Хроники открытия Америки
Шрифт:
Когда ж они узнали о победе, ниспосланной нам Господом, и о том, как я замирил несколько селений, все возликовали; и тут я могу уверить Ваше Величество, что не было среди нас ни одного человека, кто бы не испытывал страха, зная, что мы так далеко зашли в глубь сей земли и окружены столь великим множеством врагов, не имея надежды на помощь ниоткуда; бывало, я сам своими ушами слышал, как люди толковали меж собою и даже во всеуслышание, что, мол, это сам дьявол завел нас в места, откуда нам никогда не выйти; и более того, однажды, находясь в хижине в укрытии, где мои товарищи не могли меня видеть, я услыхал, как они говорят, что я наверняка сумасшедший, ежели забрался туда, откуда мне никогда не выйти, и уж они-то сумасшедшими не желают быть и возвратятся к морю, и ежели я соглашусь с ними пойти, то ладно, а ежели нет, то они меня покинут. Много раз приступали ко мне с подобными требованиями, но я их подбадривал, напоминая, что они подданные Вашего Величества, и что испанцы никогда и нигде не трусили, и что мы теперь имеем возможность приобрести для Вашего Величества больше королевств и владений, чем есть у кого-либо в мире, и кроме того, исполняем свой христианский долг, сражаясь против врагов нашей веры, и тем самым обретем себе блаженство райское в мире ином и такие честь и славу, каких до наших дней ни в одном поколении еще не знавали. И пусть, мол, они помнят, что с нами Бог, а для него
На другой день, часов в десять, ко мне явился Синтенгаль, главнокомандующий той провинции, и с ним еще полсотни знатных индейцев; он попросил меня от своего имени, и от имени Магискасина — самой главной особы той провинции, и от имени многих тамошних вождей, чтобы я соизволил принять их на службу к Вашему Королевскому Величеству, и почтил своею дружбой, и простил прежние заблуждения, они, мол, не знали и не понимали, кто мы такие, и испробовали все, что могли, сражаясь с нами и днем и ночью, не желая стать чьими бы то ни было подданными и подчиненными, ибо никогда еще эта провинция никому не подчинялась и ни прежде, ни теперь они не знали над собой господина; испокон веков, с незапамятных времен были они свободными и постоянно сопротивлялись могуществу Моктесумы, его отца и дедов, которые покорили все земли вокруг, а их-то никогда не могли вынудить подчиняться, хотя и окружили со всех сторон, так что им теперь нет выхода за пределы своей земли; они живут даже без соли, ибо в их местах ее нету, а пойти ее купить где-нибудь они не могут, и платье у них не из хлопка, потому как в их земле он из-за холодов не произрастает, и еще во многом другом они терпят нужду, живя как бы в осаде.
И все это они, мол, терпели и сносили ради того, чтобы быть свободными и никому не подчиняться, и, сражаясь давеча со мною, также хотели отстоять свою свободу, для чего, как уже было сказано, испробовали все способы, но теперь они поняли, что ни силой, ни хитростями, какие применяли, ничего не добьются, и предпочитают стать подданными Вашего Величества, нежели быть убитыми и чтобы дома их были уничтожены, а жены и дети погибли. Я их просьбу уважил, но сказал — они должны сознавать, что сами виноваты в понесенных ими потерях, я ведь пришел в их край, полагая, что иду в землю друзей, ибо семпоальянцы уверяли меня, что здешние индейцы — наши друзья и хотят быть друзьями; и я загодя посылал к ним послов, дабы известить, что иду к ним с миром и желаю быть с ними в дружбе, они же, ничего мне не ответив, вышли, когда я ни о чем не подозревал, чтобы напасть на меня в пути, и убили двух моих лошадей, а других ранили. И более того, сразившись со мною, они еще прислали ко мне своих послов сказать, будто все, что было сделано, совершалось без их ведома и согласия, будто предприняли это некоторые общины, не известив их, но они такое поведение осудили и желают моей дружбы. И я, поверив им, ответил, что не сержусь и завтра приду к ним без страха в гости, как к друзьям, а они тут же опять напали на меня в пути и сражались весь день до темноты, несмотря на то что я предложил им мир. Так я припомнил им все, что они против меня чинили, и многое другое, о чем, опасаясь наскучить Вашему Величеству, умолчу. И вот наконец они успокоились, и признали себя покорными подданными Вашего Величества, и предложили располагать ими самими и их имуществом, что они исполнили и исполняют по сей день и, полагаю, будут исполнять и впредь по причинам, о коих Ваше Величество узнает ниже.
Не выходя из своего дома и не покидая пределов лагеря, я все же провел шесть или семь дней, ибо не решался верить индейцам, хотя они упрашивали меня перейти в большой город, где проживают все владетельные особы их провинции, и наконец все эти важные особы явились просить меня и звать в свой город — там, мол, они смогут лучше принять меня и снабдить всем необходимым, нежели в лагере среди поля, а то им стыдно, что я живу в таком убогом жилище, ведь они считают меня своим другом, и все мы подданные Вашего Величества; уступив их просьбам, я отправился в город, расположенный в шести лигах от моей хижины и от нашего лагеря.
