Хроника Пикирующего Бомбардировщика
Шрифт:
ЭКИПАЖ ИДЕТ В ШТАБ
Дорогин стоял на крыльце, и мелкие капли дождя летели ему в лицо. Он стоял и думал о том, что он с удовольствием бы сам пошел искать базу «фоккеров». Или еще лучше вдвоем. С Архипцевым. Он, Дорогин, - ведущий, Архипцев - ведомый… Он давно следит за этим экипажем. Он даже до сих пор и понять не может, что ему в этих ребятах нравится… Черт его знает, вроде бы ничего такого нет, а вот нравятся они ему, и все тут!.. Обычный экипаж. У него таких экипажей вон сколько… И летают многие лучше. Взять хоть Савченко… Герой. Ну и что, что герой?.. Какая разница? Просто Савченко воюет больше, чем Архипцев. Успел налетать больше. Савченко скоро тридцать, а Архипцеву двадцать один… Нет, двадцать два. Двадцать один ему было, когда он из училища в полк прибыл. И штурману его двадцать два. А стрелку-радисту - двадцать один… Они еще свое возьмут… Вот в них он почему-то абсолютно уверен… Разбрызгивая грязь в разные стороны, от стоянки к расположению полка мчался бензозаправщик. Вся машина была облеплена механиками и мотористами. Час профилактики кончился, и они ехали на обед в столовую. Дорогин вгляделся в машину и увидел промокшего до нитки Кузмичова. Кузмичов стоял на подножке и держался рукой за что-то внутри. В другой руке была сумка с инструментами.
– Кузмичов!
– крикнул Дорогин. Кузмичов оглянулся и увидел стоящего на крыльце Дорогина.
– Стой! Стой, холера тебя в бок!..
– постучал Кузмичов по ветровому стеклу машины.
– Командир полка зовет! Стой! Машина замедлила ход, и Кузмичов, спрыгнув с подножки, подбежал к Дорогину: - Слушаю вас, товарищ полковник!
– Где экипаж сто пятнадцатого?
– У себя в бараке, товарищ полковник!
– Чем они там заняты?
– Как чем?
– Кузмичов посмотрел на часы.
– Они в это время всегда над собой работают. Уровень повышают… - Вот что, Кузмич, давай их ко мне. Я буду в штабе.
– Слушаюсь, товарищ полковник. Кузмичов повернулся, приладил сумку с инструментами на плече и мелкой рысцой побежал выполнять приказание. У дверей барака первой эскадрильи он снял пилотку, вытер ею лицо и снова нахлобучил на голову. Из барака слышался хохот.
– Уровень… - ухмыльнулся Кузмичов и распахнул дверь. Посередине барака, между рядами двухъярусных железных коек, стоял стол, окруженный летчиками. Рядом со столом на койке в одних носках сидел Гуревич и играл на скрипке «Чижика». Из-за стола вылез смущенный старший лейтенант.
– Шесть!
– крикнул Гуревич, не переставая играть.
– Следующий!
– сказал Архипцев, присаживаясь за стол. Здоровенный летчик сел напротив него и поставил локоть на стол. Архипцев тоже поставил локоть на стол. Они сомкнули ладони, и Архипцев, сказав: «Держись, бугай…» - плотно припечатал руку летчика к столу.
– Семь!..
– крикнул Гуревич.
– Следующий!
– сказал Архипцев. Вокруг захохотали.
– Довольно, Сергей!
– закричал Гуревич.
– «Асы» спорили только до пяти! Они приносят тебе свои извинения и пиво! Он смычком указал на двух стоящих в стороне летчиков и грянул туш. У окна в зимнем меховом комбинезоне и в шлеме, со страшно напряженной и вспотевшей физиономией сидел Митька
– Я устал, Женька, - время от времени говорил Митька, не изменяя выражения лица.
– Сиди не крутись, - отвечал Соболевский.
– Жарко ведь, Женечка!
– ныл Митька.
– Сиди не скули, алхимик, - строго сказал ему Соболевский.
– Я выполняю общественное поручение.
– Так я же ничего и не говорю, - жалобно сказал Митька.
– Я же говорю, только жарко очень… - Нечего было комбинезон зимний напяливать, пижон! Сиди, Митька, не ной, сейчас закончу… Кузмичов подошел к Архипцеву.
– Разрешите обратиться, товарищ лейтенант!
– Что случилось, Кузмич?
– спросил Архипцев.
– Серега, - тихо сказал Кузмичов.
– Командир полка вызывает. Архипцев застегнул воротник гимнастерки.
– Одного меня?
– Нет, - сказал Кузмичов, - Вене и Женьке тоже велел явиться.
– Ясно. Спасибо, Кузмич… Архипцев взял со стола выигранную бутылку пива и сунул ее в карман Кузмичова.
– Держи, Кузмич, в честном бою добыто.
