Хроники Корума (сборник)

— Я не бог, принц Шул. Говоря честно, до недавнего времени я вообще не верил в богов.

— Ну, то, что ты не бог, господин Корум, совершенно очевидно. Судя хотя бы по твоему глупому поведению… Но это неважно. Куда важнее вот что: мы оба — последние представители народов, которых по тем или иным причинам Повелители Мечей решили уничтожить. Мы оба в их глазах — вредный анахронизм, непременно подлежащий искоренению. В свое время они точно так же заменили мой народ надрагами и вадагами, а теперь заменяют их мабденами. Среди ваших рас начался тот же процесс упадка и разложения — извини, что я не отделяю тебя от надрагов, — какой погубил и мой народ. Как и я, ты предпринял попытку противостоять этому и пошел против богов. Я избрал в качестве оружия науку, ты же — меч. Сам решай, какой из двух способов лучше. И мудрее.

— Ты, на мой взгляд, мелковат для настоящего бога, — сказал Корум, теряя терпение. — А теперь…

— Да, пока что я недостаточно велик… Но это пока! Ты скоро увидишь, сколь я велик и сколь милостив, — как только я добьюсь положения настоящего бога! Но ты перебил меня. Я могу продолжать, господин Корум? Неужели тебе не ясно, что действовал я в основном из дружеских побуждений?

— Пока что ни одно твое деяние, касавшееся меня, отнюдь не свидетельствует об этом.

— Естественно. Я имел в виду союзническую поддержку, а не настоящую дружбу. Уверяю тебя, господин Корум: я ведь легко мог бы уничтожить и тебя, и твою даму сердца.

— Но я выказал бы куда большее терпение, если б знал, что ты освободил ее от условий той ужасной сделки, которую она заключила, и доставил сюда; если б я собственными глазами увидел ее живой.

— Тебе придется довольствоваться моим словом.

— Тогда лучше убей меня сразу.

Принц Шул поднялся. Движения у него были нервные, и весь он был какой-то издерганный — старый, даже дряхлый человек. Его походка вовсе не соответствовала юношескому облику. В этом сочетании было, пожалуй, даже нечто непристойное.

— Тебе следовало бы проявлять ко мне большее почтение, господин Корум.

— С какой стати? Я уже видел несколько колдовских трюков и вдоволь наслушался пышных словес.

— Я намерен предложить тебе нечто весьма существенное. Так что предупреждаю: будь со мной полюбезнее.

— Что же ты намерен мне предложить?

Глаза Шула сузились.

— Я предлагаю тебе твою жизнь! Я мог бы забрать ее…

— Это ты уже говорил.

— Я предлагаю тебе новую руку и новый глаз!

Корум вздрогнул: он не смог скрыть своей заинтересованности. Шул захихикал.

— Кроме того, я предлагаю тебе эту женщину, к которой ты, вадаг, испытываешь столь извращенное влечение, — Шул поднял руку. — О, прекрасно, прекрасно… Прошу прощения. У каждого из нас свои слабости, разумеется. И наконец, я предлагаю тебе возможность отомстить за свой народ!

— Гландиту-а-Краэ?

— Нет, нет, нет! Рыцарю Мечей! Рыцарю Мечей! И только ему! Тому, кто позволил мабденам пустить повсюду свои корни.

— Но как же Гландит? Я поклялся, что уничтожу его.

— И ты еще обвинял в мелочности меня! Сколь же ничтожны твои собственные цели! Обладая теми возможностями, которые я тебе предлагаю, ты сумеешь уничтожить сколько угодно этих мабденских «графов»!

— Продолжай…

— Продолжать? Продолжать?! Разве недостаточно того, что я уже предложил тебе?

— Ты же не говоришь, что именно хочешь получить от меня. К тому же я не уверен, что все эти обещания — не более чем сотрясение воздуха.

— Ах, ты еще и оскорбляешь меня! Мабдены дрожат от страха передо мной! Они теряют разум, когда я материализуюсь на их глазах «из пустоты». А некоторые от ужаса даже умирают, стоит мне продемонстрировать кое-какие свои способности.

— За последнее время я видел чересчур много всяких ужасов, — заметил Корум.

— Ну и что? Твое счастье, вадаг, что кошмарные сны, которыми управляю я, — мабденские. И хотя теперь ты довольно сильно стал похож на мабдена, но все же ты по-прежнему вадаг. И эти кошмары пугают тебя куда меньше, чем самих мабденов. Иначе мне было бы легче убедить тебя…

— Однако для выполнения твоего задания мабден тебе не подходит, — мрачно сказал Корум. — Разве я не прав?

— Должен отметить: ты начинаешь соображать быстрее. Ты прав: ни один мабден не в силах пережить то, что должен пережить ты. И я не уверен еще, что даже вадаг…

— Каково же задание?

— Нужно украсть кое-что, совершенно мне необходимое для реализации некоторых моих планов.

— А сам ты не можешь это украсть?

— Конечно, нет. Разве могу я покинуть свой остров? Ведь тогда они без сомнения меня уничтожат.

— Кто?

— Мои соперники, разумеется! Повелители Мечей и прочие… Я до сих пор жив только благодаря сложным и хитроумным заклятиям, которые защищают мой остров. А они хотя и могут разрушить мои чары, но не решаются. Из боязни некоторых последствий… В том числе, например, разрушения Пятнадцати плоскостей мироздания, а следовательно, и уничтожения самих Повелителей Мечей. Нет, украсть эту вещь для меня должен ты. И только ты. У остальных не хватит ни мужества, ни, в конце концов, побудительных причин. Если ты это сделаешь, я немедленно верну Ралину тебе. А если ты по-прежнему мечтаешь о мести, то у тебя будут все возможности отомстить этому Гландиту-а-Краэ. Но уверяю тебя, настоящая причина всех бед и даже существования самого Гландита — Рыцарь Мечей. Так что, украв у него эту вещь, ты уже в достаточной степени будешь отомщен.

— Что же я должен украсть? — спросил Корум.

— Его сердце, господин Корум, — хихикнул ему в ответ Шул.

— Ты желаешь, чтобы я убил бога и отнял у него сердце?

— Теперь мне совершенно ясно, что ты удивительно несведущ в природе богов. Да если ты убьешь Рыцаря Мечей, последствия этого просто трудно себе вообразить! Он, разумеется, не хранит свое сердце в груди. Оно защищено куда лучше. Сердце свое он хранит в этой плоскости, мозг — в другой, и так далее. Это ведь очень удобно, согласись?

Корум вздохнул.

— Потом тебе придется подробнее объяснить мне кое-что, — сказал он. — А теперь освободи Ралину. Обещаю, что попробую выполнить твою просьбу.

— Ты исключительно упрям, господин Корум!

— Если я единственный, кто может помочь тебе претворить в жизнь свои амбиции, принц Шул, то я, безусловно, могу позволить себе быть сколь угодно упрямым.

Юные губы дрогнули, уродливо изогнулись, и Шул зарычал столь же злобно, как воины-мабдены перед битвой.