Хроника «Кабинета психолога»

В 1950 году семья отца в полном составе переехала в город. Отцу было два года. Они поселилась в районе Шанхая, во вшивых банях. Сейчас этот район стал другим, но там мои родители начинали городскую жизнь, они много работали. Отец с ранних лет проводил время с дедом на реке. Они уезжали по суше далеко вверх по её руслу, ловили бревна, которые сплавлялись течением, собирали плот и сплавлялись на нём вниз по реке до города. В это время на плоту горел костёр, они ловили рыбу и варили на нём уху. Сейчас отец не может понять, как дед всё это делал – река Обь глубокая, широкая, с сильным течением и непрерывным судоходством – как дед управлял плотом? Впоследствии плот служил дровами в их доме.

…Сыновья выросли и стали мужчинами. Мой отец и его братья были завидными женихами в городе. Они работали и увлекались рыбалкой и охотой, а любовь к реке – их наследие. Разбуди отца в два-три-четыре часа ночи и предложи поехать на рыбалку, он бегом соберётся. В доме у нас всегда было много лодок, моторов, сетей, ружей…

Ближе всех на свете мне была бабушка, мама отца. Её я очень любила. Она показала мне, что такое верность, преданность отношений, терпение и тихая любовь. Она заботилась обо мне без излишеств. Бабушка была очень богата, но её финансовое состояние было какой-то пустотой, точно так же, как и дед в доме. Есть дед и есть, и никакого толку нет, от деда и денег бабушки. У бабушки в спальне стоял сундук под замком, как сейф, в нём лежали пачки денег, отрезы материалов, пуховые шали и одежда «на смерть». Она часто говорила: «Когда умру, похороните меня в этой одежде». Тогда слово «смерть» для меня стало чем-то ужасным. Я боялась смерти бабушки, при этом воровала у неё рубль – мне нужно было купить конфет. Чуть больше ста грамм «Метелицы», ровно десять штук, иногда девять. Конфеты стоили восемь рублей килограмм. Мне было очень стыдно – не за воровство, деньги были фантиками – стыдно, что ела конфеты одна. Я бы с удовольствием поделилась, но не знала, как объяснить, где взяла конфеты? Я не хотела врать. На рубль можно было купить много других конфет, но мне они были не нужны – «Метелица» так и остались моими любимыми.

…Мои родители были самой обыкновенной супружеской парой. За всё время существования нашей семьи мы жили на двух квартирах, не считая избушки в Шанхае. Первая квартира была маленькой, в центре города и практически через дорогу от бабушки, я часто бегала между нашими домами. Как-то тёплым летним вечером мама отправила меня к бабушке за бигудями. Мне было четыре года. По дороге ко мне подошёл мужик, взял меня на руки и понёс в сторону парка. Это увидела знакомая моей бабушки. Я плакала у него на плече, а она шла следом и настойчиво требовала, чтобы он меня отпустил. Она говорила ему – это Любина внучка. Мужик хоть и не сразу, но отпустил. Потом мой отец начал на него охоту – приводил домой много разных мужиков, на опознание. Однажды вечером он привёл Его. Когда я снова увидела этого мужика, меня обуял дикий страх и я спряталась в нише серванта. Не знаю, что отец с ним сделал, но точно знаю, что ангел-хранитель в виде старушки оберёг меня от насилия и ранней смерти.

…Моё детство можно назвать счастливым до восьми лет. Мама с папой жили хорошо: мама работала продавцом в продуктовом магазине, отец – водителем в огромном геофизическом тресте. Он часто забирал меня из детского сада, мы шли домой, топили печку и готовили ужин. Потом встречали маму с работы. Отец нёс полные сумки вкусной еды, но меня интересовали только сладости. Как-то зимой мы встретили маму, отец нёс на плече большой арбуз, около дома он поскользнулся и упал. Арбуз раскололся на части, я хотела плакать, но родители засмеялись. Мы пошли домой, взяли большую чашку и собрали осколки арбуза. Пришли домой, сели на пол и стали есть арбуз. Мы часто ходили в кино, там мне покупали мои любимые сладости. А зимой мы всей семьёй лепили пельмени, для меня была отдельная порция галушек: я не любила мясо в пельменях и ела только тесто. Вообще я всегда была сладкоежкой, меня невозможно было заставить проглотить что-то существенное, единственное, что ела с удовольствием, была «посылка от зайчика» – и неважно, что в ней было. Когда отец уезжал в командировку, мама всегда собирала ему еду с собой, что там было, я не видела, но когда отец возвращался, он привозил остатки своего питания и выдавал мне – яйца или колбасу – как посылку «от зайчика». Всё это я уминала с большим аппетитом, мне было очень вкусно. Бабушка всегда жаловалась на мою вредность – я была очень вредная и таковой осталась по сей день. Она возила меня в сад на санках, я ещё плохо ходила, но мне нужно было идти пешком, уже тогда я проявляла свою позицию. Мои дорожные приключения бабушка вспоминала всегда.