– Ага, сынок, пригодится. Ну, так я на стоянке буду… - сказал Кузмичов и ушел. Гуревич слышал весь разговор с Кузмичовым и уже сидел на койке, натягивая сапоги. Архипцев надел кожаную куртку и повернулся к нему.
– Штурман, - сказал Архипцев.
– Спрячьте свою фисгармонию до лучших времен.
– Есть, командир!
– ответил Гуревич. Он положил скрипку в футляр и крикнул Соболевскому: - Эй, Репин-115! Отпустите своего бурлака на все четыре стороны! Как слышите? Прием!
– Слышу хорошо, - грустно сказал Соболевский.
– Ах, Веня, ты не представляешь себе, какой нынче натурщик слабый пошел! Вставай, страдалец!..
– презрительно бросил он совершенно измученному Митьке.
– Как он еще летать умудряется?! Ни на грош выдержки!
– Все? Да?
– обрадовался Митька. Он сорвал с себя шлемофон и начал стягивать меховой комбинезон. Он еще совсем мальчишка, этот Митька Червоненко. На гимнастерке у него пять орденов.
– Летать же легче, чудак!
– сказал он, с удовольствием рассматривая рисунок.
– Пошли, «короли воздуха», - сказал Архипцев, и экипаж сто пятнадцатого вышел из барака.
Над картой склонились три человека: командир полка, начальник штаба и штурман полка. Начальник штаба обвел карандашом какое-то место на карте и досадливо сказал: - Ах, как они здесь мешают… Дорогин взял карандаш из рук начальника штаба, провел короткую стрелку влево от обведенного места и добавил: - Н-нне только здесь. Они и сюда выходят на перехват.
– Нащупать бы их… - вздохнул штурман полка. Дорогин задумчиво почесал карандашом кончик носа.
– Если сто пятнадцатый притащит координаты немцев, мы двумя эскадрильями их прямо на стоянках проутюжим, - сказал он. Начальник штаба отошел от стола, несколько раз развел руки в стороны и с трудом присел, разминая ноги.
– Толстеть начал, - пожаловался он.
– Слушай, Иван Алексеевич, дело прошлое… Объясни нам, пожалуйста, почему именно Архипцев, а не Кошечкин? А? Дорогин помолчал, разглядывая карту, и ответил, не поднимая головы от стола: - В-вво-первых, Кошечкин - командир отряда, и он будет нужен для вечернего вылета со всей эскадрильей, ну, а во-вторых… А ты что, п-ппротив?
– Я?
– улыбнулся начальник штаба, продолжая приседать.
– Нет, не против. Он встал, сделал три глубоких вдоха, вынул маленькую расческу и стал причесывать свои светлые редкие волосы.
– Сознайся, что ты питаешь слабость к этой летающей филармонии, а, командир?
– Не скреби так, - лениво сказал Дорогин.
– А то облысеешь быстро. Нет у меня никакой слабости. Какая еще может быть слабость… Штурман поднял голову от карты, положил линейку… - Хороший, хороший экипаж! Там и пилот крепкий, и штурман знающий, и стрелок дай бог каждому… Дверь комнаты приоткрылась, и просунулась голова Архипцева: - Разрешите войти, товарищ полковник?
– Входите. Архипцев, Гуревич и Соболевский вошли в комнату и остановились у двери.
– Товарищ полковник!
– сказал Архипцев.
– Экипаж сто пятнадцатого по вашему приказанию явился!
– П-пподойдите к столу, - сказал Дорогин, - Все подойдите.
…Сергей Архипцев в авиацию попал не случайно. Восемнадцати лет от роду он закончил Курское педагогическое училище и был направлен на работу в небольшой городок. Сергей снял маленькую комнатушку в домике одной разбитной бабенки, которая жила с четырехлетним сыном Васькой. Городишко был скучненький, все друг друга знали, а если и не знали, то по чудесному деревенскому обычаю здоровались на улицах с незнакомыми людьми. В городке был свой аэроклуб, и через три месяца после приезда Сергея на его письменном столе (у него был свой письменный стол - первое и единственное крупное приобретение) стояли «Алгебра» и «Теория полета», «Педагогика» и «Аэронавигация», «Геометрия» и «Учебник авиамотора М-11». На краю стола обычно лежала большая стопка тетрадей. На тетрадях летный шлем с очками. Позднее появилась фотография его класса. Чинно застыли ужасно аккуратные мальчишки и девчонки, а в середине с каменным лицом сидел их учитель - Сергей Иванович Архипцев. Война началась для него так. Архипцев лежал, задрав ноги в туфлях на спинку кровати, и читал книгу Ассена Джорданова «Ваши крылья». Раздался стук в дверь, Сергей опустил ноги на пол.
– Да, да… - сказал он и приподнялся на локте. Дверь приоткрылась, и в комнату наполовину всунулась квартирная хозяйка - женщина лет тридцати пяти с очень хитрой физиономией. Она опустила глаза, поджала губы и вкрадчиво проговорила: - Сергей Иванович… А я чего вас попросить хотела… - Пожалуйста, - сказал Сергей и отложил книгу.
