Хроники Хокмуна. Рунный посох

Юная душа Исольды ждала любви, и страсть, разбуженная в ней бароном Мелиадусом, жаждала излиться. И Исольда рада была предложить ее этому молчаливому и суровому герою Кельна, надеясь, что это поможет исцелить его душевные раны.

Она заметила, что в глазах герцога появляется интерес, лишь когда она упоминает о его родине.

— Расскажите мне о Кельне, — попросила она. — Не о том, каков он сейчас, а каким он был раньше или каким в один прекрасный день он станет.

Ее слова напомнили Хокмуну об обещании Мелиадуса. Он отвернулся от девушки и, сложив руки на груди, стоял и молча смотрел в чистое зимнее небо.

— Кельн, — спросила она тихо. — Похож он на Камарг?

— Нет… — Он посмотрел на крыши домов далеко внизу. — Нет… Камарг — дикий и всегда был таким. В Кельне же во всем чувствуется рука человека — возделанные поля, каналы, узкие петляющие дороги, фермы, деревни… Кельн — это маленькая страна, где тучные коровы и откормленные овцы пасутся на заливных лугах с мягкой и сочной травой, дающей приют кроликам и полевым мышам, среди стогов душистого сена. Жители Кельна — добрые, скромные люди, они очень любят детей. Дома там старые и такие же простые, как и их хозяева. В Кельне не было ничего мрачного, пока туда не пришли гранбретанцы. Это было похоже на лавину огня и металла. Темная Империя оставила на теле Кельна свой след — след лезвия меча и пламени факела.

Он вздохнул. В его голосе слышалась тоска.

— Огонь и меч вместо плуга и бороны. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Изгороди пошли на изготовление крестов и виселиц, трупы животных заполнили каналы и отравили землю, камни домов стали снарядами для катапульт, а людям пришлось или стать солдатами, или умереть — другого выбора у них не было.

Она коснулась его плеча.

— Вы говорите так, словно это было очень давно.

Его глаза снова погасли.

— Так оно и есть. Так оно и есть. Как давний сон. Сейчас это мало что для меня значит.

Но Исольда почувствовала, что нашла способ проникнуть в его душу и помочь ему.

Хокмун же вспомнил, чего он может лишиться, если не доставит девушку лордам, и с готовностью принял ее участие, хотя по совершенно иным причинам, нежели она себе представляла.

Во дворе их встретил граф. Он осматривал старую лошадь и разговаривал с конюхом.

— Она свое отслужила, — сказал граф. — Пускай пасется на травке. — Затем он подошел к дочери и Хокмуну. — Господин Богенталь сказал мне, что вы более слабы, чем мы думали, — сказал он, обращаясь к Хокмуну. — Вы можете оставаться в замке Брасс, сколько вам будет угодно. Надеюсь, Исольда не слишком утомила вас разговорами.

— Нет, что вы. Я отдыхаю, гуляя с ней.

— Отлично! Вечером у нас будет небольшой праздник, Я попросил Богенталя почитать нам что-нибудь из его последних сочинений. Он обещал нечто легкое и остроумное. Надеюсь, вам понравится.

Хокмуну показалось, что граф смотрит на него с каким-то особым вниманием. Неужели он догадывается о цели его визита? Брасс славился своим умом и проницательностью. Но если уж сам барон Калан не смог разобраться в герцоге, то несомненно, это должно и графу оказаться не по силам. Хокмун решил, что бояться нечего, и позволил Исольде увести себя в замок.

В этот вечер был устроен торжественный ужин, и граф не поскупился на угощение. За столом собрались наиболее почтенные граждане Камарга, несколько самых известных скотоводов и тореадоров, в том числе и уже полностью оправившейся от ран Мэтан Джаст, которого год назад спас граф.

Рыба и дичь, несколько сортов мяса, всевозможные овощи, разнообразнейшие напитки, эль и множество превосходных соусов и гарниров — все это было выставлено на длинном широком столе. По правую руку от графа сидел Дориан Хокмун, по левую — Мэтан Джаст, победитель в последней корриде. Джаст просто обожал графа и так благоговел перед ним, что тому порой было неловко. Рядом с Хокмуном сидела Исольда, а напротив нее — Богенталь. На другом конце стола расположился одетый в пышные меха старый Зонзак Элькарэ, знаменитый быковод Камарга. Он много ел и часто смеялся. Рядом с ним сидел фон Виллах, и оба почтенных мужа, казалось, были чрезвычайно довольны друг другом.

Когда пиршество уже подходило к концу и пирожным, конфетам и знаменитому камаргскому сыру было оказано должное внимание, перед каждым гостем поставили по три кувшина с вином, маленький бочонок эля и большой кубок. Перед Исольдой стоял один кувшин и маленький кубок, хотя за ужином она пила наравне с мужчинами.

От вина Хокмун немного расслабился и стал чуть более оживленным. Раз или два он даже улыбнулся и если уж не отвечал на шутки других, то хотя бы не подавлял гостей своим угрюмым видом.

— Богенталь! — раздался голос графа. — Ты обещал нам балладу!

Богенталь, улыбаясь, встал. Лицо его, как, впрочем, и лица остальных гостей, раскраснелось от вина и обильной пищи.

— Баллада называется «Император Глаукома»; надеюсь, она вас позабавит, — сказал он и начал читать:

Император Глаукома Миновал безмолвных стражей, Что застыли вдоль аркады, И спустился в гул базара. Там в тиши храмовых пальм Властелины Альказара И великий Оттоман, Рыцари Святого Храма И могущественный хан, — В ожидании решения Горькой участи своей Опускались на колени И просили снисхождения, И протягивали руки. Но ни отклика, ни взгляда Не дождались от монарха Побежденные владыки Завоеванных им стран…

Граф Брасс с легкой усмешкой следил за серьезным выражением на лице Богенталя, который с большим чувством читал свое, щедро разукрашенное напыщенными выражениями и сложными рифмами творение. Хокмун оглянулся по сторонам и увидел, что некоторые гости удивлены, другие, уже достаточно опьяневшие, весело улыбаются. Сам он оставался невозмутимым. Исольда наклонилась к нему и что-то прошептала, но он не услышал…

Он послу из Ватикана Демонстрировал стигматы, А из бухты доносились Орудийные раскаты, Извещая всех на свете Об открытии регаты. В честь великого монарха…

— О чем это он? — проворчал фон Виллах.

— О давних временах, — шепнул в ответ Зонзак Элькарэ, — еще до Страшного Тысячелетия.

— Лучше бы спел военную песню.

Зонзак Элькарэ жестом попросил его не шуметь. Богенталь продолжал…

И вручал посол дары (Среди них — булат дамасский, Амфора из алебастра. Драгоценная лепнина Из гробницы Зороастра, Где вокруг цветет маслина И чернеет спелый терн.)

Хокмун почти не разбирал слов, но ритм стиха, странным образом действовал на него. Сначала он думал, что это — вино, но потом понял, что временами его мозг начинает как бы пульсировать и давно забытые чувства пробуждаются в его груди. Он покачнулся на стуле.

Богенталь пристально взглянул на Хокмуна и продолжал читать, сопровождая слова выразительными жестами…

А один царедворец — Молодой стихотворец, — Судьбою лелеем, Умащен елеем, В лавровом венке И с лютней в руке, В рубинах, алмазах. Опалах, топазах, В парче златотканной, С улыбкой жеманной…

— Вам нехорошо, милорд? — наклонившись к Хокмуну, обеспокоенно спросила Исольда.

— Со мной все в порядке, спасибо.