Хрущёв засадил необъятные просторы СССР кукурузой. За сараями у бабушки был питомник, во времена Сталина там выращивали овощи помидоры, огурцы, но со сменой верхов корневая система полей изменилась. Хрущёв засадил поля кукурузой в промышленных масштабах, но в Сибири кукуруза никогда не была чем-то привлекательным, не помню, чтобы мы в детстве питались ею – для нас она была силосом. Мы играли в прятки на кукурузных плантациях, до тех пор, пока мальчик лет 5–6, мой ровесник, не попал под уборочный комбайн. В тот год на поле собирали части его тела. Он жил через два дома от нас. Бабушка сказала, чтобы я не ходила на похороны, я не пошла, и до сих пор, если есть возможность не ходить, не посещаю такие процессии. После той трагедии все поля выкосили и построили на этом месте огромный жилой микрорайон «Геолог», в памяти всех горожан он так и остался «питомником».

…Я росла, ходила в детский сад, родители работали. Отцу дали квартиру в другом районе. Это был дом на окраине, на улице в частном секторе, наш дом был крайним. Мы переехали туда. В этом доме не было удобств, только холодная вода в кране. Отец заготавливал дрова, мы топили печку. На печке жарили картофельные печёнки – это было наше барбекю. Летом садили огород, зимой – чистили снег. У нас был кинопроектор – мы смотрели кино на большом экране стены, «как в кинотеатре». Многие жители нашей улицы приходили к нам. Если это была весёлая комедия, то наш дом наполнялся громким смехом.

Когда мне было лет 5–6, у меня откуда-то взялся взрослый велосипед, как вариант, его кто-то выкинул, он был страшный и больше меня в два раза, я ездила на нём под рамой. Ранней весной, вероятно, был выходной день, родители копались в огороде, а я каталась по улице в большой компании детей-соседей. На велосипеде слетела цепь, я сразу к отцу: «Папа, отремонтируй мне цепь, я тороплюсь», – отец подошёл, взял велосипед и разбил его об угол дома, велосипед сложился пополам. Мама сказала ему, что он «долб…», я заплакала и убежала домой, а велосипед навсегда вернулся на помойку. На следующий день, у меня был красный, новенький подросток, я была рада, от того что вчера старичок подвёл – слетела цепь и он вернулся на своё место…

Как-то мама купила сандали по моей просьбе, такие были у многих девчонок на нашей улице, к нам в гости пришла бабушка, увидела мои сандалики и, пришла в ужас – сказала: «Немедленно сними эти посмертные тапочки, в таких только нищих хоронят, чтобы больше никогда не видела их на тебе». Я действительно их больше не одевала, не знаю их дальнейшую судьбу, мы не были богачами, но, что попало, был не наш вариант. Моя подруга родилась и выросла в Москве, её папа был архитектором, мама – работала на телевиденье, в её жизни было время, когда она не ходила в школу две недели, потому что у неё не было сапожек. Представить себе не могу ситуацию, чтобы я сидела дома, потому что мне нечего одеть.

Я не любила детский сад, но вынуждена была ходить в него. На выпускном вечере всем девочкам в группе подарили по кукле Золушка. Эта кукла стала большой любовью моего детства, до сих пор вспоминаю её. Я была с ней до четвёртого класса, любила и берегла её. Потом одноклассница обманом забрала её у меня – она сказала моему отцу, что я обещала ей подарить куклу. Меня не было дома, и отец отдал мою Золушку ей. Я очень скучала по кукле, отец откупался от меня и давал мне кучу денег. Я покупала десяток кукол, но ни одна не заменила мне Её, а забрать куклу обратно мне было стыдно. Это сейчас я могу сказать «верни!», а тогда не хотела обижать подружку. У каждого человека есть вещи, которые невозможно заменить ничем: душой прикипаешь и переживаешь тихую радость, а без неё – грусть, тоску. Я грустила по своей кукле, что-то было в ней дорогое и важное для меня.

Я очень хотела братика или сестрёнку. Когда мне было восемь лет, мама родила сестрёнку. Она родилась недоношенная, они с мамой долго лежали в больнице. Отец в это время затеял дома капитальный ремонт, поэтому я жила у бабушки. У нас дома работала бригада строителей, и я изредка по заданию бабушки приезжала на велосипеде домой с ревизией. В одну из моих инспекций я зашла в дом и поняла, что-то не так. Дома в это время никого не было, посреди комнаты стояли строительные леса, но я почувствовала, что в нём что-то надломилось – какую-то пустоту, что- то ценное покинуло наш дом. До сих пор помню этот день, температуру и запах воздуха.

Через месяц маму с сестрой выписали из больницы. Я вернулась жить домой, и отец стал редким гостем в нашем доме. Мама сказала, что у отца другая женщина, но тогда я ещё не совсем поняла, что это такое. Отец приезжал домой, привозил коробки мороженого, ящики пепси. У нас всё было коробками, ящиками, сундуками. Если рыба – то большая ванна осетрины, но и рыбу я тоже не любила. Отец всё привозил и уезжал, я всегда очень его ждала и скучала. В каникулы он брал меня с собой в командировки. Когда я выросла, мне сказали, что мой отец был элитным водителем. Мама говорит, он очень много работал. Мы ездили вдвоём на моторной лодке на рыбалку, ночевали в палатках в спальниках. Иногда я просыпалась ночью от холода и перебиралась к отцу в спальник. Прижималась к нему и сладко засыпала – это было очень тёплое место на земле.