– Сергей Иванович… Тут у Коваленков, у Дарьи Михайловны, именины сегодня… Вы ее знаете. Нинка, дочка ее, с вами в этом аэропланном клубе… С воздуха прыгать учится. Да знаете вы их! Так она, Дашка-то, Дарья Михайловна значит, уж так просила меня помочь ей, так просила… - Ну и что?
– Так, может, вы с Васькой с моим побудете маленько, а я ну крайний срок через часик прибегу, а? А там, гуляй, Сергей Иванович, на все четыре стороны! А, Сергей Иванович?.. Сергей посмотрел на хозяйку.
– Ладно, - вздохнул он.
– Давайте сюда вашего Ваську.
– Господи, Сергей Иванович, - засуетилась хозяйка.
– Ни в жисть не забуду!.. Может, вам чего погладить к завтрему?..
– Нет, - ответил Сергей.
– Ничего не нужно… В новом крепдешиновом платье со множеством оборок квартирная хозяйка выскочила за ворота. На улице ее ждала мелкозавитая женщина в белых носках с каемочкой.
– Зойка!
– сказала женщина в носках.
– Ты чего? Сбесилась? Дашка который раз прибегала!.. Айда быстрей! Они побежали вдоль улицы.
– Ваську-то куда дела?
– на ходу спросила женщина.
– Опять постояльцу?..
– Опять, - виновато ответила хозяйка. На кровати, по-турецки поджав под себя ноги, друг против друга сидели четырехлетний Васька и Архипцев. Васька нацепил летный шлем Сергея, опустил очки на всю мордашку и рычал, изображая шум мотора.
– Теперь заходи на посадку, - сказал Сергей.
– Зачем?
– спросил Васька.
– Как зачем? Что же ты, так и будешь все время летать?
– Так и буду, - ответил Васька.
– А у тебя бензин кончится… - Ну и что? Пусть кончится, - сказал легкомысленный Васька.
– А без бензина летать нельзя, - наставительно произнес Сергей.
– Нет, можно!
– Нет, нельзя!
– Это тебе нельзя, а мне можно!..
– сказал Васька и опять стал рычать.
– Ну и летай себе на здоровье, - махнул рукой Сергей.
– Завтра пойдем купаться?
– спросил Васька.
– Нет, Васька, не пойдем… - А почему?
– плаксиво спросил Васька.
– А потому, что завтра, брат Васька, у меня первый самостоятельный вылет! Васька ничего не понял. Сергей взял Ваську за уши и притянул к себе.
– Понимаешь, Васька, завтра я полечу совсем, совсем один! Понятно?
– сказал Сергей и чмокнул Ваську в нос. И Васька расхохотался… Это был последний день без войны.
Первый самостоятельный вылет оттянулся почти на год и был произведен Сергеем Архипцевым не на легком, послушном У-2, а на тяжелом, строгом, двухмоторном военном самолете, пушки и пулеметы которого весили почти столько же, сколько весил У-2…
…МЫ-ТО ПРИДЕМ НА БАЗУ!
Они медленно шли через все поле. Застегивая на ходу парашют, Архипцев сказал Гуревичу: - Ты знаешь, Веня, по-моему, разведка что-то путает… Немцы не могли поставить там аэродром… - Почему, командир?
– спросил Гуревич. Несколько шагов Архипцев прошел молча, глядя себе под ноги, затем поднял глаза и задумчиво посмотрел на Гуревича: - Почему? Понимаешь, Веня, это задача с одним неизвестным. Мы знаем, что крейсерская скорость «фоккера» четыреста - четыреста пятьдесят километров в час. Если принять во внимание, что запас горючего у него на пятьдесят минут, да еще долой пятнадцать процентов на случай, если он ввяжется в драку, а они, сволочи, осторожные, они в обрез не летают, сколько километров они могут пройти без посадки? Гуревич потер лоб и зашевелил губами.
– Триста семнадцать… - наконец сказал он.
– Так, - кивнул головой Архипцев.
– Теперь дели пополам.
– Почему пополам?
– удивился Соболевский.
– Туда и обратно, - объяснил ему Гуревич и, обращаясь к Сергею, сказал: - Сто пятьдесят восемь… Я понимаю, о чем ты, Сережа… Ты думаешь, что если они дальше кирпичного завода не летают, то это и есть крайняя точка их возможной дальности? Да?
– Да.
– Значит, ты считаешь, что он должен быть где-то… здесь?
– Гуревич поднял планшет и обвел пальцем кружок на карте.
– Возможно, - сказал Архипцев. Соболевский глянул на планшет Гуревича и возмутился: - Тогда какого же черта мы должны искать этот кочующий аэродром на сто двадцать километров западнее?
