Хроника пикирующего аппаратчика
Шрифт:
Любит она его. Хоть и ругает постоянно. Мы её Северной Собакой называем. Потому как действительно похожа. У северных животных ведь обычно уши маленькие прижатые, чтоб не обморозило, и морды такие своеобразные, кругленькие. Вот она такая как раз. Эскимосская лайка.
Три дня назад закончили производить клей. Теперь его на тракторе перевозим на склад, попутно выполняя хозяйственные работы. В основном это перекладывание труб с места на место. Года три назад мы эти трубы сюда переносили из 266-го цеха. Сейчас в другое место. После обеда будем перевозить мусор. Химики, ё-моё. Ладно хоть сегодня тепло на улице.
Я иду в раздевалку и открываю старенький шкафчик, на нём наклеена вырезка из журнала восьмидесятых годов. Естественно, женщина. Уже коричневая от времени. Мне она нравится, пусть висит. На полочках
И Наиля я до обеда так и не увидел, он возился с трубами, а меня направили со студентами набирать мусор в кузов трактора. Они хоть и мастера, а всё равно с лопатой и вилами вышли и смотрят на эти двухлетние завалы. Тут и бракованный клей, и объедки, и старая одежда, и бумага, и куски шкафов, но всё-таки львиная доля бракованного клея в мешках. От воды всё осклизлое, половина под снегом. Лица студентов при виде всего этого выглядят не лучше самой мусорки. Лёха мрачно снимает всё это на телефон, а друг его, Ленар, надел на голову воронку от вытяжки на манер китайской кули и, орудуя вилами, начал прыгать на мусор и натыкать его, как какой-нибудь шаолиньский охотник за лягушками. Смотрелось это дико и смешно. Улыбнулась даже Северная, когда вышла посмотреть, как продвигаются наши дела. Между делом я старательно заглядываю студентам в глаза – может промелькнёт смешок или намёк на украденный "Тимерхан". Но Ленар всегда со смешком в глазах, а Лёха настолько брезгует этим мусором, что кроме злости ничего и не видно по нему. Хотя сам выглядит карикатурно со своей легендарной горбатой телогрейкой, над которой уже весь цех успел поржать. Был бы я мастером, хрен бы я взялся мусор таскать, а они глупые ещё, неопытные, всё что ни скажет начальство, всё выполняют. Надо подтрунить над ними:
– Лёх, чё какой недовольный? Даже губы вон сжал, треснут же сейчас.
– У меня бухло из шкафа вытащили, вот и недовольный.
Ленар лопнул от смеха, а этот даже и не улыбнётся. Закинул мешок в трактор и пошел за следующим. Моё негодование достигло предела.
– Так это ты взял?? А кто тебе разрешил?!
– Нужна мне твоя бутылка, – и вправду, зачем ему, он вообще на работе не пьёт.
– Нет, ты скажи, кто взял-то? Что за беспредел??
– Я обещал не говорить.
– Наиль?
– Я обещал не говорить.
– Ну кто? Гусман?
– Я обещал не говорить.
Ленар просто согнулся от смеха. Что смешного-то тут? Гневно смотрю на него:
– Ты тоже обещал не говорить?
– Скоро сам узнаешь, Айрат.
Бля.
В обед быстро подхожу к Наилю и тыкаю его в плечо:
– Ты чё творишь-то?
Тот опешил:
– Чего-о? Ты чё?
–"Тимерхан" ты взял?
– Откуда? – глаза круглые; не он, похоже.
– Оттуда, ё-моё.
– Ты чё? – и тоже ткнул меня в плечо. Больнее чем я его, естественно.
– У меня из шкафа "Тимерхан" кто-то забрал.
– Ты ж не пьёшь неделю, балаболка!
– Вот сегодня в обед решил передохнуть.
– Передохнуть! Вчера не наотдыхался? Меня надо было предупредить, это пахан твой походу.
И тут меня пробрало холодом. Вместе с отцом мы в одном цеху не работаем. И видимся редко, он на работе не пьёт никогда, хоть по жизни и запойный. Но ко мне с этим делом строго. И Петрова ему периодически стучит на меня. Последний раз он обещал забрать ключи от квартиры, чтоб я с ними снова жил, а вот этого уж очень не хочется. Ё-моё,
что ж делать-то…–Как он в мой шкаф-то вообще залез?
