как все святоши, умеет быть незаметной, ходить на цыпочках, к тому же проворна и ловка, как кошка, хотя по виду не скажешь. И наконец, ее любопытство никогда не дремлет. С тех пор, как ты побывал у Фэррэлса, она просто места себе не находит. Признаюсь, я имела дерзость отправить ее по твоему следу, но так или иначе, она бы сама побежала за тобой!

– Господи! – простонал Альдо. – Никогда бы не подумал, что я попал в филиал Секретной службы. Надеюсь, вы хоть не сообщили в полицию?

– Нет. Но у меня есть один старый друг, который в свое время был знаменитостью на набережной Орфевр, и он мог бы...

– Ради всего святого, тетя Амелия, не надо! Такие дела я привык улаживать сам!

– Тогда расскажи мне, что у тебя произошло с этим торговцем пушками. Человек, истребляющий людей сотнями, не задумываясь прикажет убить под покровом темноты того, кто ему мешает.

– Все может быть, но я так не думаю, – покачал головой Альдо – ему вспомнился злобный скрипучий смех, который он услышал, перед тем как потерял сознание. У сэра Эрика голос был теплый и мелодичный, он не мог бы издать такой звук. Какой-нибудь головорез на жалованье? Но в том смехе слышалась ненависть, а у наемного убийцы не было бы причин затаить на Альдо зла.

Решив подумать над этим вопросом позже, когда не будет так болеть голова, князь рассказал о своем разговоре с Фэррэлсом. Наибольшее впечатление на маркизу произвела трагическая история «Голубой звезды»; старая дама этого и не скрывала.

– Я всегда была уверена, – пробормотала она, – что счастья этот камень не приносит. С семнадцатого века в роду Монлоров разыгрывалась одна драма за другой, до тех пор пока имя не угасло. Наследников-мужчин не осталось, поэтому твоя мать и стала владелицей сапфира. Я бы предпочла, чтобы Изабелла с ним рассталась, но она любила этот камень, хотя, можно сказать, совсем его не носила. Она не верила в тяготеющее над ним проклятие, потому что, как и все мы, не знала того, что ты сейчас мне рассказал.