– Так я же и говорю, что разведка что-то путает… Для этого нас и послали, чудак, - спокойно сказал Архипцев. Около сто пятнадцатого стояла машина-бензозаправщик, а под центропланом самолета возились мотористы и оружейники. Убирая тормозные колодки от колес шасси, Кузмичов увидел идущих к самолету Архипцева, Гуревича и Соболевского. Впереди шел Женька Соболевский, перекинув парашют через плечо, как мешок с тряпьем. Гуревич все время тыкал в планшет пальцем, что-то показывая Архипцеву. Архипцев то соглашался с ним, то отрицательно покачивал головой. Когда они подошли совсем близко, Кузмичов вылез из-под брюха самолета и крикнул: - Становись! Смирно! Мотористы и оружейники выстроились у правой плоскости. Соболевский пропустил Архипцева вперед и положил парашют на землю. Кузмичов подошел к Архипцеву и откозырял ему по всей форме: _ Товарищ лейтенант! Машина к полету готова! Докладывает механик самолета старшина Кузмичов!
– Вольно, - сказал Архипцев.
– Вольно!
– бросил Кузмичов мотористам. Архипцев подошел к Кузмичову и тихо спросил: - Баки полные?
– Так точно, товарищ лейтенант!
– Боекомплект?
– В норме.
– Спасибо, Кузмич, - сказал Архипцев.
– Да брось ты!..
– сказал Кузмичов. Архипцев улыбнулся и полез в кабину пилота. Соболевский и Гуревич разом оглянулись, не видит ли их Архипцев, и прижали Кузмичова к фюзеляжу.
– Ты знал, что мы пойдем на задание?
– делая страшное лицо, грозно спросил Гуревич.
– Ну, знал… - нехотя ответил Кузмичов.
– Откуда?
– спросил Соболевский.
– Откуда, откуда!..
– разозлился Кузмичов.
– Что ж, я маленький?! Догадаться нетрудно!.. Гуревич отпустил Кузмичова и внимательно и очень тепло поглядел на него.
– Знаешь, Кузмич, - задумчиво сказал он, - тебе бы повитухой быть, прелесть ты наша… - Ничего, я еще и в механиках пригожусь, - сказал Кузмичов и отпихнул Соболевского. Гуревич застегнул под подбородком шлемофон, помахал Кузмичову рукой и полез в кабину. Соболевский, надевая парашют, критически оглядел Кузмичова.
– Нет, Кузмич, ты скучный, примитивный человек, - сокрушенно сказал он.
– С тобой неинтересно… Тебя ничем не удивишь! Ты все знаешь… Я, как стрелок-радист этой машины, обязан… - Ты не стрелок-радист, а трепач, и обязан ты уже давно сидеть в машине! Давай, Женька, давай, не доводи до греха!..
– рассердился Кузмичов. Через астролюк Соболевский до половины влез в кабину и крикнул Кузмичову: - Не грусти, Кузмич! Скоро буду! Целую нежно, твой Евгений! Он послал воздушный поцелуй Кузмичову и захлопнул люк. Чихнули моторы. Сверкающие диски винтов вдруг странно заворожили Кузмичова. Он смотрел так, будто видел это впервые. Еле оторвавшись, Кузмичов удивленно сплюнул, повернулся к шоферу бензозаправщика и крикнул ему в ухо: - А ну давай шпарь отсюда! Сейчас выруливать будем!!! Бензозаправщик рывком тронулся с места и умчался, увозя с собой оружейников и мотористов. Кузмичов повернулся лицом к самолету. Приоткрыв створку «фонаря» кабины, Архипцев выжидательно смотрел на Кузмичова.
– Давай!!!
– беззвучно крикнул Кузмичов Архипцеву и, отступая назад, сделал жест обеими руками на себя. Архипцев понимающе кивнул, и огромная боевая машина послушно двинулась туда, куда повел ее Кузмичов. Продолжая манить ее, Кузмичов одобрительно кивал головой, как ребенку, делающему первые шаги, и «пешка» доверчиво катилась к нему. А он все отступал, отступал, пока не вывел ее на взлетную полосу… Тогда он отошел в сторону и встал у правой плоскости. Архипцев высунул из кабины руку, поднял ее и подмигнул Кузмичову. Кузмичов кивнул ему головой и махнул рукой вперед. Задвинулась створка «фонаря» кабины. Мгновение постояла огромная птица, рванулась и помчалась по взлетной полосе, с каждой секундой увеличивая скорость. Прищурив один глаз, Кузмичов смотрел ей вслед. Вот она уже оторвалась от земли, начала набирать высоту, а Кузмичов все стоял и стоял, медленно опуская руку…
Сто пятнадцатый шел вслепую, в сплошной облачности, не видя концов своих крыльев. Сидя за штурвалом, строго глядя перед собой, Архипцев спросил Гуревича: - Что тебе сказали синоптики? Когда кончится эта мура? Он показал на облачность. Гуревич оторвался от карты, щелкнул навигационной линейкой и ответил: - Они сказали, чтобы мы на это не очень рассчитывали. Обложило почти весь район полета… Архипцев потихоньку начал выбирать штурвал на себя. Стрелка высотомера поползла вверх.