Город тот настолько огромен и удивителен, что хотя я опускаю многое из того, что мог бы рассказать, но даже то немногое, что скажу, почти невероятно: он намного больше Гранады и куда лучше укреплен, а здания там такие же великолепные, и народу проживает куда больше, нежели было в Гранаде, когда ее покорили{146}, и он куда лучше обеспечен плодами земными — хлебом, птицей и дичью, речною рыбой и всяческими овощами, и все, что там едят, очень вкусно. В этом городе есть рынок, где каждый божий день собираются более тридцати тысяч человек, кто продает, кто покупает, и это не считая многих небольших рыночков, разбросанных по городу. На рынке этом есть все, чего пожелаешь, — и всякая снедь, и одежда, и обувь, какие там носят и изготовляют, а также золотые и серебряные украшения с самоцветами и украшения из перьев, и все содержится в образцовом порядке, как на самых известных рынках мира. Всевозможные гончарные изделия, очень красивые, не уступают лучшим испанским. Продаются в изобилии дрова и уголь, съедобные и лекарственные травы. Есть дома, где моют голову и бреют, как наши цирюльники, есть и бани. Наконец, надобно сказать, что там поддерживается строгий порядок, а люди ведут себя радушно и благопристойно, не сравнить со всем этим даже лучшее, что есть в Африке{147}.
В провинции оной много обширных, красивых долин, и все они хорошо возделаны и засеяны, так что места пустого не найдешь, по окружности же она насчитывает более девяноста лиг. Порядок, какой они установили и какого придерживаются в правлении, похож на то, как правят в Венеции и Генуе или Пизе, ибо тут нет одного господина над всеми{148}. У них много правителей, и все обитают в этом городе, а народ — это земледельцы и подданные сих владык, у каждого из коих есть собственное поместье, у одних побольше, у других поменьше, а ежели надо вести войну, все они объединяются и все вместе отдают приказы и распоряжения.
Надо полагать, что у них есть своего рода суды, дабы карать преступников, ибо когда один из здешних украл толику золота у нашего испанца и я об этом сказал тому самому Магискасину, главному их владыке, то они учинили следствие и, обнаружив вора в соседнем городе, называющимся Чурультекаль [124] , привели его оттуда под стражей и передали мне вместе с золотом, дабы я распорядился, как его покарать; я же, поблагодарив за усердие, с коим они взялись за дело, сказал, что, поскольку это случилось на их земле, пусть они сами накажут вора по своему обычаю, а я, мол, находясь на их земле, не желаю вмешиваться в их правосудие;
они меня поблагодарили, забрали вора и, оповещая народ о его преступлении, повели его на большой рынок и поставили там у помоста, вроде театрального, стоящего посреди оного рынка; затем на помост взошел глашатай и опять громогласно оповестил о содеянном преступлении; тогда народ вокруг принялся колотить вора дубинками по голове, пока он не был убит. И еще много индейцев мы видели в темницах, здешние говорят, что их держат там за кражи и другие злодеяния. По моему приказу наши люди обошли всю ту провинцию и насчитали там сто пятьдесят тысяч жителей вместе с другой небольшой провинцией, расположенной по соседству и называющейся Гуасинканго, где жители тоже не имеют единого господина, тем не менее и они наравне с тласкальтеками объявили себя подданными Вашего Величества.124
Чурультекаль — город Чолула.
Когда ж я, о всекатолический наш государь, еще стоял в лагере, ведя войну с жителями этой провинции, ко мне явились шестеро весьма знатных вельмож Моктесумы в сопровождении почти двухсот слуг и сказали, что пришли по велению оного Моктесумы сообщить мне, что он желает быть подданным Вашего Величества и моим другом и просит указать, какую дань желательно каждый год платить Вашему Величеству золотом, и серебром, и драгоценными камнями, а также рабами и хлопковыми тканями и прочим своим добром, и что все это он готов давать, только бы я не пришел в его землю; и причина такого его желания в том, что земля их весьма неплодородна и пропитания не хватает, и ему было бы огорчительно, кабы я и те, кто со мною придет, терпели нужду; через своих послов он прислал мне золота почти на тысячу песо и много всяческого платья из хлопка, какое они здесь носят. И послы эти были со мною во все время войны до ее конца и видели собственными глазами, на что способны испанцы, и как был заключен мир с жителями оной провинции, и как тамошние владыки и весь народ пожелали пойти на службу к Вашему Священному Величеству, что — как мне показалось, да послы этого и не скрывали, — было им не слишком приятно, ибо они многими путями и способами тщились меня восстановить против здешних, говоря, что те меня обманывают, и дружба, в коей меня уверяют, фальшивая, и делается это лишь с целью усыпить мою бдительность, дабы тем вернее совершить какое-либо предательство. Жители же оной провинции, в свой черед, меня упреждали и неоднократно предостерегали, чтобы я не доверял послам Моктесумы, ибо они вероломны и постоянно прибегают к предательству и хитростям, чем сумели подчинить все окрестные земли, и об этом, мол, они меня предупреждают как искренние мои друзья и как люди, уже много лет знающие повадки слуг Моктесумы. Глядя на их раздоры и несогласия, я немало радовался, ибо полагал, что мне это как нельзя более на руку и что таким путем они быстрее будут покорены, я только повторял про себя известное присловье «разделяй и властвуй» и так далее, и даже вспомнил евангельское изречение, гласящее: «Omne regnum in se ipsum divisum dissolivatur» [125] , и вел с одними и с другими свою игру и каждого тайно благодарил за предупреждение и уверял, что питаю к нему более дружеские чувства, нежели к другому.