– Он пришел за ключами в слесарку, туалетную бумагу спросил, посрать наверно пришел, а не за ключами, у них в 266-ом воды нет, а у меня нет бумаги, я ему ключи от твоего дал… Стой-ка, он же до тебя ещё приходил, значит, бутылка со вчерашнего дня лежит?
– Да, я вчера купил, думал, сегодня с тобой разберемся с ней.
– Ну скажи ему, что моя. Что я позвонил вчера, попросил купить. Не успел передать типа.
– Она неполная.
–…вчерашняя? ну ты мудак. В одно рыло трескаешь.
– Блин, да я пару глотков сделал после работы, при всех же я тебе не понесу!
– Поделом тебе, короче.
– Пошёл ты.
Обед прошёл пасмурно, Цимин совсем постарел. Я играл на телефоне в Puzzle Bobble. И что интересно. Я думал, там шарики сверху валятся непрерывно и приходилось очень быстро соображать, куда стрельнуть следующим, чтоб попасть в шарики такого же цвета. Но потом понял, что сверху новый слой шариков валится не со временем, а с определенным количеством ходов. То есть после каждого выстрела есть время подумать, куда выстрелить и ровно направить шар. И после этого открытия я не смог даже близко подойти к своим прошлым рекордам! То есть, самые лучшие показатели у меня были на адреналине, когда я бешено торопился, думал, что не успею направить метко и сообразить, в какую группу шариков надо стрелять. Адреналин рулит. Ещё, блин все губы искусал, думая, как же поступить с паханом. Отправить Наиля надо к нему, сказать, что это его вчерашняя. От жены прятал типа, не знал, когда ключи давал, что отец бутылку умыкнёт. Уф-ф-ф, блин....
После обеда Наиль работал с нами. Когда я поднял мешок со старым клеем, чтоб завалить его в уже полный кузов, мешок лопнул, и вся эта дрянь вывалилась на меня. Лёха думал, что я не вижу, как он сразу достал телефон и начал снимать. Ленар хохотал, помогая отряхивать меня. Хоть на этом спасибо. А вечером мы с Наилем пошли к моему отцу.
СТУДЕНТЫ.
(Айрат)
Сегодня трезвые ходим, денег особо нет на кармашках. Есть время понаблюдать за студентами. Странные они всё-таки, как будто куски другого мира, которые зашвырнули к нам на завод в наказание за инакомыслие.
– Холодает, собака! – Ленар поёжился. Лёха теплее укутался в телогрейку.
–Сходи за телогрейкой, хули.
– И то правда, – он вышел со склада. Тут уже возился Рачок. Он разогнулся и поздоровался. Приветливо улыбнулся усатым, полнощёким лицом. Крепкий мужичок, представитель несметного полчища быстро сокращаемых теперь слесарей.
– Вот эти работают, их в 119-ый, – он показал на шесть моторов под стеллажом.
– А вот этот сломанный… Сломанный, – это сказал Песчанка, слесарь-тень. Седой как лунь, маленький, добрый старичок, – Его выкинуть надо… Куда ещё… Выкинуть… – пробормотал с сожалением, глядя на ржавый металл, как на чумного ребёнка.
Студенты берут ремни, стягивают какую-нибудь торчащую деталь из мотора (иногда даже нос соглядатая) и тащат к трактору. К нам присоединяется Петрушка, очередной слесарь. Дурак дураком.
Пыль повсюду. Когда мы умываемся после работы, сморкаемся в руку, чтобы посмотреть, насколько далеко пыль зашла в своих невидимых атаках.
Через пятнадцать минут закидываем все моторы.
Трактор с потрескавшимся от быта водителем по прозвищу Квадрат заводится и везёт тяжёлый груз на 119-ый склад. У нас два водителя тракторов – Юра да Квадрат. Я смотрю вдаль. Рядом с цехом стоят вагоны. Они крытые. Толщина их стен неимоверна. Наверно это стабфонд государства, в котором мы проживаем. Тут вообще всё тяжёлое и толстостенное. На металле раньше не экономили. В 90-м цеху есть цельнометаллический корпус, толщина стенки которого составляет сантиметров десять. Габариты корпуса – метра два на полтора. Высота – полметра. Он залит бетоном. Для чего это чудовище стоит в цеху, никто не знает; скорее всего его сделали, чтобы выпрямлять на нём гвозди. Даже учитывая, что и на гвоздях раньше не экономили, и незачем их было выпрямлять, это единственная приемлемая версия. Студенты назвали его Али.