– Когда мы должны быть над расчетным местом?
– спросил он. Гуревич посмотрел на часы и перевел взгляд на карту.
– Через двадцать шесть минут, командир… - Через двадцать минут будем пробивать облачность.
– Очень низкая облачность, - осторожно сказал Гуревич.
– Значит, пойдем бреющим, иначе игра не стоит свеч, - жестко проговорил Архипцев.
– Курс?
– Сто тридцать.
– Гуревич посмотрел на компас.
– Прибавь четыре. Архипцев чуть довернул влево, - Хорош?
– спросил он. Гуревич опять посмотрел на компас.
– Хорош, - ответил он.
– Проклятое молоко!
– сказал Архипцев. При слове «молоко» Гуревич посмотрел на правый мотор и улыбнулся.
– Ты чего?..
– спросил Архипцев.
– Ничего… - ответил Гуревич.
– Деда вспомнил.
…До
войны Венька жил с дедом в большом южном городе, где люди мягко произносили букву «г» и, повышая голос в конце фразы, разговаривали певуче и иронично. Венька учился в музыкальной школе по классу скрипки. Каждое утро его будил дед. Он подходил к Венькиной кровати и, осторожно стягивая с него одеяло, начинал монотонно бубнить: - Веня, вставай, Веня… Веня, ты опоздаешь в школу, что из тебя будет? Веня, последний раз я тебе говорю, Веня… Или ты встанешь, или я тебя будить больше никогда не буду, одно из четырех… Вставай, петлюровец!– взвизгивал дед и сдергивал с Веньки одеяло. Венька садился на кровати и, не открывая глаз, старался попасть ногами в обе штанины сразу.
– Почему «одно из четырех»?
– зевая, спрашивал Венька.
– Не морочь дедушке голову. Иди умывайся, байстрюк, - говорил дед и уходил на кухню готовить Веньке завтрак. На кухне дед подавал завтрак на стол и, нарезая хлеб, пел бывшим тенором:
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты…
Рядом умывался Венька.
– Ты так безбожно врешь, дедушка… - Кстати, - говорил дед.
– Когда я тебя отдавал в музыкальную школу, так я думал, что ты научишься только на скрипке врать. Но ты талантливый ребенок… Ты вундеркинд! Ты не ограничился скрипкой и теперь врешь по любому поводу. Где ты шлялся вчера до двенадцати часов ночи, мерзавец?!
– Но я же был… - Довольно!
– говорил дед.
– Завтракай и убирайся в школу. Вот тебе деньги, - дед отсчитывал несколько монет.
– На большой перемене выпьешь стакан молока. Понял? Каждый день дед повторял эту фразу. Каждый день Венька брал деньги и обещал пить молоко. И ни разу не истратил эти деньги на молоко. Молоко он терпеть не мог. Не успевал Венька отойти нескольких шагов от дома, как дед открывал форточку и, высунув полбороды на улицу, кричал на весь квартал: - Веня! Веня, стой, тебе говорят!..
– Ну что тебе?
– останавливался Венька. Дед критически оглядывал Веньку с головы до ног, - Ты все взял, ты ничего не забыл?
– вполголоса говорил дед.
– Все, дедушка, все!
– Так что ты стоишь столбом? Беги немедленно в школу! Попробуй мне только опоздать, босяк!
– кричал дед и с треском захлопывал форточку. Венька уходил, а через несколько минут из ворот появлялся дед в домашних туфлях. Он церемонно здоровался с дворником, и дворник начинал жаловаться на качество метлы. Дед придирчиво рассматривал метлу и возвращал ее дворнику. Потом дворник уходил за ворота и появлялся уже без метлы и фартука. Они переходили улицу и спускались вниз, за угол. Останавливались они у трехэтажного длинного дома с надписью «Городское музыкальное училище». Дед медленно продвигался вперед, заглядывая в каждое окно первого этажа. Дворник осторожно ступал за ним. Вдруг дед останавливался и жестом приглашал дворника последовать его примеру. Они становились на цыпочки и, держась за подоконник, заглядывали в класс, откуда доносилась быстрая веселая мелодия. У рояля стоял Венька и играл на скрипке. Дед поворачивался к дворнику и через плечо большим пальцем показывал на окно.
– Ммм?
– гордо спрашивал дед.
– Мда!..
– с уважением говорил дворник. Обычно Венька замечал деда и делал ему страшные глаза. Дед отшатывался от окна и виновато брал дворника под руку.
– Идемте, Степа, - смущенно говорил дед. Они шли вверх по улице, и до самого поворота дед что-то объяснял дворнику, отчаянно жестикулируя руками, и дворник смотрел на него, кивая головой в такт каждому взмаху…
– Курс, Веня?
