Хроника одного скандала

— Надеюсь, вас не расстроил рассказ о Бене и… прочем? — спросила я.

— Нет-нет, что вы.

— Видите ли, мне очень неудобно из-за того случая на школьной кухне…

Шеба остановилась прямо посреди улицы, повернулась ко мне, сощурив глаза от солнца.

— Ох, Барбара! Вам было гораздо тяжелее, чем мне. Не надо так переживать. Вы ведь ничего не знали… Я однажды такое сотворила! Рассказала коллеге мужа анекдот об одноногом человеке. А у этого коллеги не было одной ноги, представляете? Он сидел за столом, когда я пришла на вечеринку, и я ничего не заметила.

— О боже…

Мы обе расхохотались и продолжили путь. После смеха молчание казалось особенно неловким. Пока я придумывала подходящую тему, Шеба остановилась, раскинула руки и с блаженным стоном запрокинула голову.

— О-о-о-о! Как это здорово, что впереди выходные!

Потом на миг закрыла глаза, и игольчатая тень от ее изумительных ресниц легла на щеки.

— Уезжаете куда-нибудь? — осторожно поинтересовалась я.

— Неееет! — Она открыла глаза. — Никуда не поеду. Даже из постели не вылезу без крайней необходимости. Я и Ричарда предупредила, что решила пробездельничать два дня подряд.

— Звучит восхитительно, — сказала я.

В самом деле, разве не восхитительна жизнь человека настолько занятого, что он жаждет полного безделья? Однако Шеба истолковала мой завистливый тон по-своему.

— Боже, Барбара! — воскликнула она. — Вас ждет много дел в выходные?

Вмиг перебрав бездну ответов, я выбрала тот, что по крайней мере приближался к полуправде:

— Не совсем. Кое-что накопилось. То да се. По мелочи, знаете ли…

И вновь молчание. Я вслушивалась в скромный топоток своих каблуков по асфальту. Я приказывала себе открыть рот: «Ради всего святого, скажи хоть что-нибудь, тупица немая!»Увещевания пропали втуне.

И тогда заговорила Шеба:

— Послушайте-ка, Барбара… а может, придете на воскресный ужин?

От удивления я отупела окончательно.

— Что? На ужин? С вами?!

Шеба рассмеялась, но по-доброму.

— Со мной, Ричардом и Беном. И Полли тоже. В понедельник у них выходной в школе, так что она приедет на выходные.

Интересно, а Сью тоже приглашена? Я терялась в догадках. Наверняка приглашена — немыслимо, чтобы она позвала меня без своей подруги.

— Но вы ведь сами сказали, что мечтаете побездельничать. Я не хотела бы вторгаться… Вам придется хлопотать из-за меня… Нет-нет.

Шеба мотнула головой:

— Подумаешь, ужин. Готовить-то все равно надо, никуда не денешься. Уж поверьте, Барбара, ничего из ряда вон вас не ждет. Зато я буду счастлива познакомить вас с Беном и Полли.

— Да, конечно…

— Я настаиваю, Барбара.

— Что ж… Пожалуй, я могла бы… Спасибо.

— Воскресенье подходит, Барбара?

Можно было бы помянуть ежедневник — вроде как мне нужно убедиться, что воскресный вечер свободен… Я не стала этого делать из страха открыть Шебе девственно-чистую целину листков моего календаря.

— Вполне. Сью тоже придет? — Я покраснела. Вопрос вырвался против моей воли.

Шеба, похоже, ничего не заметила.

— Она не сможет. Уезжает с Тедом в Эбергейвни.

— Вот оно что. Понятно. — Неужели я получила приглашение только потому, что Сью отказалась? Меня покоробила роль дублерши Сью.

Шеба прервала паузу:

— Можно на другой раз перенести, когда Сью будет свободна.

— Нет-нет!

— Я так и подумала. — Шеба улыбнулась. — В том смысле, что… не такая уж мы неразлучная троица, верно?

Мы подошли к воротам школы.

— Вот, возьмите. — Шеба достала из сумки листок и ручку. — Мой адрес… и телефон. Вы ведь на машине поедете? Если заблудитесь, сможете позвонить.

Я молча смотрела на листок, который она сунула мне в руку.

— Так я вас жду, Барбара? Договорились?

— Разумеется. Договорились.

— Ну, до встречи.

Я проводила ее взглядом. Полы длинного зеленого кардигана хлопали на ветру, юбка мешала идти, обвиваясь вокруг ног в шерстяных колготках. Шеба, как всегда, сражалась со своими непослушными волосами.

