Хроники Богини

— Намима, ты, наверное, подумала, как было бы хорошо ожить, а не просто превратиться в какую-то мошку, — прошептала Хиэда-но-Арэ, задыхаясь от ходьбы в гору — ее возраст давал о себе знать.

Опасаясь, что меня может услышать Идзанами, я на всякий случай тоже ответила шепотом: «Вы правы».

Хиэда-но-Арэ, годившаяся мне в бабушки, посочувствовала:

— Что ж, это понятно — тебе ведь только шестнадцать. Когда мне было шестнадцать, я уже была при дворе сказительницей. Талант мой был в том, что я все понимала с полуслова и какой бы длинной ни была история, услышав раз, я могла пересказать ее без единой ошибки, — в словах Хиэда-но-Арэ слышалась тоска по ушедшим временам.

— Госпожа Арэ, когда вы попали в Ёми-но-куни, где вы очнулись?

Арэ обернулась и посмотрела в темноту.

— Я очнулась перед дверью во дворец. Открыла глаза и забеспокоилась: почему я сплю в таком темном месте? Я простудилась и умерла от грудной болезни. Ох, и обидно было умирать! Хотелось еще пожить, еще историй порассказывать. Очнувшись, я обрадовалась, подумав, что жива. Но тут открылась большая дверь, оттуда вышла Идзанами и произнесла: «Ты Хиэда-но-Арэ? Слышала я, что ты рассказываешь истории о богах. Как-нибудь и мне расскажешь». Разволновалась я, поняв, что предо мной богиня Идзанами. Так я узнала, что все, о чем я рассказывала, не было выдумкой. Конечно, одиноко мне здесь, но хорошо хоть, что занимаюсь я тем же, что и при жизни.

Выслушав Хиэда-но-Арэ, я осознала, что еще не смирилась со своей судьбой. Мне было предначертано служить мико Стране Тьмы, а значит, прислуживать Идзанами и был мой удел. А вместо этого я страстно желала стать хоть грязным червяком, хоть змеей, что пресмыкается по земле, хоть цикадой, что живет лишь семь дней после превращения в имаго, — лишь бы еще раз увидеть мир живых, лишь бы узнать, что стало с теми, кого я любила.

— Глянь-ка, муравей! Красный муравей забежал! Муравей хоть и не быстро бегает, но зато жизнь у него длинная. Превращусь-ка я в муравья и пойду посмотрю, как там на земле после моей смерти, — сказала Арэ, вглядываясь в землю. — Намима, когда снова увидимся, поведаю тебе обо всем, что увижу. Ну, будь здорова. До встречи!

Мне было любопытно, как она сможет превратиться в муравья, и вдруг Арэ исчезла. Маленький красный муравей резко поменял направление и проворно засеменил в сторону света. Я же не собиралась превращаться в муравья. Мне нужно было пересечь море, чтобы добраться до острова Морской змеи. Если не птица — слишком многого просить не стоит, — то хоть бы какое-нибудь крылатое насекомое залетело. Я стояла перед валуном, которым Идзанаги загородил проход, и молилась, протянув руки к свету. Вдруг послышалось жужжание, и большая желтая с черными полосками оса влетела внутрь пещеры. Такой осы раньше мне видеть не приходилось. Выглядела она резвой и сильной. Более подходящего насекомого трудно было и представить. Я страстно захотела стать осой.

2

Превратившись в осу, я вылетела наружу через узкую щелку в проходе Ёмоцухира. Меня охватило давно забытое ощущение большого благоухающего пространства. Радость от того, что я жива, удовольствие от того, что могу вот так свободно летать, пьянили. Однако же мне предстояла долгая дорога. Я собралась с мыслями и огляделась по сторонам.

Как и говорила Идзанами, сразу перед проходом Ёмоцухира простиралось темно-зеленое море, волны одна за другой обрушивались на берег. Я стала кружить над морем в поисках корабля, но поблизости были пришвартованы лишь маленькие рыболовецкие суденышки. Я не могла тратить свое время понапрасну и решила полететь на юг в сторону большого порта. По пути, заметив на земле расколотую спелую дыню, я жадно набросилась на нее — это и был весь мой обед.

Превратившись в осу, я знать не знала, сколько мне оставалось жить. В любом случае это был мой первый и последний шанс вернуться в мир живых. За этот ограниченный промежуток времени мне нужно было добраться до острова Морской змеи и посмотреть, как живут Махито и Яёи. Меня било нетерпение — мне было не до еды и не до отдыха.