– раздался голос Архипцева. Гуревич сверил показания компаса с картой и сделал поправку на магнитное склонение.
– Минус шесть, командир, - ответил он.
…Этот страшный, сжимающий сердце звук сирены запомнился Веньке на всю жизнь… Взвыл выходящий из пике невидимый самолет, и сразу же вслед за этим раздались два взрыва. Вздрогнул весь квартал. Ничего не понимая, Венька прижался к стене дома. Он не испугался, он просто ничего не понял. Оборвалась сирена, и только звон сыплющихся стекол нарушал внезапную тишину. Мелодично, как весенний ручей, звенели и переливались осколки. И вдруг крик!.. Одинокий женский крик! Венька рванулся и побежал к своему дому. Обогнув угол, он выскочил на свою улицу и остановился как вкопанный. Потом медленным шагом направился к тому месту, где был его дом. Дома не было… Лежали исковерканные ворота. Виднелась рука дворника, сжимающая метлу. И рядом, совсем рядом, ноги дедушки в домашних туфлях… Небритый, измученный военкоматчик устало возразил Веньке: - Музыканты нужны и в дни войны.
– Я не хочу играть на скрипке, - сказал Венька.
– Я хочу бросать бомбы… - Мы не можем считаться с желанием каждого… - Я не каждый, - сказал Венька.
– Я хочу бросать бомбы!
– Поймите… - Я хочу бросать бомбы!..
– крикнул Венька.
…Сто пятнадцатый заканчивал облет того места, где, по данным разведотдела, должен был находиться аэродром немцев.
– Я так и думал, - сказал Архипцев.
– Здесь ни черта нет, одна бутафория… Он показал вниз на фальшивый аэродром с макетами самолетов.
– Ты знаешь, командир, - сказал Гуревич, - это напоминает мне витрину «Гастронома»: консервные банки из дерева и колбаса из папье-маше… Архипцев выровнял машину и лег на обратный курс… - Веня, надо искать там, где мы думали… - Здесь?
– показал каргу Гуревич.
– Да. Рассчитай. Гуревич взялся за карандаш и транспортир. Архипцев потянул штурвал на себя и, переходя в набор высоты, стал пробивать облачность.
– Соболевский!
– сказал он спокойно.
– Передай домой обстановку и скажи, что мы продолжаем поиск!
– Есть, командир!
– ответил Соболевский, включил передатчик и начал стучать ключом. Работая на рации, Женька все время зорко поглядывал по сторонам. Кончив передавать, он переключил рацию на прием и взял карандаш. В течение нескольких секунд молчания он успел посмотреть на фотографию миловидной девушки, улыбнуться ей, подмигнуть и сесть как можно удобнее. Тоненькая морзянка пропищала три буквы «ж» и знак раздела - вхождение в связь. Женька начал строчить карандашом. Когда поток точек и тире прекратился, Женька бросил карандаш, огляделся по сторонам, опять, но уже строго, подмигнул девушке и сказал, безразлично уставясь на «Голубых танцовщиц»: - Командир! Штаб получил новые данные разведки. Есть приказ вернуться на базу. Что ответить? Архипцев посмотрел на приборную доску, заглянул в карту Гуревича и, поймав его взгляд, произнес; - Интересно, что это за новые данные? Может быть, они совпадают с нашими предположениями? Женька, отвечай… Он поднял глаза на горизонт и вдруг увидел два идущих наперерез «фокке-вульфа».
– Внимание! Слева спереди «фоккеры»!
– крикнул он. Мгновенно куда-то исчезли линейка, транспортир, карта - все, что держал в руках Гуревич. Венька прирос к пулемету, зачем-то расстегнул шлемофон… Архипцев отвалил машину вправо и перешел в резкий набор высоты. Один из немцев вошел в пологое пикирование, другой попытался снизу зайти в хвост сто пятнадцатому. Оглянулся Архипцев: - Веня, бей!!! Женька, смотри!!! Сто пятнадцатый сделал разворот и сам пошел в атаку. Немец, идущий сверху, длинной очередью вспорол левую плоскость сто пятнадцатого. Машину затрясло. Короткими очередями стреляет Гуревич. Архипцев бросает машину то вниз, то вверх… Остервенело бьет из крупнокалиберного пулемета Венька Гуревич.
– Мы-то придем на базу, - сквозь зубы говорит он.
– А вот вы-то что будете делать? В своей кабине крутится Женька. «Фоккер» заходит сбоку в хвост сто пятнадцатого и не попадает в сектор обстрела Женькиного пулемета.
– Серега! Дай ручку вправо, я его плохо вижу!
– кричит Соболевский. Архипцев заваливает машину вправо.
– Хорош? Женька ловит в прицел немца. Поймал!
– Хорош!
– кричит он и дает длинную очередь.
