Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза
Шрифт:
Перед нашими глазами образовались в воздухе узловатые клешни Одноглазого, только увеличенные в сотню раз. Эти руки сразу принялись выпалывать посаженный Гоблином сад монстров, вырывая растения с корнями и завязывая стебли изящными и сложными морскими узлами. Результатом сего рукоделия стал все удлиняющийся плетеный канат.
– А они талантливее, чем выглядят, – заметил Душелов. – Жаль только этот талант тратится на всякие глупости.
– Ну не знаю, – пожал я плечами.
Представление подбодрило нас. Ощутив смелость, что придавала мне сил в тяжелый час, я добавил:
– Такое
Черный морион Душелова на несколько секунд повернулся в мою сторону, и даже померещилось пламя, вспыхнувшее за узкими прорезями для глаз. Но потом я услышал девчоночий смех:
– Ты прав. Мы сами переполнены тем страхом, тоской и унынием, что нагоняем на чужие армии. Эмоциональная палитра нашей жизни блекнет быстро.
Как странно, подумал я. Рядом со мной стоит Взятый с трещиной в броне. Душелов отодвинул один из занавесов, скрывающих свою сущность.
Живущий во мне летописец сразу почуял запах тайны – но не успел придумать наводящий вопрос.
Душелов опередил меня, словно прочитав мысли:
– У тебя сегодня ночью были гости?
Азарт летописца как рукой сняло.
– Я видел странный сон. О Госпоже.
Душелов хохотнул глубоким рокочущим басом. Эта постоянная смена голосов способна устрашить даже самых стойких. У меня возникло желание защищаться. Да и дружелюбие Взятого тоже тревожило.
– Я думаю, она благосклонна к тебе, Костоправ. Какая-то мелкая черта твоего характера завладела ее воображением, равно как и твое воображение – в плену у нее. И что же она тебе сказала?
Внутренний голос предупредил насчет осторожности. Душелов задавал вопросы непринужденным и сочувствующим тоном, но все же в них ощущалась некая напряженность, а значит, они были не столь уж и безобидны.
– Так, просто ободрила, – ответил я. – Дескать, Лестница Слез не настолько важное звено в ее планах. Но то был всего лишь сон.
– Конечно. – Похоже, Душелов удовлетворился моим ответом. – Только сон. – Но произнесены эти слова были женским голосом, которым Душелов пользовался лишь в самые серьезные моменты.
Вокруг меня охали и ахали. Я повернулся взглянуть, как идет состязание.
Кусачие растения Гоблина превратились в гигантскую воинственную медузу. Бурые руки дергались, стиснутые ее щупальцами, и тщетно пытались освободиться. А над краем обрыва, наблюдая, парило огромное розовое лицо, окаймленное рыжими космами. Один глаз был полуприкрыт из-за синевато-багрового шрама. Я нахмурился, сбитый с толку.
– Кто это?
Я знал, что ни Гоблин, ни Одноглазый не создавали эту физиономию. Неужели в игру вступил Молчун – просто чтобы показать, на что он способен?
Душелов весьма правдоподобно изобразил крик умирающей птицы.
– Твердец! – сказал он, после чего резко повернулся к Капитану и взревел: – К оружию! Они идут.
Через несколько секунд солдаты уже мчались на свои позиции. О схватке между Гоблином и Одноглазым теперь напоминали только клочья тумана, медленно дрейфующие к злобной физиономии Твердеца. Там, где они достигали цели, как будто вскакивал очередной отвратительный
прыщ.«Неплохой щелчок по его репутации, – подумал я, – только не вздумайте, парни, задрать нос. Он не в игрушки играет».
Словно раскаты далекого грома, от стен каньонов отразились звуки горнов и барабанов, – это противник отреагировал на нашу суматоху.
Мятежники весь день пощипывали оборону Отряда, но было ясно, что это не всерьез, они лишь тычут на пробу палкой в осиное гнездо. Твердец прекрасно понимал, сколь трудная это задача – штурмовать Лестницу. Напрашивалось предположение, что у него припасен для нас неприятный сюрприз.
Но вообще-то, мелкие стычки подняли наш боевой дух. Солдаты поверили, что есть шанс выстоять.
Хотя между звездами плыла комета, а внизу светилась целая галактика лагерных костров, ночь избавила меня от ощущения, что Лестница – сердце этой войны. Я сидел на скальном выступе лицом к вражескому лагерю, подперев коленями подбородок, и обдумывал свежие новости, пришедшие с востока. Шепот уже осадила Стужу, разгромив перед этим армию Балабола и нанеся поражение Мошке и Тихушнику среди говорящих менгиров равнины Страха. Кажется, на востоке мятежники получили катастрофу похуже, чем мы на севере.
Но здесь ситуация могла ухудшиться. Мошка, Тихушник и Копуша присоединились к Твердецу. Были внизу и другие члены Круга Восемнадцати, пока еще не опознанные. Враги почуяли запах крови.
Я никогда не видел северного сияния, хотя знал, что мы могли бы полюбоваться им в Весле и Сделке, если бы удержали эти города до зимы. Если верить услышанному, только это нежное и причудливое свечение может сравниться с тем, что сейчас обретает форму над каньонами, в то время как огоньки вражеских костров постепенно блекнут. Очень длинные и узкие знамена, сотканные из зыбкого света, извиваясь и мерцая, потянулись к звездам. Они покачивались, словно водоросли в слабом течении, и переливались мягкими оттенками розового, зеленого, желтого и голубого. На ум пришло древнее название: Пастельные войны.
Давным-давно Отряд принимал участие в Пастельных войнах. Ну-ка, что говорится в Анналах об этих конфликтах? Всего не вспомнить, но и то, что всплыло из глубин памяти, пугает не на шутку.
Я сразу заторопился к палаткам офицеров. Нашел Душелова и поделился соображениями. Он поблагодарил меня за заботу, но добавил, что осведомлен и о Пастельных войнах, и о волшебстве мятежников, породившем это свечение. Нам не о чем тревожиться. Подобную атаку предвидели, и Висельник здесь как раз для того, чтобы она не причинила урона.
– Сядь где-нибудь и посмотри, Костоправ. Гоблин с Одноглазым уже отработали свое представление, теперь настала очередь Десяти.
Душелов излучал уверенность – одновременно сильную и зловещую, – поэтому я предположил, что мятежники угодили в ловушку, подготовленную Взятыми. Я последовал его совету и пошел назад, на свой одиночный наблюдательный пост.
Путь лежал через лагерь, встревоженный необычным зрелищем. То здесь, то там по толпе солдат пробегал шепоток страха, усиливаясь и затихая, подобно рокоту далекого прибоя.