Я летела три дня и три ночи. Утром четвертого дня я наконец-то добралась до большого порта, расположенного далеко к югу от прохода Ёмоцухира. Выбившаяся из сил, я присела на ствол дерева и стала выискивать судно, идущее в сторону архипелага. Вскоре я заметила одно, с которого выгружали белые раковины. На моем родном острове мне ни разу не приходилось видеть такой большой — человек на тридцать — корабль с белым парусом. Голые по пояс мужчины сгружали на берег огромные корзины с раковинами: были тут и стромбусы, и раковины мраморной улитки, и пауковые раковины. До чего же все это было до боли знакомо! Белоснежные мясистые стромбусы добывались ныряльщиками с морского дна. Собирали их женщины, обученные надолго задерживать дыхание, и мужчины, вернувшиеся из долгого плавания. Слышала я, что из раковин стромбуса мастерили браслеты и ожерелья, но на нашем острове таких изделий не водилось. Весь улов стромбуса сразу же погружался на корабли и предназначался для товарообмена. «Значит, если сесть на этот корабль, то можно добраться до архипелага», — подумала я. Чтобы не быть замеченной людьми, я полетела, стараясь не издавать лишних звуков крыльями, и вцепилась в мачту корабля.

Корабль отшвартовался на следующее утро. Чтобы меня не сдуло ветром, я укрывалась то среди груза в трюме, то на борту — так прошло несколько дней без еды и питья.

— Оса! Убей ее!

Увидев занесенное надо мной весло, я стремительно взмыла над морем. Случилось это, когда я кружила над бочкой с питьевой водой, не в силах больше выносить жажду.

— Оса! Ну и редкость! — матросы с удивлением наблюдали за тем, как я кружила неподалеку от судна.

— Уж больно нахальная для осы. Интересно, куда она направляется? — смеялись матросы.

— От ее укуса и умереть можно. Надо убить ее, если вернется на корабль, — сказал один матрос, держа наготове весло.

Так я впервые узнала, что опасна и люди боятся моего укуса.

В этот момент на палубе появился мужчина средних лет, облаченный в белые одежды, и утихомирил матросов:

— Наоборот, может, она к удаче. Если вернется, оставьте ее в покое.

Поняв, что мне не о чем беспокоиться, я вернулась на корабль. Увидев это, мужчина рассмеялся.

— Как будто понимает человеческий язык! Если пообещаешь никого не жалить, то можешь оставаться. В доказательство, что поняла меня, опиши-ка круг в воздухе.

Я описала круг. Матросы дружно зааплодировали и стали переглядываться между собой, приговаривая: «Пчела понимает человеческий язык!»

Матрос, что хотел прихлопнуть меня веслом, показал на меня пальцем и произнес:

— Может, эта оса наш бог-хранитель в плавании?

Так я, ни от кого не таясь, поселилась у этой бочки. Утоляла жажду водой, которая проливалась из нее, и охотилась за мошкарой, живущей в трюме. Ведь осы не только собирают пыльцу с цветов, но и питаются насекомыми. Про себя я решила, что если не будет бури, то можно считать, что я хорошо устроилась.

Трудно сказать, как долго я пробыла на корабле. Две недели, а может, и больше. Я чувствовала, что в плавании я становлюсь слабее с каждым днем. Если так пойдет и дальше, то я могу умереть прежде, чем доберусь до острова, и мне снова придется вернуться в Ёми-но-куни. Только не это! Умереть на полпути — этого я боялась больше всего.

Погода испортилась, ветер несколько раз сдувал меня, когда я пыталась перебраться в трюм. Но каждый раз корабль заходил в какой-нибудь небольшой порт или бухточку и пережидал бурю. Если же поблизости не было ни порта, ни острова, то корабль становился игрушкой в руках бури на просторах морской равнины. Не могу сказать, что наше плавание было спокойным. Все это время я была сама не своя. Я переживала, что время, отведенное мне, истечет раньше, чем я доберусь до острова. И все же надо признать, что скорость судна с парусом не шла ни в какое сравнение с лодчонкой, на которой мы с Махито отправились в путешествие. При хорошем ветре наш парусник скользил по волнам так быстро, что казалось, мы летим. Наша же с Махито лодка могла лишь дрейфовать, отдаваясь воле морских течений.

Однажды наш корабль приблизился к густо заросшему лесом острову. Мы осторожно вошли в залив с извилистой береговой линией. Залив был чудесен: лес из каштанника подступал к самому берегу моря, от белоснежного песка резало глаза. Сердце у меня учащенно забилось.

С борта корабля было видно, как в порт со всех сторон стали собираться мужчины и женщины, они махали руками, похоже, радуясь нашему прибытию. У встречающих были темные от загара лица, густые брови, большие глаза — что-то в их чертах было до боли знакомым. А расцветка и покрой одежды — разве не напоминали они наряды, что носили жители моего острова? Удостоверившись, что остров Морской змеи уже близко, я покинула корабль.