– Хо-рош!!!
– исступленно кричит Женька и видит, как «фокке-вульф» переворачивается через крыло и падает, оставляя за собой столб черного дыма.
– Красавец!..
– восхищенно говорит ему вслед Женька. Второй немец заходит спереди снизу.
– А, сволочь!!!
– говорит Архипцев и пикирует на немца, нажав гашетки пушек и пулеметов. «Фокке-вульф» не выдерживает и уходит в сторону. Сто пятнадцатый входит в облака. Гуревич посмотрел на пробитую левую плоскость.
– Дойдем?
– спросил он Архипцева.
– Дойдем помаленьку, - отвечает Архипцев, пытаясь сдержать тряску самолета. Он тоже взглянул на левую плоскость и спокойно приказал Соболевскому: - Женя, передай, что мы идем домой.
– Есть, командир!
– улыбнулся Соболевский и раскланялся перед «Голубыми танцовщицами».
На стоянке все блестело от мелкого сыпучего дождя. Тонкая пленка воды покрывала металл, дерево, землю. Блестели даже стеганые моторные чехлы, под которыми, накрывшись, как палаткой, сидели Кузмичов и два его моториста. Они смотрели на пустынную посадочную полосу, и тоненькие струйки воды, стекающие с чехлов, отделяли их от всего аэродрома, образуя призрачную стену и вызывая ощущение тепла и уюта.
– У вас закурить нема, товарищ старшина?
– спросил худенький моторист. Кузмичов протянул ему пачку папирос: - Кури, только чехол не прожги. Что на обед было?
– Борщ с рыбой и перловка с гуляшом, - ответил ему второй моторист. Худенький прикурил и возвратил пачку Кузмичову.
– Кажный день перловка, перловка, перловка… Усю зиму пшеном душили, весной капустой… Кузмичов усмехнулся.
– Не, шо вы смеетесь? Як вам подадуть на первое капусту с водой, на второе капусту без воды, а на третье воду без капусты, дак вона вам ночью сниться будеть!.. А зараз на нас с перловкой набросились!..
– Однако ты эту перловку за милую душу лопаешь!
– сказал второй моторист.
– А шо же мини, голодным сидеть, чи шо?
– возмутился худенький моторист.
– Военнослужащий обязан уси трудности превозмогать! Перловка дак перловка!..
– Постой, не галди… - остановил его Кузмичов. Он прислушался, откинул чехол и встал.
– Идут… - сказал он, улыбаясь. Где-то далеко еле слышно пели моторы.
– Ну и что?
– Кузмичов повернулся к маленькому мотористу.
– Шо?
– удивленно посмотрел тот на Кузмичова.
– Ты чего-то про капусту говорил?..
– Та ни, про перловку!..
– А… Ну, вылезайте, пошли встречать… - сказал Кузмичов и направился к посадочной полосе. Гул моторов все нарастал и нарастал, потом Кузмичов услышал, как уменьшились обороты двигателей, и из пелены дождя показался силуэт сто пятнадцатого. Он вырастал с каждой секундой и все больше и больше принимал реальные очертания. Наконец он коснулся колесами земли и покатился мимо Кузмичова по посадочной полосе. В конце полосы он остановился и, развернувшись на одном месте, запрыгал к месту стоянки. Точно и расчетливо зарулив на стоянку, сто пятнадцатый занял свое место в привычном строю мокрых «пешек». Один за другим остановились винты. Открылся люк кабины стрелка-радиста, и появился Женька Соболевский.
– Привет, Кузмич!
– крикнул он.
– А, Женечка!
– сказал Кузмичов.
– Сегодня у нас в клубе кино «Тетка Чарлея».
– Ты пойдешь?
– крикнул Соболевский, снимая с себя парашют.
– Если управлюсь… - оглядывая машину, ответил Кузмичов. Из первой кабины через нижний люк неуклюже выполз Гуревич.
– О, Кузмич!
– сказал он.
– Каждый раз, когда мы приходим на аэродром, у меня такое впечатление, что я тебя очень давно не видел… - Да!..
– вспомнил Кузмичов.
– Я забыл тебе сказать, Веня. Я достал канифоль для смычка.
– Спасибо, Кузмич!
– Ладно, - отмахнулся Кузмичов.
– Чего там… Последним медленно спустился Архипцев. Он снял шлемофон, подвесил его к поясу и стал снимать парашют.
– Как моторы, Сереженька?
– подошел к нему Кузмичов.
– Моторы в порядке, Кузмич, - ответил Архипцев.
– Вот только крылышко прохудилось. Штопать придется. Пойдем посмотрим… Все четверо собрались у левой плоскости, и Кузмичов, всплеснув руками, огорченно сказал: - Хорошенькое дело «штопать»! Легче новое сделать! Как это он вас, а?..