125
Всякое государство, страдающее от раздоров, разрушается (лат.).
Когда я пробыл в том городе уже больше двадцати дней, почтенные послы Моктесумы, неотступно находившиеся при мне, стали убеждать меня пойти в город, отстоящий от Тласкальтеки в шести лигах и называющийся Чурультекаль, говоря, что жители оного города — друзья их повелителя Моктесумы, и там, мол, мы узнаем волю Моктесумы — желает ли он, чтобы я пришел в его землю, — и тогда кто-либо из них пойдет с ним переговорить и сообщить то, что я им сказал, а потом воротится с ответом; и хотя здешние и так знали, что при мне находятся послы Моктесумы и ведут со мною переговоры, я оповестил их, что ухожу, и назначил день, когда это произойдет.
И когда жители провинции Тласкальтека узнали, о чем договорились со мною послы Моктесумы и что я согласился пойти с ними в оный город, старейшины явились ко мне в великом огорчении и стали просить, чтобы я ни в коем случае туда не уходил, — против меня, мол, замышлено предательство, дабы в городе убить меня и моих солдат, для чего Моктесумой уже послано войско из его земли, часть коей соседствует с оным городом, и воинов в том войске не менее пятидесяти тысяч, и, как стало известно, стоят они наготове в двух лигах от города, кроме того, большая дорога, по которой обычно все ходят, перегорожена, а вместо нее проложена другая со многими ямами и прикрытыми землею заостренными кольями, чтобы наши лошади калечились и падали, и в городе оном на многих улицах поставлены глиняные ограды, а на кровлях домов припасены кучи камней, чтобы, как только мы войдем в город, наверняка захватить нас в плен и сделать с нами все, что им будет угодно, и коль я желаю убедиться, что они говорят чистую правду, то стоило бы мне подумать, почему это старейшины оного города ни разу не пришли ко мне, чтобы встретиться и побеседовать, хотя живут они так близко, меж тем как из Гуасинканго, который куда дальше, послы приходили; и ежели я пошлю пригласить их, то увижу, что они не пожелают прийти. Я поблагодарил за предупреждение и попросил назначить нескольких знатных индейцев, чтобы они отправились с приглашением от моего имени; таковых мне дали, и я поручил им попросить старейшин Чурультекаля прийти ко мне, — я, мол, хочу сообщить им кое-что от имени Вашего Величества и объяснить причину моего появления на их земле.
Посланцы отправились, передали мое приглашение старейшинам оного города и, возвратясь, привели оттуда двух-трех человек, особ не слишком важных, которые сказали, что пришли по поручению своих старейшин, а те, мол, прийти не могут по причине болезни и просят меня передать им все, что я пожелаю. Тогда жители Тласкальтеки сказали мне, что все это обман и что явились послами люди невысокого звания и мне не следует ни за что соглашаться туда идти, пока не явятся ко мне старейшины города. Итак, в беседе с посланцами я сказал, что послание столь великого государя, как Ваше Священное Величество, не может быть передано людям незнатным, вроде них, и даже их повелители не вполне достойны его выслушать, а посему я требую, чтобы не позже как через три дня ко мне явились сами старейшины, дабы изъявить покорность Вашему Величеству и признать себя вашими подданными; и еще я предупредил, что, ежели в назначенный срок они не появятся, я выступлю в поход против них, и уничтожу их, и буду с ними поступать как с бунтовщиками, не желающими подчиниться власти Вашего Величества. И в подтверждение послал им приказ, подписанный моим именем и именем нашего писца, с длинным перечнем достоинств Вашего Священного Величества и описанием моего прибытия сюда, где было сказано, что все здешние края и другие гораздо более обширные земли и владения принадлежит Вашему Величеству и что те, кто пожелают стать вашими подданными, будут в почете и милости и, напротив, те, кто станет бунтовать, будут наказаны согласно велениям правосудия.