— Черт, — выдохнула она, поднимая с земли выскользнувшую из кудрей заколку.

Я сложила бумажку с адресом, надежно спрятала во внутренний карман сумочки и двинулась к Старому корпусу. Я шла медленно и не поднимая головы — во-первых, чтобы прокрутить в памяти недавний разговор, а во-вторых, чтобы скрыть глупую ухмылку, с которой ничего не могла поделать.

* * *

В воскресенье я проснулась очень рано иторжественно поклялась себе, что подожду сосборами на обед к Шебе хотя бы до полудня.Для меня крайне важно (и довольно сложно) непридавать чрезмерного веса подобного рода событиям. Любая перемена в моей устоявшейсяжизни, малейшее отклонение от привычногораспорядка (работа, магазин, телевизор и т. д.)приобретает громадное значение. В этом смысле я сущее дитя: могу неделями жить в ожидании, но способна и испортить все гнетом собственных надежд. К девяти утра, вопреки всем клятвам, я дважды вынула новые босоножки из шкафа — убедиться, что они не слишком вызывающи. С остальным нарядом, вывешенным еще с вечера, проблем не было. Белую блузку я накрахмалила до скрипа, а костюм стального цвета выглядел совсем как новый (после школьного банкета двухлетней давности так и лежал нетронутым в пакете из химчистки). Однако босоножки меня тревожили. Я купила их накануне, в субботу, на распродаже в Арчуэе: темно-сиреневые, с крошечными бантиками спереди и высоким каблуком — гораздо выше, чем я привыкла носить. Миленькие? — спрашивала я сама себя, разглядывая их со всех сторон. Или элементарно дешевые? Как будут выглядеть с колготками? Если нелепо, то прилично ли появиться в гостях без колготок?

В три часа я приняла ванну. Пока волосы сохли, попыталась оценить босоножки свежим взглядом — заскочила в спальню и уставилась на них с порога. Когда я сделала это в первый раз, они мне понравились. Очень даже ничего. Красивые. Изящные. Вполне годятся для одинокой женщины, приглашенной весной на ужин к коллеге. Но я повторила эксперимент, и, когда вновь влетела в спальню, босоножки буквально мозолили глаза и вопили: молодишься, старушка.Устав от шарады с обувью, я переключилась на юбку. Примерила. Похоже, я слегка поправилась за два года — одна из пуговиц на туго натянутом поясе с треском оторвалась и просвистела в пыльную темноту под шкафом. Стыдно признаться, но я устроила натуральную истерику со злыми слезами, срыванием юбки и разглядыванием себя с колченого стула в самом большом зеркале, что висит над камином.

Встреча со своим обнаженным телом меня всегда расстраивает. У меня очень неплохое тело. Достойное, я бы сказала. Исправно мне служит. Проблема в том, что оболочка — крепкая, чуточку морщинистая, оснащенная неизменной сумкой — не делает чести или по крайней мере сильно уступает внутреннему содержанию. Только ночью, в постели, мне иногда удается избавиться от ощущения собственного тела, его возраста. Темнота возвращает мне мои двадцать лет. Или даже десять. На секунду-другую сбросить прежнюю, поношенную шкуру очень приятно, но меня всегда мучило желание понять, каково это — обладать красивым телом. Настолько красивым, что из него не хочется выскользнуть. Несколько лет назад мы с Дженнифер провели выходные в Париже. В маленьком бистро на Монмартре девушка танцевала на барной стойке. Плясунья была хорошенькой и совсем, совсем юной. Все мужчины в заведении пускали слюни при одном взгляде на нее. Откровенно говоря, зрелище смехотворное, но, заметив, как они ею любуются, я вдруг подумала, что все отдала бы — ум, здоровье, сбережения — за малую толику такой власти.

Должно быть, я здорово расшумелась, страдая по поводу своей внешности, потому что соседка принялась тарабанить в стену. Я наконец перестала реветь, слезла со стула, заварила чаю. До сих пор Порция — это моя кошка — следила за безумствами хозяйки с глубочайшим, истинно кошачьим презрением, но пока я прихлебывала кипяток, время от времени шмыгая носом, она сменила гнев на милость и подошла ко мне, чтобы потереться об ноги.

Я постепенно приходила в себя. Что за беда? Обувь как обувь, беситься не из-за чего. Юбка, конечно, подвела, но ее можно и на булавку застегнуть. Или же надеть другую, черную, на резиновом поясе. Колготки не идут к босоножкам? Обойдусь без колготок.