– Да так уж… - Ну, а вы-то? Архипцев пожал плечами: - Что мы? Женька из него такой факел сделал, любо-дорого посмотреть было… - Слава богу, - сказал Кузмичов, - Все сделаю, не сомневайся! К вечеру все будет в лучшем виде… - Я знаю, Кузмич… - тихо сказал Архипцев и повернулся к Гуревичу и Соболевскому.
– Пошли, ребята! И они пошли, перекинув через плечо парашюты. Соболевский на секунду остановился и, повернувшись к самолету, крикнул: - Кузмич! Я на тебя место займу! Не опаздывай!
– Ладно!
– крикнул Кузмичов в ответ.
– Только подальше, а то я вблизи не вижу!
– Хорошо!
– Соболевский вприпрыжку бросился догонять Архипцева и Гуревича. До ремонтных мастерских они шли вместе, затем Архипцев повесил свой парашют на Соболевского и сказал: - Женька, отнеси, пожалуйста, я в штаб полка зайду… Он свернул в сторону и скрылся за бараками техсостава. Некоторое время Женька и Гуревич шли молча. Женька то и дело подпрыгивал, стараясь попасть в ногу с Гуревичем.
– Сейчас куда? В столовую?
– спросил он.
– В столовую, - ответил Гуревич и накинул свой парашют на Женькину шею.
– Захвати и мой, а я пойду обед закажу… Женька поправил парашюты и сказал безразличным голосом: - Штурман! Васильки слева за дорогой… - Поди к черту… - огрызнулся Гуревич. Женька вздохнул и потащился к своему бараку, фальшиво и демонстративно напевая: «Без женщин жить нельзя на свете, нет…» Разговор в штабе уже подходил к концу. Начальник штаба сидел у карты, а Дорогин ходил за его спиной и курил папиросу. Архипцев стоял у стола и вертел в руках соединительную колодку от шлемофона.
– А второй «фоккер» ушел, - закончил он.
– После этого мы сразу пошли домой… - В каком состоянии машина?
– спросил Дорогин.
– Можно сказать, в порядке, товарищ полковник. Кузмич… Виноват, товарищ полковник… Старшина Кузмичов сказал, что к вечеру будет готова… Дорогин переглянулся с начальником штаба.
– Н-нну ладно, - протянул Дорогин.
– Этих кочевников все равно придется искать… И делать это будете в-ввы, Архипцев. Понятно?
– Так точно, товарищ полковник! Разрешите идти?
– Идите. Архипцев повернулся и вышел из комнаты. Начальник штаба посидел, помолчал, потер ладонями полное лицо и, наконец, поднял глаза на Дорогина: - Давай заполним на них наградные листы… - У тебя спичек нет?
– спросил Дорогин.
– Нет. Ты слышал, что я сказал?
– Слышал. Подожди, вот н-найдут немцев, тогда и заполним.
– Дорогин высыпал на стол из спичечной коробки штук двадцать сгоревших спичек и стал рыться, отыскивая среди них хоть одну целую. Целой спички он не нашел и удивленно сказал: - К-ккурить бросить, что ли?..
КОГДА ЛЬВЫ ХОТЯТ ВЫПИТЬ…
Из барака выскочил взъерошенный Женька. Он ошалело остановился под дождем, задрав кверху голову, открыл рот и поймал несколько дождевых капель этим нехитрым способом. Мимо него пробежала девушка-сержант, по-женски держа над головой платочек в виде зонта.
– Соболевский!
– крикнула она.
– Поздравляю с «фоккером»!
– Анечка! Одну минутку!
– закричал Соболевский.
– Я не Анечка, и мне некогда… - ответила девушка на бегу.
– Машенька, Клавочка, Раечка!.. На одну секундочку!
– умоляющим голосом завопил Женька, устремляясь за девушкой. Шлепая по грязи, он догнал девушку и взял ее под руку.
– Дорогая!
– томно сказал Женька.
– Мы сегодня дрались, как львы… - Знаем, знаем… - рассмеялась девушка.
– Слышали.
– Радость моя, - Женька льстиво заглянул ей в глаза.
– Ну скажите, что нужно львам после свершения блистательных подвигов?
– Не знаю, - развела руками девушка. Женька повернул девушку к себе и проникновенно сказал: - Женщина! Чуткое и нежное создание! Посмотрите мне в глаза и скажите, чего хотят львы… Девушка внимательно посмотрела на Женьку и серьезно ответила: - Львы хотят выпить. Женька изумленно всплеснул руками: - Господи! Ясновидящая!.. Но где достать?
– Наверное, в лавке военторга… - Святая и непорочная! В лавке военторга продают только зубные щетки и смесь нашатыря с мелом для чистки пуговиц… - Тогда, может быть, у прибористов? У них всегда есть спирт. Женька хлопнул себя по лбу и торжественно произнес: - Вы самый гениальный сержант Военно-Воздушных Сил рабоче-крестьянской Красной Армии! Привет!.. Он чмокнул девушку в щеку и убежал.